Лежала Ульяна на кровати в маленькой светлой комнатке, смотрела на окно, где наконец-то после месяца осенне-зимнего полумрака вдруг блеснуло солнышко, залив всё ярким светом, смотрела на свои бегонии на подоконнике… И не было особо никаких мыслей в голове этой 85-летней женщины, сражённой болезнью. Не потому, что она «выжила из ума», нет, судьба миловала, и адекватное восприятие действительности не покидало Ульяну, просто не было больше сил ни о чём думать (ведь думать – это тоже очень даже большой труд в любом возрасте).
Ульяна знала, что дни её жизни подошли к концу, не победить ей уже этот грипп, да и сколько можно-то жить? Совесть тоже иметь надо… Всё это прекрасно Ульяна понимала и осознавала, в принципе, она и готова уже была, не сопротивлялась. Вот только это, вдруг разорвавшее тучи, декабрьское солнце внесло некоторое беспокойство в её отрешённое состояние. Ульяне казалось, что что-то она не закончила, не завершила… хотя что ещё можно было не завершить в 85 лет?
Температура опять поползла вверх и Ульяна провалилась в забытьё.
***
Ульяна родилась в 1915 году, в крестьянской семье, она была пятым ребёнком. Мамку свою Ульяна практически не помнила, умерла мамка, когда Уле было пять лет. Её образ давно расплылся в памяти, оставив только какую-то тихую бесконечную радость и тепло в душе. «Улечка-цибулечка» (цибуля – это лук) говорила её мама, когда Ульяна плакала, а батя усмехался в усы, гладил по голове, называя просто «Цибуль-буль».
Батя женился во второй раз не потому, что нашёл женщину по душе, а потому, что пятерым детям нужна была хоть какая-то мать и хозяйка в доме. Мачеха была намного моложе бати, и родили они ещё пятерых детей. Именно Ульяна и стала для них нянькой. Старшую сестру к тому времени замуж выдали, а старшие братья, как-то разбрелись по свету, навсегда покинув родительский дом, где были уже как бы и не к месту при новой жене отца.
Всё образование Ульяны составило два класса, а потом батя сказал: «Читать, писать, считать научилась и будет с тебя, матери надо помогать».
Бате Ульяна не перечила, она вообще никому не перечила, тихая была и работящая.
- Цибуль-буль, - слышит Ульяна голос бати. И, позабыв обо всём на свете, она бежит на этот зов с замиранием сердца со всех ног: батя зовёт! А он её вожжами, вожжами за то, что Мишку, самого младшенького, не доглядела, обварился Мишка кипятком из казана с картохой, сильно кушать хотел. Тяжело тогда жили, голодно.
- Батя, прости, живой Мишка, живой! Я сразу его к Василь Себастьяновичу понесла, он помазал руку, сказал тряпицей чистой замотать, сказал, что всё хорошо будет. Я свою картоху Мише отдала, съел и заснул.
Батя в сердцах кидает об землю вожжи и идёт в хату. Она перепуганная забирается на чердак, прячется в сене, а живот аж к спине прилипает, кушать хочется, но теперь до утра терпеть надо.
- Цибуль-буль, Цибуль-буль, ты тут? – показывается голова отца на чердаке.
- Тут, батя, - еле слышно шепчет Ульяна.
- На, вот картоху…
- Спасибо, батя!
А потом батя помер… И жизнь Ульяны с мачехой совсем уж стала чёрной и беспросветной…
***
Солнечный свет медленно перемещался по комнате, вот он достиг и кровати Ульяны, осветив сморщенное, как печёное яблоко, лицо.
- Цибуль-буль, Цибуль-буль, - явно различает Ульяна голос отца.
- Батя зовёт! – радостью отзывается затуманенное сознание старушки. - Батя, батя, я тут, - бежит Ульяна со всех ног.
Батя стоит и улыбается, ждёт.
- Бабуня, бабуня, - врывается в сознание какой-то знакомый голос, - бабуня, проснись, бабуня, - слышатся в этом голосе слёзы.
- Цибуль-буль, - удаляется голос бати, его силуэт дрожит, медленно растворяясь в воздухе.
- Батя, подожди! – в отчаянии кричит Ульяна, но не слышит своего голоса.
- Бабуня, бабуня, - уже плачет другой голос.
