Что делает безутешная жена, если хочет выцарапать супруга из когтистых лап государства? Глупая – плачет и чиновникам в ноги бухается, без всякого в итоге результата. Умная делает новую грудь.
Грудь Гали и так была полна силикона, но женщина увеличила её еще на два размера. Теперь было чем бросаться на амбразуру. Счета Гены арестовали, семья враз лишилась многого, и пусть у самой Гали, на её личных, отдельных счетах, деньги были, но она боялась, что и это конфискуют, а главное – что лишат её того станка, на котором она делала деньги. Потому она принялась за работу с утроенной силой.
Работала она вовсе не в ресторане. Галя была владелицей четырех массажных салонов. Это официально. А неофициально она была хозяйкой интимных домов. И владела она ими уже более десяти лет. Сначала, на заре иммиграции в Канаду, она работала там на общих основаниях. Явилась в салон “Орхидея” наивной “пионэркой” – с маникюром, длиннющими ногтями. Хозяева “массажки” со смеху чуть не умерли. Ведь самая главная процедура, которую выполняют девушки – это вовсе не то, что показывают в романтическом “мягком” видео. Самая востребованная процедура – массаж предстательной железы. В то время это стоило тридцать долларов за полчаса. По доллару в минуту. Зарплата получалась больше, чем где бы то ни было. И образования не надо. Потому Галя и говорила “розановским барышням”, что грызть гранит науки – потеря времени и сил.
Вы читаете окончание. Начало рассказа здесь
Гали относилась к делу рационально: делать массаж лучше, чем стоять по восемь часов за прилавком магазина и наживать себе варикоз, получая восемь-десять долларов в час. Нет, конечно, Канада – страна больших возможностей. Можно поступить в университет и получить диплом, можно взять в банке кредит и открыть бизнес, можно ещё много чего делать, но все это означало одно – надо работать. А против работы Галя была категорически. Она однажды дала себе слово никогда не работать и практически сдержала его.
Хоть она и говорила Розановым, что, трудясь в торговле, никогда не воровала, это было неправдой. Воровала. Но считала себя правой: государство недоплачивало советским людям. Галя просто брала своё. В государственном парфюмерном магазине она продавала импортные духи, которые приносили ей фарцовщики, а также искусную подделку под популярные в те времена “Быть может”, “Мажи Нуар” и прочее. С Геной, заведующим продуктовым магазином, они наладили настоящее деловое партнерство, выгодное обоим. Потому Гале приходилось закрывать глаза на походы мужа налево, ведь в первую очередь он был деловар, партнер. Ревность в таких делах опасна. Но настоящее раздолье началось в перестройку. Гена возил в Фергану молдавские тапочки, а обратно из Чуйской долины... ну, вы сами понимаете, что долина славится не только дынями.
Сама Галя, не бросая парфюмерного дела, по выходным меняла на рынке валюту, американские доллары. Надевала парик (их у нее было несколько), темные очки, и впаривала лохам вместо сотни десять долларов отдельными купюрами. Ловкость рук... Она умела вызвать доверие, умела и вовремя исчезнуть. Причем часто появлялась на одном и том же рынке в другой одежде, в другом парике, и обманутые проходили мимо, не узнавая.
Сейчас, в самое тяжелое время её жизни, когда Гену арестовали, она, как любая женщина, нуждалась в друзьях. И хотя она обиделась на Роберта, с Лидой всё же сохранила отношения. И с “розановскими барышнями”, как она называла сестер. Их Галя часто приглашала к себе и рассказывала-рассказывала...
Она сама не знала зачем. Наверное, так подействовал стресс... Хотелось говорить, говорить, и чтобы рядом были люди. Но не девочкам из “массажки” – нельзя перед подчиненными раскрываться, а вот этим старосоветские помещикам – Розановым. Галя знала, что даже если они осудят, то никогда не донесут. А это главное.
