Здравствуйте, дорогие товарищи. Мы продолжаем нашу рубрику о жизни великого артиста Советского Союза, исполнителя наших любимых вечных песен - Муслима Магометовича Магомаева.
Это третий выпуск. И как показали предыдущие два - популярность набирает не содержание, а заголовки. При чём люди в них даже не вникают, а понимают что-то своё. Ну, к сожалению, так сложилось в нашем обществе, что обёртка интереснее, чем то, что внутри. И тем не менее, приглашаю вас прочесть предыдущие две работы.
В конце каждой статьи данной рубрики я указываю ссылку на её подборку, так что все выпуски вы сможете прочесть, если конечно захотите.
Пришло время учёбы. 1949 год.
В 7 лет Муслима Магомаева отдали в музыкальную школу-десятилетку при Бакинской консерватории. Это была элитарная школа, в том смысле, что в неё принимали детей по степени одарённости, а не в зависимости от выского положения родителей. Критерий при поступлении был один - природный талант. Бездарностей даже "по блату" не брали.
Ущипните меня, так было что ли когда-то? Не то, что сейчас... Вот почему столько хороших музыкантов выросло в Советское время.
Школа, как и город Баку, была интернациональна:
"Мы тогда вообще понятия не имели, что такое национальные различия. И никого не смущало, что в Баку, столице Азербайджана, азербайджанский язык был не обязательным. Хочешь - учи, не хочешь - не учи. В нашей семье говорили по-русски. Не оттого ли я плоховато знаю родной язык? Бабушка Байдигюль была татарка, жена дяди Джамала Мария Ивановна - полька. Дядя неплохо говорил по-азербайджански, но спотыкался на литературном азербайджанском..." - рассказывает Муслим.
Учился без усердия.
Сидеть за партой для него было всё равно, что сидеть на шиле. А вот с музыкой было совсем иначе, ему нравилось, когда говорили о его первых опытах в сочинении музыки, когда хвалили его музыкальность.
"А вот математику, все эти формулы, скобки, да и вообще что-нибудь считать, терпеть не мог..."
Дело дошло до того, что для Магомаева приглашали репетиторов по общеобразовательным предметам. Один из них, математик, хорошо запомнился Муслиму, про него он сказал:
"Хороший был парень, очкарик-умница. Он мне про алгебру, а у меня в голове своё - музыка или гулянье. Ему надоела эта игра в одни ворота:
- "Математика из тебя никогда не выйдет. Не потому, что ты тупой, просто ты никогда этим не будешь заниматься. Точные науки не хотят влетать в твою голову. Хотя если ты захочешь, то сможешь. Но ты совсем не хочешь... Поэтому давай о музыке."
И мы часами разговаривали об этом. Тётя Мура, видя, как мы долго сидим вместе, нахваливала меня, говорила дяде: "Вот усердие!..."
Учитель английского языка
В школе, как и многие дети сейчас, Муслим и его однокашники делили педагогов на категории: на ужасно умных, на строгих, на занудных, которые были вечно чем-то недовольны и на "клоунов". Был один потрясающий учитель - Аркадий Львович. Он вёл в классе, где был Муслим, географию и английский язык.
"Помню, как он гонял нас, не давая времени на раздумья: "Перечислить все страны Европы! Быстро!" А на английском он не столько требовал от нас хорошего знания грамматики, сколько учил настоящему английскому произношению. Сам он говорил по-английски великолепно.
Помню, он объяснял нам, как надо выговаривать "This is". Поднял одного из нас - мальчик сказал: "Дысыз". - "Не то! Садись! Тройка".
Второй произнёс: "Зысыз". - "Не так! Тройка!"
Встала девочка и "выдала" ему: "Лысыз". Нашу учитель был совершенно лысый. Так что единица девочке была обеспечена.
Много позже я видел своего учителя незадолго до его смерти. Он был уже на пенсии. Я приехал в город с концертами и тогда же там гастролировал Большой театр.
Помню, что я устроил ужин, на который пригласил и Архадия Львовича, и не которых солистов Большого. Вечер получился очень хорошим..."
Учитель по музыкальной грамоте
Ещё одно из воспоминаний касается Арона Израилевича, педагога по музыкальной грамоте.
