Радостная звонница неслась над Москвой, возвещая рождение первенца у князя Московского. Долгожданного сына принесла Евдокия мужу, да радость ее была омрачена тем, что слаб оказался младенчик. Тихо попискивал он в колыбели, поставленной рядом с постелью Евдокии. Ее взгляд не отрывался от красного личика, чуткое материнское ухо ловило каждый вздох.
-Поспала бы, душа моя! - уговаривал ее Дмитрий, видя как тревога съедает любимую изнутри.
-Что же это? Отчего так слаб наш сыночек? - вопрошала Евдокия со слезами.
Едва младенца омыли, как позвали митрополита Алексия. Поднятый с постели среди ночи, уже отягощенный годами, Алексий прибыл на зов княжеский, тут же крестил младенца. Именем Даниил нарекли первенца молодые родители. Алексий, видя великую печаль княгини, прошептал:
-Ты чего, матушка, в уныние впала? Сам инок Сергий тебе дитя напророчил, а через него Господь вещает! Ты ему весть пошли, да пригласи благословить дитяти!
Евдокия совет сей приняла с благодарностью, прослезилась отеческой доброте митрополита.
А по утру зазвонили колокола по всей Москве. Младенец Даниил, поевши материнского молока, уснул. Не мешал ему звон. Забылась недолгим сном и Евдокия.
Князь Дмитрий, меж тем, держал совет с боярами да воеводами. Ордынский хан Мамай, отдал ярлык на княжение градом Владимиром, отошедшим под руку Дмитрия в качестве приданого Евдокии, тверскому князю Михаилу. Не мог такого стерпеть князь - так завтра и на Москву кого другого пришлет княжить Мамай! Да срамно было перед женой и тестем, если не убережет то, что принадлежит ему по праву.
Тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов, да сын его Микула, стали на сторону князя, а вот боярство нерешительно мялось. В стремлении сохранить свои богатства, боясь разору, что способны были учинить ордынцы, коли пойти поперек их воле, они предпочитали отсиживаться в своих богатых хоромах, проводя время в молитвах, дабы уберег их Господь от разорения.
Горячился молодой князь, видя как жмутся бояре. Не сдержался, стукнул кулаком по столу:
-Не дозволю бесчинству вершиться! -рявкнул он, пресекая нестройный гул голосов, пытавшихся друг другу что-то доказать. - Собирай, Василий Васильевич рать!
Вельяминов улыбнулся довольно, гордый за своего воспитанника. Подскочил и Микула.
-Погоним чужого из Владимира! - крикнул он. Его поддержали радостные голоса воевод.
Бояре приумолкли, насупились. Война для них означала лишь лишние траты! Одною казною княжеской в таком деле не обойтись, раскошелиться придется, да людей своих в ратники направить!
Бояр сломил Дмитрий, а вот как сказать только что разрешившейся от бремени Евдокии, что ждет его путь дорога, в конце которой неизвестность - победа или жестокое поражение...
-Ты, Микула Василич, отпусти женку свою с дитятками пожить в княжеском терему, пока в походе будем! Тягостно мне Евдокию Дмитриевну в одиночестве оставлять! - попросил Дмитрий младшего Вельяминова перед дорогой.
В день отъезда привез Микула жену и детей к Евдокии, как уговорились. Мария Дмитриевна, взяв дочь на руки, прошествовала на женскую половину терема. Маленький Сергий поковылял за нею. У Микулы, при виде такого, как обычно заныло сердце. Не принимала жена мальчонку, как ни старался он! Сам же Микула всем сердцем прикипел к ребенку. Рос мальчонка спокойным, безобидным, вроде даже блаженным немного, а отличие от бойкой сестрицы, Василисы. Девчушка, чувствовавшая свое превосходство над братом при попустительстве матери, вовсю пользовалась тем, что ей все дозволено. Сколько раз видел Микула, как дочь больно дергает Сергия за ухо или отбирает, даденый бабкой леденец. Мария Дмитриевна на такие выходки дочери смотрела сквозь пальцы. Бить Сергия - не била, но ласкового слова малец не слышал от мачехи. А меж тем, пророчество инока Сергия сбывалась - не намечалось у Вельяминовых больше детушек!
Завидев сестру с детками, Евдокия обрадовалась. С сестрой поговорить можно, а дети! Так ведь всегда от них одна только радость!
Она заметила Сергия, стоявшего у дверей и не решавшегося подойти ближе, поманила. Мария сердито обернулась к ребенку, сдвинула брови.