Плачет… значит, человеку плохо, утешить надо, помочь… Ульяна открывает глаза: Танечка – жена её внука Сергея.
- Танечка, детка, ты чего плачешь?
- Испугалась, бужу тебя, бужу, а ты не просыпаешься… горячая вся… Выпей таблетку от температуры.
Ульяна с трудом выпила.
- Вот, бульончик только что сварила, давай попьём.
- Не хочу, Танечка, спасибо, детка, ничего я уже не хочу.
- Бабуня, Серёжа очень расстроится, ругать меня будет, ну, хоть пару ложечек… Он звонил, спрашивал… А ещё сказал, что лекарства очень хорошие для тебя достал, вылечат обязательно…
Татьяна всё говорила и говорила, не забывая подносить ложку с бульоном к губам старушки.
***
Ульяна не была красавицей, кавалеры на неё не заглядывались. Поэтому, когда тётка Аксинья, очень своенравная и вспыльчивая, из-за чего все девки в селе, как от чумы, шарахались от её единственного сына, парня красивого, доброго, грамотного, подошла к Ульяне на колхозном поле и сказала:
- Уляшка, а пойдёшь за моего Ваську замуж, не побоишься со мной жить?
Ульяна потупила взор и тихо ответила:
- Пойду, коль возьмёте… - а про себя подумала: «Что огонь, что полымья… так тут хоть муж будет… А Вася – он хороший, добрый… всё равно никто за него не пойдёт из-за матери бешеной его…»
Тётка Аксинья тут же заслала сватов, и Ульяна с радостью была сбагрена мачехой со двора.
Многие тогда односельчане качали головами, сочувствуя Ульяне, а только не знали они, хоть какой вздорной, властной и вредной бы не была Аксинья, но как только округлился животик у Ульяны, свекровь мигом переменилась.
- Куда попёрлась! – Орала она своим сиплым, сорванным голосом, вырывая из рук Ульяны тяпку.
- Так, маманя, бурьяны уж скоро в картохе заколосятся, Вы ж не полете…
- Васька с работы придёт, пополет! Ты вон иди, перья из подушек поперебирай да расклади, чтоб сохли, повымачивала я их, энти подушки… Дитё родится, а у меня подушки всё этим аспидом воняют… Тьху, чтоб его черти там днём и ночью мордовали…
Слыхала Ульяна от людей о горькой судьбе Аксиньи. Её 16-летнюю девчонку облюбовал богатый 60-летний старик. Просватали Аксинью родители за богатство то, она бежала, догнали, забили до полусмерти, тогда и голосовые связки сорвались навсегда от крика, а до этого первой певуньей была Аксинья на селе. А как сын её, Василий, родился, ненавистный муж и представился… Ходили слухи по селу, что Аксинья его отравила, но не те времена были, экспертиз не было, а муженёк-то, как не крути, старый.
Чтоб там не говорили люди об Аксиньи, а Ульяна, когда родила сына, так и совсем свекровь бояться перестала. Вздорная она, конечно, была и характер – ох, не приведи господи, но вырвет глаза любому, кто про её семью слово плохое скажет. И знала Ульяна, что если и не за мужем, слишком добрым человеком, то за свекровью она уж точно была как за каменной стеной.
И с Василием всё хорошо у них сложилось. Хоть и не было изначально между молодыми любви, а потом, как женились, да узнали друг друга получше, ох, и вспыхнула эта самая любовь!!!
Да, только совсем не долго она пылала, озаряя счастьем душу Ульяны. Два годика ещё их сыночку, Гришеньке, не исполнилось, как началась война.
- Прощайте, маманя! Прощай, жена моя, Уляша! – Тихо говорил Василий, обнимая своих любимых женщин на прощанье, а потом не выдержал, схватил Гришу на руки, прижал к себе и заголосил, как баба. – Шурунчик, Шурунчик, мой родной (так он сына ласково звал за шустрость), не увижу тебя больше!
А потом пришли немцы… И если бы не свекровь, не известно выжила б Ульяна тогда с дитём малым… А как село освободили и погнали фашистов прочь с родных границ, бумага пришла, что стала для Ульяны страшнее оккупации, написано там было, что муж её любимый пропал без вести в 1943 году в боях под…
Свекровь как-то сразу в старуху превратилась, а она, Ульяна, уговаривала:
- Маманя, без вести – это ведь не обязательно погиб, может, раненый он, лежит в госпитале без памяти…
- Нет, Уляшка, нет его больше на этом свете… Я ещё, в 41-м, когда прощались, знала, что не увидим мы больше Васеньку… и он знал… помнишь, как с Гришей прощался…
Но Ульяна продолжала ждать все эти годы, без вести – это ведь не обязательно погиб…
***
Таблетка от температуры начала действовать. Укрытая двумя одеялами Ульяна сначала наконец-то согрелась, а потом ей стало жарко.