"До конца жизни не забуду, как он сразу научил нас, ещё ничего не знающих в музграмоте, квартоквинтовому кругу. Он сказал нам:
"Я не буду говорить вам: "Здравствуйте, ребята! Садитесь". А вы недолжны отвечать мне: "Здравствуйте, Арон Израилевич!"
Я буду говорить вам: "Си ми ля ре соль до фа", а вы будете отвечать мне: "Фа до соль ре ля ми си".
И мы уже навсегда запомнили, какие диезы, какие бемоли должны быть на нотном стане...
"Клоунесса"
В такую категорию была зачислена учительница по ботанике Екатерина Минаевна. Одной из её странностей Муслим считал её неравнодушное отношение к нему: она всё время придиралась.
"Магомаев, что ты делаешь?" - "Ничего". - "Делай то, что надо!"
А что мне надо было делать, я не мог понять. Лет в тринадцать у меня начали пробиваться усы.
И вот однажды я услышал: "Магомаев, почему у тебя растут усы?" И это взрослый человек спрашивает у совсем ещё мальчишки. Я, естественно, смог ответить только: "Не знаю". - "Я посоветуюсь со знакомыми мужчинами, как сделать, чтобы они не росли".
Самое смешное в этой ситуации было то, что у нашей учительницы усики была заметнее моих. Я не смог удержаться, чтобы не съязвить: "Заодно посоветуйтесь и насчёт своих усов..."
Фильмы детства
"Помню, как на нас, мальчишек, обрушился Тарзан. Теперешним поколениям не понять, почему появление тех фильмов в конце 1940-х - начале 1950-х стало для всех чуть ли не потрясением.
Фильмы о человеке-обезьяне очень отличались от других, немногочисленных советских картин, которые мы могли видеть в кинотеатрах. Все были захвачены тем, что делал на экране Джонни Вайсмюллер, красивый, сильный, прекрасный спортсмен."
"Недавно я переписал себе на лазерные диски те фильмы своего детства и очень боялся, что теперь буду ссмотреть их с определённой снисходительностью взрослого человека, повидавшего столько других хороших фильмов в своей жизни. Ничего подобного!
Хотя потом были попытки снимать и другие фильмы о Тарзане, даже раскрашивали старые чёрно-белые ленты с помощью компьютерной графики, но всё это было уже не то. Старые фильмы моего детства как были, так и остались лучшими, а Джонни Вайсмюллер остался последним Тарзаном. После него настоящих Тарзанов уже не было...
... Мы были похожи на сумасшедших в своём стремлении подражать полюбившемся герою, его замечательной обезьяне Чите... У нас появились верёвки-лианы, переброшенные с дерева на дерево, мы старались кричать по-тарзаньи. Интересно, что никто тогда не обратил внимания на то, что Тарзан кричал в мажоре, а его сын в миноре.
Но, подражая Тарзану, Чите, мы не могли похвастаться настоящей обезьяньей ловкостью. Не хватало её и мне - мои тарзаньи забавы кончились тем, что я, упав с дерева, словам левую руку. Её ненадолго упрятали в гипс, приказав, чтобы я вёл себя тихо..."
Рука срослась неправильно
"Это стало ясно, когда сняли гипс. Руку пришлось ломать. Но об этом мне не сказали - обманули, скрыли. Ломали под наркозом. Мне снилось, что я перекатываюсь в какой-то бочке с гвоздями, да ещё и без обоих днищ..."
После больницы у Магомаева пропало чувство радости, что появилась возможность бездельничать несколько недель (чему могли порадоваться нормальные мальчишки). Сломанная рука освобождала от любимых Муслимом занятий музыкой.
Я уже тогда знал, что хочу быть
и буду настоящим музыкантом
"Как дед. Меня вовремя предупредили, даже напугали, что, если я буду продолжать бегать и прыгать, как раньше, в следующий раз руку уже не исправить. Так и буду жить с кривой рукой.
Криворуким пианистом мне быть не хотелось. Я настолько испугался, что и вправду стал вести себя тихо. Насколько мог..."
После "Тарзана" ещё одна кинолента захватила внимание советских мальчишек - это был американский музыкальный фильм "Три мушкетёра".