Где деньги лежат
Молодым женщинам, дочкам Лиды и Роберта Розановых, в Галиных рассказах открывалась жизнь неведомая, полная авантюр... В этой жизни продают наркотики, валюту, торгуют телом. В общем, как в съемках детектива участвуешь. Позже мнение Розановых по поводу этих встреч разделились: Роберт считал, что Галя хотела вовлечь его дочерей в работу в своих “массажках”, Лида же думала, что Галке просто хотелось поплакаться приличным людям в жилетку. Что каждый человек, будь он трижды преступником, всё же хочет находиться среди чистых людей. Этим Лида объясняла и тяготение Бенедиктовых к её семье. Ведь, как выяснилось из последних пространных речей Гали, Бенедиктовы обычных, небогатых людей, живущих трудовой жизнью, не уважали. Обзывали лохами, быдлом и лузерами. Потому, что у тех на глаза были надеты шоры – они не видели где лежат деньги.
– А деньги – везде! – вдохновенно внушала Галя розановским дочкам. – Вы их просто не видите. Вот что за ширпотреб вы носите? Вы видите, как я одеваюсь? И так все девочки из моих массажек. Мы ходим как королевы. И всё это вовсе не с наших хороших доходов. Надо пользоваться слабостями государства, его глупостью. Идешь, значит, в какой-нибудь магазин сети “Вопперс”, и выбираешь дорогую брендовую шубку. Покупаешь.
– Знаем, носишь несколько дней, а потом возвращаешь в магазин и забираешь назад деньги, – улыбались барышни. Это была уловка, о которой они уже слышали. Некоторые хитрые иммигранты пользовались тем, что канадские торговые сети без лишних вопросов принимают товары назад.
– Нет! – говорила Галя. – Отпарываешь этикетку, пришитую на подкладку, и пришиваешь ее к другой шубейке – новой, но дешевенькой. Аккуратненько. И сдаешь вместе с бумажной этикеткой и чеком в магазин. Продавец же не знает, как должна выглядеть та шуба, что брендовая. Там юные девочки с улицы работают... Тут тоже нужно смотреть кому сдаешь. Не менеджеру, не солидной женщине, девчонкам надо сдавать...
И тут Галя начинала смеяться. Вспомнила, как однажды в “Вопперсе” что-то заподозрили и перестали принимать у неё одежду. Сказали, что на сдаваемом товаре нет пластмассовой ниточки, на которую вешается ценник. Так Галя, не будь дурой, пошла в канцелярский магазин, и купила машинку, которая приделывает к одежде те самые пластмассовые ниточки.
Перешивала Галя этикетки и с дорогих кожаных курток компании “Дамиэль” на дешевые турецкие подделки. Благополучно сдавала.
– Первый год в Канаде, я, конечно, у прилавка всё же поработала, – вспоминала Галя. – Но с умом. Магазин был русский, продовольственный. И, как водится, с кулинарией. Так я к блинчикам, котлетам и сырникам свои из дома приносила и незаметно подкладывала. В течение дня свои продавала, а хозяйские оставались. А хозяева таких точек не торгаши, а так, случайные люди, купившие магазин – бывшие журналисты, музыканты и прочие недоумки. Взяли кредит в банке и купили себе магазин. Думают, всё так просто... Приходит хозяин, глаза растопырит: почему блины не продались, ведь в других магазинах их покупают, и от того же производителя... И до него не доходит! А потому, что не своим делом занимается. Не торгаш. Не в свои сани не садись!.. А сколько там украсть можно, девки! Контейнеры для мусора, они же стоят прямо за магазином. Берешь мусорный пакет – новый, чистый, делаешь вид, что убираешь в магазине, можно взять в руки совок и метлу... Сама кидаешь в мешок несколько палок колбасы, то, се, завязываешь, и все это – в контейнер. А вечером подъезжаешь и вынимаешь, все чистенькое и бесплатное. Учитесь жить, пока я жива!
Женщины молчали. Думали. О том, что чужая душа – потёмки. Ведь четыре года дружили они с Бенедиктовыми, и предположить не могли... Это ж лиса Алиса и кот Базилио. А они, Розановы, в их глазах – Буратины. Понятно, что вряд ли Галя уважает их. Просто, видимо, надо было с кем-то дружить – безопасным, незавидущим. Встать бы да уйти, да еще сказать ей всё, что думаешь... Но не всякий на это способен. И молодые женщины сидели, слушали. Только обе как-то враз разлюбили пить чай и кофе, и вообще угощаться в доме Бенедиктовых. Галя не понимала – почему. Гостьи ссылались на то, что держат диету, а с чаем ведь надо есть сладкое, и что, мол, лучше, они покурят... На самом деле барышни брезговали. Поняли вдруг, что из этой посуды пьют падшие женщины. И печеньки выкладываются на блюдо теми же пальцами, что делают интимный массаж.