Она идёт, спешит по родному селу с фермы домой, а солнце уже нещадно палит, так палит, что хорошего урожая, скорее всего, в этом году не будет. Платье уже всё мокрое от пота, и пить очень хочется. На улице никого, только куры лениво гребутся в пыли у дворов. Вдруг, в том месте, где улица делает плавный поворот, показался человек.
«Кто такой, и не признать сразу», - Ульяна приложила руку козырьком ко лбу, закрывая глаза от яркого солнца. – «Батюшки, да это же Вася! Вернулся! Вот зря маманя не верила: сгинул-сгинул… А он вот, идёт по их улице, улыбается, руки протягивает».
- Вася! – Отчаянно кричит Ульяна и хочет броситься навстречу, но ноги вдруг стали такими тяжёлыми, едва от земли отрываются…
- Ба-бу-ба-бу-ня, ня-ня, ба-бу-бу-ня! – Откуда-то издалека пробивается в сознание Ульяны детский голосок.
Ульяна сердится: это же он, этот детский голос, обвил чугунными гирями ноги, а Вася остановился, не идёт дальше…
- Ба-ба-бу-ня-ня! – Дёргает маленькой ладошкой одеяло двухлетняя Алёнка на своей прабабке. Её голосок становится всё громче, всё настойчивей. Улица родного села постепенно исчезает вместе с Васей.
- Лёнушка, - выдыхает Ульяна и открывает глаза. Правнучка радостно взвизгивает и протягивает старушке мягкого зайца, требуя одеть игрушке кофточку. – Лёнушка, детка, водички мне принеси, - облизывает сухие губы Ульяна, сердце бешено колотится.
Девочка выбегает из комнаты. И вот уже идёт назад с мамой, медленно переступая ножками, маленькие ручки сжимают большую чашку с двух сторон:
- Мама, я, я, - упрямо повторяют пухлые губки.
- Да, Алёнушка, ты сама, сама несёшь бабуне водичку, - поддерживает чашку снизу Татьяна, - ты – молодец, хорошая девочка. Бабуня, как попьёт твоей водички, так и выздоровеет… Правда, бабуня? – Поит Татьяна Ульяну.
- Правда, детка, правда… спасибо, Лёнушка, - откидывается тяжело на подушку Ульяна. На душе вдруг стало спокойно и хорошо. Она берёт в руки зайца и одевает ему кофточку, протягивает правнучке.
- Лю (люблю), - говорит Алёнка и гладит бабуню по руке.
***
Тяжелы были первые послевоенные годы: разруха, голод, мужиков практически в селе не осталось, только старики, женщины, подростки и дети. Именно на женщин и подростков и легла вся тяжесть восстановления.
В то время Ульяна дома только ночевала: приходила домой, устало хлебала пустые щи свекрови, спрашивала, как сынок её Гриша, гладила спящего уже мальчика по светлой головке, и сама падала спать. Это не она растила и воспитывала сына, Аксинья воспитывала и вела всё домашнее хозяйство, а она работала в колхозе, работала и ещё раз работала за всех, кто не пришёл, за всех, кто умер…
Но постепенно жизнь наладилась. Вот и сынок её, Гришенька, школу закончил с золотой медалью, Аксиньи - спасибо, умела она мальчишку в строгости держать, и хотя сама была безграмотной, за «четвёрку» бушевала так, что пол улицы слышало.
- Маманя, ну, что Вы ругаетесь, «четыре» - это ведь хорошо, - пыталась вступиться за сына Ульяна.
- Ага, хорошо, как же… быкам да коровам хвосты крутить! Вот хорошо-то будет в колхозе навоз кидать, да, Гришка?! – Аж захлёбывалась от злости Аксинья. - Ты, Уляшка, молчи, потому как ничего кроме этого села не видела и не знаешь, а я в райцентре и в городе, коли (когда) молоко продавать возила, нагляделась, как там люди живут! Все в чистом ходят и за работу им деньгами платят, а не трудоднями, как у нас… Учись, паршивец, не гневи меня, а то прибью, как есть, прибью! – Потрясала бабка у вноса внука кулаком.
