В прошлых частях материала о Судебной реформе 1864 г. мы рассмотрели содержание реформы и одно из самых любопытных ее нововведений – институт адвокатуры. Как я уже говорил, Судебная реформа, хоть и стала, пожалуй, самым успешным и последовательным преобразованием времен правления Александра Второго, однако некоторые ее последствия оказались крайне неожиданными как для авторов реформы, так и для всего русского общества.
Сегодня мы поговорим о судебном процессе, который ярко подсветил ряд недостатков Судебной реформы и в целом оказал колоссальное влияние на жизнь поздней Российской империи – о деле Веры Засулич.
Действующие лица
Для того, чтобы разобраться в этом поистине судьбоносном деле, сперва следует понять кем же были его главные действующие лица.
С одной стороны ринга – Вера Засулич, 29 лет. Дочь бедного дворянина польского происхождения, умершего, когда девочке было всего 3 года. После смерти родителя девочка переходила из рук одних своих родственников в другие и, окончив недорогой пансион, уже в 17 лет попала в «плохую компанию» - оказалась замешанной в работе организации «Народная расправа», возглавляемой Сергеем Нечаевым (тем самым, который вдохновит Достоевского на написание романа «Бесы»). Хотя она и не была значимым членом организации, влетело ей «по полной программе». Засулич провела два года под следствием в заключении в Литовском замке и, а затем без суда и следствия была выслана, правда не в Сибирь, а в глубинку в европейской части России. Затем последовали новые ссылки: Засулич успела пожить в Новгородской и Костромской губерниях, в Твери, Харькове и Киеве (где поучаствовала в крестьянских волнениях), пока в конце 1870-ых нелегально не вернулась в Санкт-Петербург, где с ней и приключилась интересующая нас история. В столице Вера оказалась на подпольном положении, вошла в общество "Земля и воля" и начала работать в нелегальной «Вольной русской типографии».
В другом углу ринга – Федор Федорович Трепов, 65 лет, генерал-адъютант, отличился в ходе подавления Польских восстаний 1830-1831 и 1863-1864 гг. На момент покушения занимал должность градоначальника и начальника полиции города Петербурга. За время работы Трепову удалось навести порядок в городе и значительно повысить эффективность работы полиции. Также в городе была проведена однодневная перепись населения, проложены линии водопровода, открыт Александровский сад возле Адмиралтейства, установлены памятники Пушкину и Екатерине Второй, запущены железнопрокатный, проволочный, вагоностроительный и бумагопрядильные заводы. Несмотря на это, Трепов популярностью среди либеральной и освободительной общественности не пользовался и имел образ эдакого старого царского служаки.
Фабула дела
6 декабря 1876 г. в Петербурге на площади перед Казанским собором прошла манифестация под лозунгом «Земля и воля!». Основу из примерно 200 манифестантов составила учащаяся молодежь, на митинге выступил с речью народнического содержания Г.В. Плеханов. Полиция и патриотическая общественность эту выходку не оценили и разогнали собрание, многие участники попали под арест. Одним из арестованных оказался участник народнического движения, бывший студент Архип Петрович Емельянов (псевдоним – Алексей Степанович Боголюбов), который, что называется, мимо крокодил, однако имел при себе револьвер (якобы по причине того, что шел с тренировки по стрельбе), который попытался использовать при задержании. Приговор особого присутствия Сената (суд, занимавшийся рассмотрением государственных преступлений) был суров: 5 заключенных получили длительные сроки каторги и ссылок. Боголюбов получил 15 лет каторги. Его адвокат оспорил данное решение в кассационном порядке, а пока ответ не был получен, народник находился под стражей в доме предварительного заключения на Шпалерной улице.
