Матушка хлопотала на кухне, а сама нет-нет да зайдет в залу, выглянет в окошко. На улице уже сумеречно стало. Еще немного и совсем стемнеет. Скоро и батюшка из храма придет, как вечерняя служба закончится.
Федоска вечером сегодня не придет ко скотине. Поет в церкви. .Матушка ее одну направила, остальные певчие завтра все соберутся. Самой бы ей и сегодня надо в храме быть, но приезд сына оказался для нее главнее при выборе. Да и Василиса поможет в церкви то. Народу вечером всегда меньше бывает.
Ну а уж на завтра наказала матушка Федоске пораньше прийти. И к скотине, а еще и дома помочь со стряпней. Много дел надо переделать, чтобы к заутрене успеть. Одной то ей никак не справиться.
Серафима снова метнулась к окну. Уже где то в глубине ее души вдруг началось волнение. Что это так долго нет сыновей то. Уж не случилось ли чего. Почему то сразу всплыли страхи про волков, которые выходили по ночам на дорогу. Матушка попыталась подальше отогнать эти мысли. Волки, чай не разбойники, чтобы на свой промысел на дорогу выходить, да ждать, когда одинокий путник на лошади поедет. Они уж лучше в деревню придут, да в хлева попробуют пробраться.
Матушка вглядывалась в темноту. То ли ей померещилось, то ли на самом деле, за воротами какое-то движение. Ворота распахнулись. По обличью Серафима сразу узнала своего младшенького. Он вытащил жердь из въездных ворот, распахнул их. Лошаденка, даже дожидаться не стала, когда ее подстегнут, вошла во двор. Из саней поднялся еще один человек. Иван. Конечно же это он.
Серафима не стала больше пялиться по окнам, накинула на себя теплую поддевку да платок шерстяной на голову и выскочила во двор с удивительной для нее ловкостью. Прямо тут, на мосту, попала она в объятия Ивана. Так и пошли они в дом обнявшись.
- Проходи, проходи, дорогой наш гость. Заждались мы уж тебя. Раздевайся. Не замерзли дорогой то?
- Не замерзли. Тулуп то хорошо греет, как в печке доехали.
Иван разделся и прошел в залу. Огляделся. Да, не городской дом, места не так много. Но матушка позаботилась, чтобы даже в этом деревенском доме было уютно и всем хватило места. Перед приездом Ивана пришлось даже топчанчик в зале поставить, чтоб было где ему спать.
- Садись вот сюда, к печке, тут теплее. Скоро уж и батюшка с сестрицей придут. А ты, Василий, иди пока корову накорми, да напои.
Василий удивленно глянул на мать. Ему еще никогда не приходилось этим заниматься.
- Не гляди на меня. Федоска сегодня не придет, в церкви она. А ты пока управляешься, глядищь и отец с Василисой придут. Сразу и вечерять станем. Оголодали уж все, чай. Сено та перед хлевом корове с утра сброшено. Вот фонарь, его возьми. А пойло я припасу, как придешь.
Иван увидел, что брат находится в замешательстве, поднялся со стула.
- Пойдем, Вася, помогу тебе, чем смогу. Хоть фонарь подержу и то хорошо.
- Тогда и ведро с пойлом сразу возьмите.
Братья вышли из дома. Матушка подумала, что надо бы раньше Василию все показать. Раз уж в деревне живет, то иногда и этим придется заниматься. Батюшка то тоже всю жизнь в городе прожил, а ведь наловчился. Не боится теперь ни к корове сходить, ни к лошади.
Как бы там ни было, мужчины справились. И корову накормили, и лошадь. В хлеву они правда чистить не стали.
- Завтра Федоска придет, вычистит все, - заявил Василий.
- В сегодня что она не пришла?
- В церкви сегодня. Певчая она. Матушка то сегодня дома осталась, а она там одна управляется.
Иван живо представил крестьянку уже в годах и даже удивился, как это так получилось, что и прислуга и певчая в одном лице. Но спрашивать ничего не стал. Сам завтра все увидит. В деревне это видимо все по другому делается.
Они еще не успели раздеться после работы, как из церкви пришли батюшка с Василисой. Стол уже был давно накрыт. Аромат тушеной картошки с луком и маслом перемешался с запахом меда от сочива. Быстро помолились перед принятием пищи и сели есть.
- Ох, мама, никто так вкусно не готовит, как ты. Вот вроде постная картошка, а до чего же хороша.
Иван с аппетитом уплетал и картошку, а потом и сочиво, запивая его красным вином.
Уже сердито шумел самовар, подсказывал, что его давно уже пора поставить на стол, иначе вся вода выкипит.
- Ну не шуми, не шуми. Иж как рассердился.
Серафима поставила самовар на стол. Заварила чай. Поставила вазочку с сахаром и пряники, привезенные из города. За чаем шла неспешная беседа о житье-бытье. Ивана интересовало, как привыкли родители к новому месту. Трудно им, городским жителям оказаться вдруг в деревне, довольно далеко от города.
- Почитай уж три месяца здесь живем. Привыкли. Что уж говорить, тяжело по первости было. И матушке по дому управляться, и мне в храме все приходилось заново делать. Крестьяне отвыкли в церковь ходить. Когда храм освящали, народ то чуть вместился. А потом как отрезало. Придут несколько человек на службу и все. А сейчас, Бога гневить не буду, лучше стало. Народ ходит. Слышу от прихожан иногда, что послушать, как певчие поют, приходят. Говорят, что вроде как ангелы с небес спускаются. А люди ходят, и денег побольше стало. А то мы ведь еще все к Троицкой церкви приписаны. Но уж думаю, что совсем скоро приход самостоятельным станет.
- А ты, мама, как со всем справляешься. В городе то прислуга у тебя была.