"Мы напевали песенку из этой картины и без конца фехтовали. Вместо шпаги я использовал смычок, который остался после того, как я "раскурочил" дедовскую скрипку, и моя шпага была самой лучшей."
Это было куда более безопасным. Муслим тогда ещё начинал рисовать, и все рискунки были сплошь посвящены мушкетёрам.
Социальное равенство
А сейчас, очень хочу обратить пристальное внимание на следующее воспоминание Муслима Магомаева. Из него можно понять, как он относился к современному обществу, и почему в дальнейшем рано ушёл со сцены...
"Вспоминая нашу музыкальную школу, это я только теперь называю её элитарной. Тогда мы такого слова не знали - школа и школа. Дети состоятельных родителей дружили с бедными, и не было между ними разницы. Завидовали мы не лакированным туфлям и накрахмаленной манишке, а тому, кто был даровитее: "Он так играет на скрипке!" или "У него такая техника!" Вот, что ценилось.
Во времена нашего детства деньги не возводились в культ. Это сейчас у нас и по телевидению, и по радио, и в прессе постоянные разговоры о деньгах.
И ты с ужасом понимаешь, что это становится нормой жизни. В нашем тогдашнем, пусть и далёком от совершенства, обществе говорить с утра до вечера о презренном металле считалось дурным тоном.
Точно так же мы считали неприличным прилюдно ткнуть, скажем, в плохо одетого мальчишку и брезгливо фыркнуть: "Фу, оборванец"... И дело было не в том, что все мы были тогда беднее, а значит, как бы равны, и тот, кто бедным не был, старался скрыть этот свой "недостаток", - нет, просто все мы были тогда приучены к другому. В том, что говорилось и делалось нами, было больше души.
В детстве Муслим много времени проводил на правительственной даче, которая была положена его дяде Джамалу, когда он работал заместителем председателя Совета министров Азербайджана. Дети высших руководителей понимали, чьи их родители, но в своём поведении ничем не отличались от детей из обычных семей. Не было разговоров кто лучше, кто главнее, кто самый важный.
Кушать то, что давали дома, было неинтересно. Поэтому, дети считали своим долгом забираться в огороды и сады, где росло много фруктовых деревьев, винограда. Дети любили приключения, риск!
На правительственной даче дети высших руководителей могли смотреть лучшие фильмы - и трофейные, и старые, и новые, которые ещё не вышли на экран.
"Именно там я увидел и "Любимые арии", и "Паяцев", и "Тарзана", а потом и фильмы с Лолитой Торрес...
"Так что моё детство проходило не только весело, но и содержательно. Там же я научился играть на бильярде..."
Я рос не в бедной семье, но меня воспитывали так, что я понимал разницу между "хочу" и "необходимо". Мне хотелось иметь магнитофон, но он появлися у меня только в шестнадцать лет, когда я стал более или менее прилично петь.
Магнитофон для певца не забава, а рабочий аппарат, чтобы слышать себя со стороны. Хотя магнитофона у меня ещё не было, но свой голос я мог записывать у моего друга, скрипача Юры Стембольского... Мы сделали тогда много записей...
Помню, как я пел "Сомнение" Глинки, а Юра аккомпанировал мне на скрипке. Я бы много отдал, чтобы послушать те наши записи, послушать, как я пел в четырнадцать-пятнадцать лет, но увы... Давно нет таких магнитофонов, да и за прошедшие десятилетия те плёнки давно иссохлись, рассыпаются... чуть позже я расскажу подробнее о Юре...
- Муслиму никогда не давали лишних денег, о карманных деньгах он читал только в книжках.
- Одевали его так, чтобы было не модно, а чисто, прилично, и скромно. Если был костюм, то только один - выходной.
В детстве мы всё воспринимаем тонко
Ну что ж, исходя из вышенаписанного, в очередной раз заключаю, что дети всегда подражают тому, что видят. Не исключением являются великие артисты. Это люди их превозносят, идеализирует, а биография показывает, что у них было такое же детство, как и у всех.
Ситуация с фильмами тоже это показала. А современный родитель удивляется и возмущается, чего это его ребёнок кричит: "Слово пацана!" или выделывает какой-то выкрутас - переворотспереподвыпертом.
На сегодня всё, спасибо за внимание!
Ждите новых выпусков!