Летом 1877 г. в Дом предварительного заключения приехал Трепов. В момент приезда градоначальника Боголюбов прогуливался во внутреннем дворе тюрьмы. Арестант и чиновник встретились, Боголюбов тому поклонился, снял шапку, мужчины перекинулись парой слов и разошлись. Обходя двор вторично, Трепов снова поравнялся с Боголюбовым, но тот не стал во второй раз снимать шапку. Чем-то раздосадованный до этого Трепов подскочил к арестанту и с криком «шапку долой!» - сбил ее у него с головы. Боголюбов оторопел, арестанты, наблюдавшие за сценой, подняли крик, стали протестовать. Трепов же решил, что арестанта за дерзость следует наказать, однако поняв, что в юриспруденции он не разбирается, решил проконсультироваться с министром юстиции графом К.И. Паленом. Лишь вернувшись от того с положительным ответом, приказал высечь Боголюбова розгами. Арестанты дошли до крайней степени нервного возбуждения, однако полноценных бунтов не последовало. Как и следовало ожидать, новость о наказании просочилась в прессу, из которой об этом и узнала Вера Засулич.
Вести о наказании Боголюбова застали Засулич в Киеве. С того момента идея мести за произвол полностью овладела ей. Нелегально вернувшись в столицу, Засулич первым делом купила небольшой, но убойный револьвер системы «бульдог». Группа народовольцев, в которую входила Засулич, бросила жребий на спичках и право стрелять в Трепова выпало Вере. 5 февраля 1878 г., спустя полгода с инцидента в доме предварительного заключения, она пришла на прием к градоначальнику под чужим именем, передала прошение и, когда Трепов уже отошел от нее к другим просителям, произвела выстрел в генерал-адъютанта, нанеся тому тяжелое ранение. По одной версии, Засулич пыталась произвести еще один выстрел, но не смогла из-за накинувшихся на нее охранников, по другой – она сразу бросила револьвер и сдалась схватившей ее охране.
Следствие и подготовка к процессу
Следствие по делу Засулич было стремительным, поскольку факт преступления был налицо и никем не отрицался, доказательства найти также не составило труда (впрочем, следствие несколько оплошало, не допросив в достаточной мере свидетелей из семьи и окружения Засулич, что позднее негативно скажется на судебном процессе). Несмотря на это, следствие и сторона обвинения допустила ряд критических ошибок, которые впоследствии повлияют на финальное решение по рассматриваемому нами делу.
В первую очередь, министру юстиции графу К.И. Палену пришла в голову светлая мысль квалифицировать деяние Засулич не как государственное преступление (и, следовательно, передать дело на рассмотрение особого присутствия Сената), а как обычное покушение на убийство и вывести его на открытый процесс в суде присяжных. Предполагалось, что признание Засулич виновной судом присяжных, т.е. судом народным (к тому же традиционно негативно настроенным по отношению к убийцам), нанесет серьезный удар по репутации народников и либералов в обществе. Как вы понимаете, вышло все совсем иначе.
Во-вторых, с точки зрения поставленной задачи вопросы вызывала и фигура председательствующего судьи – выдающегося российского юриста А.Ф. Кони. Вопреки расхожему убеждению, несмотря на свои скорее леволиберальные политические взгляды, он не питал особых симпатий к фигуре Засулич и тем более к ее поступку. Более того, Кони был судьей справедливым и твердо придерживался идей независимости суда, поэтому не поддавался давлению графа Палена, который сначала просил Кони гарантировать устраивающий его вердикт присяжных, а затем пытался убедить того допустить какую-нибудь процессуальную ошибку, чтобы в случае чего был повод для кассационного обжалования приговора. Более того, Кони предлагал Палену перенести процесс на летнее время, когда страсти по Трепову немного улягутся, но министр юстиции к советам судьи не прислушался.