Галя рассказывала сестрам Розановым, как обсчитывала и обвешивала покупателей, уже тут, в Канаде. Причем, она полагала, что ничего плохого не делает. Потому что хозяин магазина (теперь уже не советское государство) ей недоплачивает. И она, как всегда, берет свое.
– А что их жалеть? – говорила она о покупателях. – Они нас не жалеют! Принесут сожранный торт, там один кусок останется, и суют в лицо: “Возьмите обратно, нам ваш торт не понравился, верните деньги!” А зачем вы тогда, спрашивается, его сожрали? Селёдку через весь магазин в лицо кидают: “Она у вас воняет!” Притаскивают однажды оранжевый прозрачный куб, говорят, это ваша красная икра. Мы в недоумении, у нас хорошая икра, а это что? Оказывается, они замороженную икру в квадратной банке в микроволновке размораживали! А потом снова заморозили, чтобы нам принести, не расплескать!
Она хохотала.
Галя с детства росла на рассказах родителей: какие покупатели глупцы. И что надо брать своё, если природа (в Бога не верили) наделила тебя интеллектом. Не тем, дурацким, с которым книжки читают и на балеты ходят. Это никому ненужный интеллект профессоров без подштанников. А настоящий интелелект позволяет и себя прокормить, и детей, и прожить жизнь так, чтобы не было стыдно и обидно за безвкусно прожитое.
– Я прожила жизнь правильно, – веско роняла Галя. – Мы хорошо ели, пили дорогие напитки, ездили на курорты, прекрасно одевались. А сказками про честность и сладкую жизнь в загробном мире пусть чернь питается.
Иногда в беседах принимала участие Амалия. Оказалось, что она никакой не бухгалтер, а главная жрица любви одной из галиных “массажек”. И её грудь тоже была силиконовой. Амалия уже не стеснялась, и тоже рассказывала все начистоту.
Они с Галей смеются и начинают рассказывать про клиентов, про “массажки”… Оказывается, открыть новую “массажку” уже практически невозможно. Рынок весь занят, власти ввели много правил, которые осложняют открытие салона. Можно только перекупить старый.
Как отличить массажный салон, где делают обычный массаж тела от интимного? У борделя обычно игривая неоновая вывеска, огоньки так и бегают... И непременно за входной дверью, прямо на улице, стоит стул. Клиенты – все с какими-то извращениями. Много старых итальянцев, а вообще – все кто хошь: индусы, шри-ланкийцы, африканцы, коренные канадцы... Посетителей роднит одно: отклонения. Один из клиентов, черный как ночь, вроде из Бангладеш, явился, увидел Галю, Амалию и Фаечку, других женщин тогда в салоне не было, и сказал, что все они страшные, а ему нужна королева.
Амалия подвела его к зеркалу и спросила:
– Что ты там видишь? Молчишь? А я тебе скажу: ты видишь обезьяну. А я – королева.
В общем, выпнули его из “массажки”.
– Но это ведь расизм, – заметила одна из розановских дочек. – Не боялись, что он на вас пожалуется?
Женщины засмеялись. В Канаде, объяснили они, заниматься продажей тела – законно, а вот покупать такие услуги – незаконно. Потому клиент не может ни на что жаловаться.
Но полиции они все же боялись, и заранее было договорено, что если она приходит и дело пахнет керосином, хозяйка бизнеса говорит, что она сдает девушке комнату, чтобы та делала массаж клиенту, а чем та на самом деле занимается, хозяйке не известно, она не подглядывает. Впрочем, полисмена под видом клиента Галя легко распознавала. По взгляду, по армейским движениям, по собранности.
– А вообще, девчонки, запомните: все мужчины имеют отклонения, – говорила Галя. – Не все признаются в этом женам. Это мы для них как психологи. Нам можно рассказать все...