-Поскорей бы годки подошли - определил бы его Микула к дядьке! Сил нет глядеть на него! - в сердцах произнесла она.
-Да что ты, Машенька!? Чем дитя пред тобой провинилось? - воскликнула Евдокия. Она и раньше замечала, что сестра мальчиком тяготится, но открытое недовольство от нее услыхала в первый раз.
Мария понизила голос, приблизила уста почти к самому уху Евдокии, зашептала:
-Хоть не говорит Микула, а чую - нагулянный он! Ты вглядись-ка, ведь и ликом на Микулу похож!
То была правда. Глаза у мальчишки были точь в точь Микулины. Обрамленные длинными, пушистыми ресницами, серые, как снеговые тучи. Те же прижатые к черепу уши, полноватые губы.
-А коли так, то тем более полюбить его надобно! - воскликнула Евдокия, - Он же Василисе кровный брат!
-Не могу, Дуняша! Не лежит сердечко! Ведь как подумаю, что зазноба была у Микулы, да еще и сына родила ему, так воротит душу злоба!
Евдокия задумалась: появись теперь у Дмитрия дитятко, рожденное другой женщиной, смогла бы она полюбить его, как свое дитя? Она глянула на спящего в колыбели сына и не смогла дать ответ.
Отшельник Сергий на зов Евдокии ответил отказом. "Окрепнет дитятко, так сама княгиня и приезжай! Места наши целебные, и тебе и княжичу польза будет!"
Однако и такой отказ порадовал княгиню. Значит Сергий знает, что малыш ее достаточно крепок, чтобы одолеть путь! Значит верит, что будет расти он на радости матери и отцу! Даниил и правда с каждым днем креп, рос, набирался сил. Стал ровнее дышать и крепче спать, с силой тянул материнскую грудь. Наотрез отказалась Евдокия от кормилицы, не допускала близко нянек. Тем приходилось довольствоваться детьми Марии.
В эти дни вся Москва молилась о благополучном возвращении князя Дмитрия и его войска. Михаил Тверской, завладев ярлыком на Владимирское княжение, направлялся в новые свои земли. В пути его сопровождал посланник хана Мамая, узкоглазый и желтолицый татар, с кольцом в ухе. На нем был дорогой халат и к князю Михаилу он обращался высокомерно снисходительно, словно делал одолжение. Хан послал его осмотреть новые владения тверского князя, дабы назначить справедливую дань. Без препятствий пересекли они рязанские земли, но только подступили к Владимирским вотчинам, как увидели войско Дмитрия Московского.
Оставив ратников за плечами, князья сошлись в чистом поле, чтобы держать разговор. Посланник хана Мамая отправился вместе с Михаилом, не желая пускать на самотек, столь важные переговоры. С Дмитрием был только Микула Вельяминов.
-Зачем приступил нам путь, войско поставил? - спросил Мамаев посланник у Дмитрия по-русски, но с сильным акцентом.
-А почто на мое позарился? - спросил Дмитрий, глядя на князя Михаила.
Чувствуя за собой поддержку орды, Михаил держал голову высоко, не смутился.
-Хан Мамай дозволение дал! - ответил он и осклабился, обнажив полусгнившие зубы.- Вот ярлык на княжение! - потряс он висящим на груди свитком.
-Видно хан Мамай не ведал, что городище Владимир с земельками - жены моей приданное! - обращался Дмитрий больше к ханскому посланнику, нежели к князю Михаилу, - Разве ж хан у женщин отбирает добро?
Ханский посланник нахмурился. Когда князь Михаил просил у Мамая ярлык на Владимир, ни словом не обмолвился о том, что земли те за княгиней Евдокией оставлены. С его слов выходило, что земля та кочует от князя к князю и нет в ней порядка. Обещал Михаил направлять с Владимирских земель щедрую дань. Князь Михаил побагровел лицом, задышал тяжело.
-Ярлык мой! Уйди с дороги!
Но Дмитрий снова на него и не взглянул, снова обратился к ханскому посланнику.
-Князя тверского Михаила во Владимир не пущу! Для тебя, посла, путь открыт!
Долго тянулось молчание после его слов. Обе стороны были готовы к бою, но решающее слово было за ханским послом. Он размышлял что-то, прикидывал в уме. Наконец забрал ярлык у Михаила тверского и со своими людьми отбыл обратно в степь, к Мамаю.
Без ордынской поддержки, князь Михаил, растерял всю свою браваду, стушевался. Уговорился с Дмитрием пройти краем московских земель к Твери. Отстоял Дмитрий Иванович Владимир без боя! Поспешил обратно, к жене и сыну.