В-третьих, абсолютно неудачной оказалась и фигура обвинителя. Дело вызвало невероятный общественный резонанс и выступать на стороне «кровавого режима» и «царского сатрапа» Трепова мало кто захотел. Один за другим от этой роли отказались два товарища прокурора окружного суда. Причины для отказа у обоих были весьма любопытные. Владимир Иванович Жуковский, «умный, образованный и талантливый Мефистофель петербургской прокуратуры», по характеристике А. Ф. Кони, заявил, что его участие в этом откровенно политическом деле может неблагоприятно сказаться на его брате, политэмигранте, живущем в Женеве (да, именно так и сказал. Впрочем, в те травоядные времена это не считалось чем-то странным). Другой товарищ прокурора, Сергей Аркадьевич Андреевский, в качестве условия своего участия в процессе потребовал разрешения критически отзываться о поступке Трепова, на что Пален категорически не согласился. Оба юриста после этого ушли в адвокатуру. По остаточному принципу выбор пал на Константина Ивановича Кесселя, прокурора, который не был ни сильным юристом, ни ярким оратором. Противостоял ему адвокат Петр Акимович Александров, бывший прокурор, лишь недавно перешедший «в другой лагерь»
Судебный процесс
Процесс по делу Засулич начался с вопиющей (и не последней) оплошности Кесселя. Тот, чтобы произвести на присяжных и суд впечатление прокурора, уверенного в своей победе, отказался от права формировать коллегию присяжных. Александров же, воспользовавшись таким неожиданным подарком от оппонента, безукоризненно выбрал себе необходимый состав коллегии присяжных: были отведены 11 человек, все – традиционно консервативно настроенные купцы и высшие чиновники. В итоге, в жюри вошли семь мелких и средних чиновников 7–12-го классов, помощник смотрителя духовного училища, ювелир, студент, мелкопоместный дворянин и всего один купец – как видите, либерально настроенные слои общества в этом составе явно преобладали.
31 марта 1878 г. открылось заседание Петербургского окружного суда по делу Веры Засулич. Когда председатель спросил подсудимую, признает ли она себя виновной, та ответила:
«Я признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем могла ли последовать от этого рана или смерть, для меня было безразлично»
Затем с речью выступил обвинитель К.И. Кессель. В целом, его выступление современниками оценивалось, как во всех отношениях неудачное: громоздкое, неэмоциональное, переполненное повторами, зачитанное с листка. В нем, прокурор призывал рассматривать дело без учета общественной шумихи вокруг него. Затем, он перешел к доказательству того, что подсудимая, вопреки ее собственным утверждениям, все же стремилась убить Трепова. В качестве доказательств этого утверждения Кессель привел факт убойности выбранного Засулич оружия и ее акушерское образование и, следовательно, отличное знание анатомии. По мнению обвинения, именно поэтому Засулич стреляла в левый бок и лишь по счастливой случайности рана оказалась не смертельной. Предвидя возражение защитника, что у Засулич была возможность стрелять прямо в сердце, Кессель предположил, что она не сделала этого из опасения, что Трепов успел бы в этом случае среагировать. Еще одной тактической ошибкой обвинителя стало то, что он отказался от анализа мотивов Засулич, лишь рассудив, что никакие мотивы не могут оправдать подобных действий. Безнравственность и общественная опасность поступка девушки заключалась в том, что она, по словам Кесселя, присвоила «своим взглядам те последствия, которые имеет только судебный приговор», т.е., выражаясь человеческим языком, решила сама вершить правосудие.
После этого с речью, позже вошедшей в золотой фонд судебной риторики, выступил адвокат Александров. Основная линия защиты пролегала в плоскости глубокого анализа мотивов поступка Засулич. Если Кессель настаивал не только на противозаконном, но и на безнравственном характере деяния подсудимой, то Александров парировал так:
«Характерные особенности нравственной стороны государственных преступлений не могут не обращать на себя внимания. Физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление нередко – только разновременно высказанное учение преждевременного преобразования, проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время»
Александров уделил много внимания подробной реконструкции процесса нарастания в сознании Засулич чувства огромной несправедливости, совершенной в отношении пусть и незнакомого человека, но все же ее товарища по несчастью. В изложении адвоката действия его подзащитной приобретают черты не мести, а акта высокой справедливости, заменившей собой молчащее формальное правосудие. В финале своего выступления Александров поставил жюри перед дилеммой: теперь для них признание Засулич виновной будет означать оправдание поступка Трепова. Речь была не идеальна с точки зрения логики, но присяжные, увлеченные сознанием значительности происходящего, эмоциональным состоянием зала и трогательным видом подсудимой, испытывающие понятную неприязнь к Трепову и отнюдь не вдохновленные аргументами Кесселя, были на его стороне.