Сестры рассматривали фотографии на страничке Гали в “Одноклассниках”. Как-то ведь не додумались в течение четырех лет дружбы зайти сюда. На снимках Галя всегда была в окружении нескольких женщин. Причем, самым молодым было лет тридцать, остальным – по сорок-пятьдесят. Они совсем не были похожи на тех торговок телами, образ которых создает мировой кинематограф. Никаких прекрасных фигур и лиц как у Моники Белуччи. Обычные женщины – кто кривоногая, кто носатая, кто толстая, кто морщинистая. В голове не укладывалось: и вот с этими изменяют женам?
– С женой не сделаешь того, что можно делать с нами за деньги, – объясняла Галя. – Красавицам нечего делать в массажках – их и так содержат, потому принимаем всякое разное... Требование одно – ухоженность. Если вы приходите в ресторан и видите толпу ухоженных женщин за тридцать пять лет, знайте – “массажка гуляет”.
Она сказала об этом залихватски, с гордостью.
Розановы заметили, что Галя не только не считает свой бизнес аморальным, но и мнит себя спасительницей женщин. Она предпочитала принимать именно тех, у кого есть дети. Такая будет на работу каждый день ходить и не станет капризничать. И не украдет клиентов, а то были случаи: заведут себе пару постоянных ухажеров, и потом перетаскивают их к себе на дом. А детная мать клиента к детям не приведет. Так что Галя, по её мнению, спасала одиноких матерей.
Не было ли Гале их жаль? Нет. Ей было жаль тех женщин, которые всю жизнь ходят на работу.
Сестры Розановы не передавали матери содержание бесед с Галей. Это было бы все равно, что пересказать непристойный фильм. Сказали только, что Галя имеет массажные салоны, а в подробности не вдавались.
Когда общая знакомая однажды спросила Лиду как там Галя, та ответила: “Зарабатывает”, и недвусмысленно вильнула бедрами.
Галя страшно обиделась. Её честь была задета. Она высказала сестрам претензии и перестала их приглашать. А когда у Роберта был юбилей, Галя посоветовала общим знакомым: “Не ходите к Розановым. Они – быдло”.
Сына
Часто, собравшись за столом, Розановы обсуждали бывших любимых друзей. Знал ли Стасик о том, чем занималась мать? Решили, что знал. Большой уже мальчик-то. И Гена знал.
– Мне кажется, на такую «работу» идут женщины, обиженные мужчинами, – говорила Лида. – Гена изменял Гале, она его любила. Однажды, помните, рассказывала, что они развелись и он ушел от неё к другой, она стала жить со своим водителем, и Стасик даже полюбил его, папой называл. Не хотел, чтобы отец возвращался. И до сих пор на отца в обиде, что мать столько плакала... Или вот Амалия. Её муж бил... Они, думаю, мстили всем мужчинам за поруганную любовь.
– Все проще, мама, – перечила ей одна из дочерей. – Еще Ломброзо писал, что есть женщины с прирожденной склонностью к таким занятиям. Они оправдывают своё ремесло бедностью, изменой мужа, болезнью ребенка. Но если дать им богатство и почет, они все равно втихаря будут заниматься тем, к чему их тянет.
Она, кстати, вспомнила, что ей говорили, будто Стасик торгует марихуаной и кокаином. Давно говорили, но она не верила. А теперь он переехал в США, и чем там занимается – никто не знает.
Галя с Геной после того, давнего развода, еще в Союзе, все же сошлись и с тех пор не расставались. Любили ли они друг друга? Этого Розановы не могли понять. Лида считала, что Галя любила Гену, а он её нет, иначе как позволил бы торговать телом? Барышни полагали, что никто никого не любил, просто создалась парочка Бонни и Клайд, гаечка подошла к винтику.
– А помните, – вспоминала Лида, – как Гена весело рассказывал, что Стасик, в то время старшеклассник, шёл с дискотеки, и от «веселящих веществ» петлял, восьмерками шёл, и головой вертел, не мог свой дом узнать? А Гена на балконе стоял, и помахал ему рукой: “Сына! Иди сюда, здесь твой дом!”
Когда Гена это рассказывал, все смеялись. Это преподносилось как разовая выходка мальчишки, по поводу которой мудрые родители не стали делать трагедии, и трагедии не случилось.
Вспоминали, как Галя много раз вздыхала о судьбе розановских дочек, когда одна из них рассказывала, что в студенческие годы, живя на родине, имела такую маленькую стипендию, что на еду еле хватало. Она ела просроченные макароны, вытаскивая из них малюсеньких жучков перед варкой.