- Ходит ко мне помогать Федоска. Она то и учит всем деревенским делам. Ты прав, деревню то я совсем не знала. А теперь даже нравиться начинает. Бог даст до лета доживем, посмотрим, как летом будет. До города вот только далеко. По торговым рядам захочешь пройти, так, считай, весь день и уйдет.
У Василия Иван и спрашивать не стал. Всю дорогу он рассказывал о своей работе, о том, что делает в школе, об удивительных своих учениках. Особенно много и с восторгом рассказывал о мальчике Романе. Который учится сам, а дома учил других. Да не просто буквам, а всему, что сам стал уметь.
По осени, как только начали учиться, девочку из первого класса сразу во второй перевели. Даже и в третий бы можно было по знаниям, но побоялись, как это руководство воспримет. А учил ее этот самый мальчик. Сейчас Василий с ним дополнительно занимается, географию изучает.
Иван только диву давался, как увлеченно рассказывал брат о своей работе. Вот видно, учительство это его стезя. Поэтому и бунтовал, не хотел на священника учиться. Поэтому и метался по детски, как умел.
Когда дошла очередь до Василисы, девушка неожиданно расплакалась. Даже матушка не поняла, что это с ней такое. Вроде всегда спокойная была и всем довольная. Вот только тут и выяснилось, что Василиса очень скучает по городу, по своему дому, по подругам. Здесь она оказалась совершенно одна, словно оторвана от всего мира. Но она привыкла подчиняться всегда воле родителей, и тут не могла им перечить. Раз надо было уехать в деревню, значит надо. Она и слова даже не сказала, как ей это тяжело далось. Наоборот, всегда говорила, что все ей здесь нравится.
Работа в школе отвлекала ее от невеселых дум. Девушка старательно готовилась к урокам, придумывала, чем бы ей заинтересовать малышей. И даже радовалась, что класс ей достался с самыми маленькими детьми, радовалась даже самым маленьким их успехам. Но занятия заканчивались. Она приходила домой и тоска наваливалась на нее с новой силой.
Василису удивляло, что матушка с таким рвением взялась за обустройство дома, радовалась, когда из города им привели корову и лошадь. Она была поглощена полностью этой непривычной для нее жизнью. И даже не подозревала, что ее любимица все это время страдает. Только скрипке Василиса могла доверить свою грусть и печаль. Поэтому и звучали мелодии в доме, от которых хотелось плакать. Но мать, поглощенная заботами о хозяйстве, о церкви, не замечала даже этого.
Поэтому и плакала сейчас Василиса. Нет, она не стала жаловаться. Просто сказала, что никак не может привыкнуть к жизни в деревне.
- Доченька, что же ты молчала. Ведь можно в город на воскресенье выезжать, на праздники. Жить то есть там где. С подругами там сможешь встречаться, гулять по городу.
Матушке Серафиме даже не по себе стало. Жалко дочку, да что она сможет сделать. Сама то она за батюшкой, как ниточка за иголкой. Где он, там и она. Да ведь недолго дочка в деревне то жить будет. Год, другой, а там сосватают девушку и увезут из родного дома. А кто сватать то будет, конечно не крестьянский парень. Правильно ведь она говорит. Надо в городе ей почаще бывать, на виду. Вот, Бог даст, будет Иван в городе жить, так совсем ее можно туда отправить. Там и судьбу свою встретит.
Слезы Василисы подпортили радость встречи с Иваном. Всем стало грустно. Про то, как Иван живет, какие у него планы, даже и не поговорили. Матери не хотелось делать это в спешке.
- Давайте ка все спать ложиться. Время уж позднее. Завтра праздник, мне вставать надо рано. Да и Ивану с дороги не помешает хорошо выспаться.
Так и сделали. Серафима еще похлопотала на кухне, поставила квашенку. Испечет она завтра пирогов, как все в семье любят. Еще днем припасла она начинки разные, с мясом да с кашей с яйцами, а еще для сладкого пирога. Все в чулане готовенькое стоит. Ночью встанет, тесто подмесит. А утром можно и печь растоплять. Пока она топится будет, и пироги у нее будут готовы. Только в печь ставь.
Серафима задула лампу и тоже улеглась спать под бочок к своему батюшке. Рождественский месяц висел над деревней. Кресты на церкви блестели от его света. Стояла тихая ночь. Праздник Рождества уже шагал по земле.
Федоска ночью просыпалась несколько раз, боялась, как бы не проспать, да матушку не подвести. Дел то у нее с утра пропасть. Говорила, что еще и гости из города приедут. Стряпать будет про них. А потом еще и на службу надо успеть.
Федоска спала зимой на полатях. В третий раз за ночь перелезла она через мать, спящую на печи. Та в полусне проворчала.
- И што шастаешь взад да вперед. Покою никакова.
Девушка подошла к окошку. Стекла замерзли до самого верха. Ничего не видно. Ногтем выскребла маленькое окошечко в белой наледи, прислонилась к нему одним глазом. В черных глазницах окон домов, что стояли напротив через дорогу, углядела несколько чуть желтеющих огней. Значит хозяйки уже проснулись. И ей надо собираться.
С вечера Федоска припасла свой праздничный сарафан с белой рубахой. Жалко, конечно, что со скотиной придется убираться, да куда денешься. Она постарается не замарать его. Подоткнет подол повыше. Заплела в косу красную ленту, подаренную Дарьей. Ну вот и готова. Теперь скорее добежать до поповского дома. Шубенка то у нее уже вся вытерлась. Одна кожа сверху, почитай, осталась. В морозные дни совсем в ней холодно. Ну ничего. Она привыкла бегом бегать, и быстро, и охолонуть не успевает. Федоска вышла за ворота и припустила бегом.