- Да, учусь я бабушка, учусь, - тушевался Гриша перед таким напором.
- Учусь – это, коли одни «пятёрки», понял?!
- Понял, бабушка, понял.
- Ну, так чего тут стоишь, глаза нам с матерью мозолишь? Иди, читай, пиши!
Они обе очень радовались и гордились, когда Гриша в городе в университете учился! Но, если радость Ульяны была тихой, скромной и светлой, как она сама, то в Аксинью в то время, будто бес вселился, её просто разрывало от гордости, и она всюду таскала с собой, завёрнутую в газету фотографию Гриши, которую тот прислал, будучи на первом курсе, чтобы при случае показать интересующимся.
Ульяна улыбнулась, вспомнив, как Аксинья никак не могла выговорить слово «университет» и «геология».
- Учится Гриша в городе, вот, гляди, карточку прислал. Видала, какой стал?! – Важно рассказывала свекровь очередной соседке, зашедшей вроде, как по делу, а на самом деле, чтобы любопытство своё удовлетворить.
- А где же он учится?
- Так говорю же тебе, в самом городе N, – поджимала губы Аксинья.
- Да это-то я поняла, что в городе N. А где именно? На кого учится?
- Так в этом же… Уляшка, растолкуй этой непонятливой, где наш Гриша учится, - фыркала Аксинья, делая вид, что таким «дуракам», которые ничего не смыслят окромя, как в огородах и коровах, объяснять ниже её достоинства.
- В университете, геологом будет Гриша, - тихо отвечала Ульяна.
- Ну, поняла?! – Тут же подскакивала Аксинья, буравя глазами соседку.
В то время Ульяна про себя подсмеивалась над какой-то детской спесью свекрови, качая головой. А сейчас ей почему-то стало стыдно за тогдашние свои мысли об Аксиньи. Ведь по сути, ничего плохого свекровь не делала, просто такой уж у неё был норов: не успела Аксинья сыном нагордиться, намиловаться вдоволь, так хоть внуком успеть.
Хлопнула входная дверь. Второклассник Саша, старший правнук Ульяны, вернулся из школы. Его возбуждённый, звонкий голосок долетал до старой женщины. Ох, и шибутной Сашок!
- Бабуня, ну, ты как, выздоравливаешь? А то Новый Год скоро, ты поторопись, бабуня. Ведь это НОВЫЙ ГОД, Дед Мороз подарки скоро принесёт, а ты болеешь… - тарахтел правнук у кровати Ульяны.
- Сашок, а ты письмо Деду Морозу написал про свой подарок? – улыбнулась Ульяна.
- Не-а.
- Так ты поторопись, а то деток-то много, заранее надо писать.
- Бабуня, а скажи, честно, он на самом деле есть, этот Дед Мороз? У нас в классе многие говорят, что никакого Деда Мороза нет, что это родители детям подарки под ёлку кладут… - мальчишка с надеждой смотрел на прабабушку, ему очень хотелось, чтобы его одноклассники были не правы, и чтобы Дед Мороз, в которого он так верит, был на самом деле.
- Да, как же нету? Есть, конечно. Вот ты на тот год, что Деду заказывал?
- Крутой трансформер.
- Ну, так получил же?
- Получил… Но я ведь маме рассказывал, что хочу, чтобы она написала… сам-то я ещё не очень писал… - с сомнением засопел Сашка.
- Ну, теперь-то ты пишешь, вот и напиши сам, а маме с папой не говори, и посмотришь: будет ли у тебя нужный подарок.
- Точно! – Радостно воскликнул Сашка и, оглянувшись на двери, зашептал Ульяне на ухо. – Бабуня, а знаешь, что я очень-очень хочу? Вот прямо, ну, совсем ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ! Я приставку хочу, я просил родителей на день рожденья, но они сказали, что это очень дорого, и на такие подарки пока денег нет, - тяжело вздохнул мальчик.
Ульяна погладила правнука по голове, силы были на исходе, температура опять начала подниматься, хотелось закрыть глаза и уснуть…
- Вот и напиши Деду Морозу… Сашок, что-то мне нехорошо, позови маму.