После прозвучало установленное законом напутственное слово председательствующего судьи присяжным заседателям. Резюме Кони по делу Засулич может быть отнесено к выдающимся образцам жанра с точки зрения доступности, логичности и последовательности изложения. Однако в самом конце своего выступления Анатолий Федорович произнес слова, похоже оказавшие значительное влияние на принятое присяжными решение:
«Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич. Быть может, ее скорбная, скитальческая молодость объяснит нам ту накопившуюся в ней горечь, которая сделала ее менее спокойною, более впечатлительною и более болезненною по отношению к окружающей жизни, и вы найдете основания для снисхождения»
Присяжные признали Веру Засулич невиновной. Чтобы понять какой был эффект от этих слов в самом зале, обратимся к воспоминаниям А.Ф. Кони:
«Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыва звуков, покрывших голос старшины, ни того движения, которое, как электрический толчок, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: «Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!» – все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали… Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера, Г. А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но, едва я отвернулся, снова принялся хлопать…»
Итоги и последствия
Вынесенный приговор имел эффект разорвавшейся бомбы в русском и зарубежном обществе тех лет, а все его участники мгновенно стали знаменитостями. Разумеется это решение суда было опротестовано, однако Вера Засулич, понимая, что государство все равно не простит ей покушения на жизнь столь высокопоставленного сановника, выехала за границу и еще долго на Родину не возвращалась. В эмиграции она продолжит заниматься революционной деятельностью, однако вскоре осудит террористические методы борьбы. Адвокат Петр Александров станет известен на всю Россию, а его речь в защиту Веры Засулич будет переведена на многие языки. Председательствующий судья А.Ф. Кони попадет в опалу – уже вскоре его, видного специалиста по уголовному праву, переведут в гражданский департамент судебной палаты. Граф Пален будет уволен со своего поста за небрежное ведение дела Веры Засулич. Сам процесс станет катализатором пересмотра некоторых положений судебной реформы и, в частности, сокращения перечня дел, которые должны были рассматриваться в суде присяжных.
Каковы же были более общие последствия данного решения? На мой скромный взгляд, решение суда присяжных по данному делу, вряд ли возможное в странах, откуда данный институт был заимствован, по сути развязало руки многочисленным террористам, действовавшим в России в те годы. Ведь, задумайтесь сами: суд своим решением буквально призвал людей «вершить справедливость» в отношении высших государственных чиновников, когда «формальное правосудие молчит». Как вы понимаете, понятия «молчащее правосудие» и «справедливость» крайне субъективны и могут быть развернуты в любую сторону в зависимости от политических взглядов. Нетрудно догадаться, что вскоре волна политического террора накрыла Россию и уже совсем скоро вылилась в убийство самого императора-освободителя, человека, даровавшего России самый прогрессивный и справедливый суд. К сожалению, прогрессивная общественность России не сделала никаких выводов из этих мрачных предзнаменований и с утроенной силой продолжила ждать и всеми силами приближать революцию. Что было дальше мы все очень хорошо знаем.
Вместо эпилога, я бы хотел привести цитату героя романа Ф.М. Достоевского «Бесы» П.С. Верховенского, написанную как будто о процессе Веры Засулич (пусть и на несколько лет раньше):
«Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв […] уже наш. […] Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. […] Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал — свирепствовал тезис Littré, что преступление есть помешательство; приезжаю — и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест»
Подписывайтесь на канал "Россия в контексте" и следите за нами в Телеграме - там еще больше интересных материалов.