– Эх, как жаль, что мы не знали друг друга, – сочувствовала Галя. – Ты бы у меня макароны не ела.
Соглашались, что баба она добрая. Щедрая. А Галя тем временем говорила общим знакомым, что Розановы – плохие друзья. Неблагодарные. Оставили её в беде, и вообще дружили только из корысти – за подарки.
Лида иногда грустно задумывалась, рылась в себе: за подарки? И с досадой признавалась, что да, подарки были приятны. Её жизнь не баловала, она выросла в многодетной семье, в детстве донашивала одежду за сестрами, потом вышла за Роберта, который тоже был из небогатой семьи. И не то, чтобы они, Розановы, потом нуждались, нет. Но лишнего не было. Пока живы были родители, Лида и Роберт им помогали. А еще она стремилась всё дать детям, про себя совершенно забывая... И когда уже в Канаде Галя приносила ей разные красивые безделушки, или дарила безразмерную одежду со своего плеча, Лида искренне радовалась. Вот и ей что-то в жизни бесплатно досталось. Вот и её любят так, что хотят порадовать. Она и представить не могла, что вещи – ворованные из магазинов.
Неужели это так грешно – радоваться подаркам друзей, с грустью думала Лида. И сама себе отвечала: да, это нехорошо. Не надо было принимать. И не потому, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке – она ненавидела этот циничный постулат. А потому, что теперь вот сама она понять не может любила ли она Бенедиктовых бескорыстно или нет?
Хэппи энд
Гену посадили. На сколько лет – никто не знал, но через шесть лет выпустили. Может, срок был больше, но за хорошее поведение... Он вернулся из американской тюрьмы больным. Работать не мог – почки отбиты. Они с Галей переехали из Монреаля в Ванкувер, и теперь он часто сидит в кресле у окна и смотрит на местные красоты. Провинция Британская Колумбия – живописнейшая земля.
Начал было читать. Но поскольку привычки к чтению не было, он быстро уставал, путался в именах героев, и вообще ему казалось, что это – пустое времяпрепровождение. А чтение романов и рассказов русских классиков так и вовсе портило настроение. Эти книги порождали смутную тревогу. В них ничего не было о нем, Гене, написано, но в то же время получалось, что всё там – о нем. О том, что он неправильно жил...
Гена откладывал книгу и думал: кто его учит? Докторишка Чехов? (Он перед чтением книги, непременно заглядывал в биографию писателя – стоящий ли человек, уделить ли ему время?). Бродяга Куприн, который в эмиграции помешался на почве бедности? Помещик Толстой, который косой махал только для показухи, а сам был самым настоящим барином? Да пошли они все...
Гена бросил читать и стал смотреть телевизор. Программы на английском языке. Вот это – другое дело. Не бередит душу. Новости подтверждали, что он правильно уехал с территории бывшего СССР, что правда – тут, в Канаде, а не там. А там – диктатура, иллюзии и химеры. Осознавать, что ты сделал большой и правильный шаг в жизни, было приятно.
А тюрьма? Ну, что ж... Это случайность. Это могло быть и в “совке”. Сам виноват, бдительность потерял.
Сын отцу часто звонил, проверял как он. Это ему Галя поручила. Потому что она сама, живя в Ванкувере, продолжает руководить двумя из своих массажек и часто уезжает в Монреаль. А другие две продала. Амалия у неё теперь – менеджер. Но глаз да глаз за бизнесом всё равно нужен.
Если кто считает, что Галя не любит Гену, то он неправ. Она его любит. И теперь, несмотря на то, что Бенедиктовы лишились львиной доли своего дохода, она рада, что муж, наконец, полностью её. Больной, обрюзгший, раздражительный. Но она помнит, как он танцевал, и что он выбрал её из всех. Высокую, ширококостную, с мясистым носом. И не прогадал. Она своей грудью заработала ему на дорогих адвокатов и вызволила из темницы.
Теплое чувство полного обладания Геной не мешает Гале трясти стариной и изредка обслуживать старых клиентов.
Азаева Эвелина (автор) Tags: Проза Project: Moloko Вы читали рассказ "Широкие люди". Начало рассказа здесь Другие рассказы этого автора здесь , здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь