В последнее время идеология либертарианства — рьяного индивидуализма, «свободного рынка» и минимизации роли государства — становится всё более популярной в определённых кругах. К примеру, либертарианские идеи разделяет Хавьеро Милей, нынешний президент Аргентины. Либертарианские или, по крайней мере, минархистские идеи нашли отражение даже в таком «несерьёзном» (но зачастую неплохо отражающем в литературной форме общественные тенденции) жанре литературы, как фэнтези. Примером этому служит творчество американского писателя Терри Гудкайнда — цикл «Меч Истины».
Честно говоря, «Меч Истины» — особенно шестая часть цикла, «Вера падших» (представляющая из себя сатиру на социализм) — представляет из себя куда более доходчивое изложение мировоззрения философии «объективизма», чем тяжеловесный и скучноватый опус покойной Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» (я не знаю, является ли Гудкайнд либертарианцем в строгом смысле этого слова, но он бесспорный последователь мировоззрения Айн Рэнд, близкого к минархизму). «Меч Истины», в отличие от «Атланта…», представляет определённый интерес не только с идеологической, но и с чисто литературной точки зрения — Гудкайнд смог создать самобытный (хотя и не избежавший определённого влияния таких классиков жанра, как Джон Толкин и Роберт Джордан) воображаемый мир, выделяющийся в общем ряду современного фэнтези.
В произведениях Гудкайнда героям приходится иметь дело с множеством самых разных врагов (такими как Даркен Рал — местный «Тёмный Властелин», Владетель подземного мира — аналог дьявола, шимы — злые духи, пожирающие магию), но с идейной точки зрения ключевые антагонисты героев это местные «коммунисты» — Имперский Орден, который возглавляет император Джегань. Даркен Рал — по большому счёту, просто властолюбец (хотя и в его образе присутствуют элементы антисоциалистической сатиры — скажем, его армия называется «Народной армией мира»), а Владетель и шимы — потусторонние злые силы, угрожающие всему человечеству безотносительно от того, каких взглядов эти люди придерживаются. Имперский Орден, напротив, представляет конкретную идеологию, которой Гудкайнд оппонирует. Орден проповедует всеобщее равенство (карикатурная «уравниловка», разумеется, в наличии), но, помимо этого, он ставит своей целью избавление мира от «тирании магии», которая, по мнению Ордена, предоставляет магам незаслуженные привилегии и ограничивает развитие человечества.
Подобное художественное решение крайне любопытно. С рациональной точки зрения, даже если предпочитать «свободный рынок» и минимальное государство государственному регулированию (и, тем более, плановой экономике), предприниматели — такие же люди из плоти и крови, хотя и играющую важную роль в функционировании общества. Однако уже у вышеупомянутой Айн Рэнд в «Атланте…» наметилась тенденция к изображению дельцов и вообще «успешных» людей как не таких же людей, пусть даже более умных и предприимчивых, а как натуральных сверхчеловеков-«атлантов» (не случайно на мировоззрение Айн Рэнд оказала влияние философия Фридриха Ницше).
У Гудкайнда эта тенденция достигла апогея — ключевой объект ненависти «коммунистов» из Имперского Ордена это даже не предприниматели (хотя Орден практикует регулирование экономики), а маги. Замечу, что если предпринимателем и в реальном, и в воображаемом мире хотя бы в теории можно стать благодаря собственным усилиям и способностям, то магом в мире Гудкайнда можно только родиться, особенно если ты получил магические способности по наследству. Например, главный герой цикла, Ричард Рал, является потомком сразу двух магических династий — Ралов, магистров Д’Хары (по отцу), и Зорандеров (по матери, отец которой, Зеддикус Зул Зорандер, является Волшебником Первого Ранга). И в целом ряд магов вселенной «Меча Истины» унаследовали свои магические способности по наследству. Проще говоря, маги представляют из себя закрытую элиту, в которую невозможно войти извне.
Гудкайнд, конечно, всячески даёт понять читателю, что риторика Имперского Ордена о «тирании магии» — лишь словоблудие, призванное создать для паствы образ врага (и, чтобы дополнительно подчеркнуть лицемерие Ордена, делает значительную часть его руководства, включая императора Джеганя, магами). Проблема в том, что какими бы злодеями Гудкайнд не изображал Орден — объективно, исходя из написанного самим же Гудкайндом, орденские нападки на «тиранию магии» оказываются вполне обоснованными.
Например, некоторые маги (Сестры Тьмы и обученные ими волшебники) служат Владетелю — абсолютному злу, стремящемуся к уничтожению всего живого. Магистры Д’Хары из рода Ралов, Паниз и его сын Даркен, использовали свои магические способности для того, чтобы добиться тиранической власти и развязать кровавые войны. Паниз Рал с помощью магии сделал все фрукты красного цвета ядовитыми, что привело к гибели множества людей, и в целом война, развязанная Панизом, оказалась настолько кровавой, что возникло целое государство людей — Вестландия — пожелавшее отгородиться от всего магического. А Даркен Рал ради увеличения своей власти заключил договор с Владетелем — и хотел подчинить силу шкатулок Одена, дающих абсолютную власть.
Даже угрожающий всему миру неограниченной диктатурой, а магии — полным уничтожением император Джегань сам является порождением магов прошлого из Старого Мира (родины Джеганя), выведших так называемых сноходцев (одним из которых является Джегань) — людей, способных подчинять себе разум других людей и особенно — магических одарённых, проникая в их сны. Те же волшебники древности создали в военных целях мрисвизов — змееподобных убийц в плащах-невидимках. Они же, как выясняется из циклов «Ричард и Кэлен» и «Хроники Никки» (продолжение «Меча Истины»), сконструировали из людей полулюдей (кровожадную нежить) и шелки (разумных амфибий, нередко враждебных людям). И таких примеров у Гудкайнда можно было бы привести ещё немало.
Конечно, при желании можно сказать, что все эти маги — «плохие». Проблема в том, что «хорошие» нередко не лучше. Например, конфедерацией Срединных Земель в Новом Мире (которому угрожает агрессия Джеганя) правит магический орден Исповедниц, вершащий своё правосудие над обычными людьми. Эти самые Исповедницы наделены древними «хорошими» волшебниками способностью с помощью «исповеди» заставлять людей говорить правду… превращая их в раба Исповедницы, неспособного ослушаться ни одного их приказа. А если «исповеди» подвергся невиновный — увы, ни Исповедницы, ни волшебники при всём желании не способны вернуть свободу несчастному.
Но, конечно же, Исповедницы «хорошие» — в отличие от «плохих» сноходцев вроде Джеганя, хотя магия сноходцев, подчиняя других людей, хотя бы не лишает их полностью элементарной субъектности, ведь сноходец, в отличие от Исповедницы, не может заставить человека искренне боготворить себя, да и от власти сноходца можно освободиться.
При этом для размножения (а половой акт с Исповедницей означает «исповедь») Исповедница может избрать кого угодно — даже короля целой страны. Например, мать Матери-Исповедницы Кэлен Амнелл (одной из главных героинь «Меча Истины», возлюбленной Ричарда Рала) избрала в качестве своего мужа уже женатого (!) короля Галеи Вайборна (задним числом, конечно, это оправдано тем, что Вайборн-де не любил жену и избивал её), который умер, когда умирала его новая жена. При этом все Исповедники мужского пола рождаются злодеями, от природы склонными к совершению преступлений, поэтому при рождении у неё мальчика Исповедница должна приказать своему мужу убить сына. А ведь Исповедниц создали «хорошие» волшебники Нового Мира!
Те же «добрые» волшебники создали для охоты на мрисвизов крылатых монстров гаров… однако на практике гары со временем начали охотиться и на людей.
И даже среди «хороших» волшебников раз за разом встречаются мерзавцы. Например, Йозеф Андер, посланный волшебниками Нового Мира изгнать из Андерита злых духов-шимов, установил там режим неограниченной власти (а шимов не изгнал, а подчинил). Волшебник Лотейн с помощью магии создал из элитной куртизанки сильфиду — живое устройство для межпространственных путешествий, лишенное собственной воли (правда, потом оказалось, что он работал на «плохих» волшебников Старого Мира, но тот же Йозеф Андер оказался мерзавцем и вне всякой связи с «плохими» волшебниками). Альрик Рал, первый магистр Д’Хары, создал магические узы, связывающие Ралов с обычными д’харинцами, для борьбы с угрозой сноходцев — но Паниз и Даркен Ралы, его потомки, использовали их для того, чтобы стать тиранами, угрожающими всему миру.
Но проблема не только в том, что магия в мире Гудкайнда может быть обращена во зло — во зло, к сожалению, и в реальном мире можно обратить многие хорошие вещи. Проблема в том, что магия в мире Гудкайнда не служит увеличению общественного блага (при том, что магия у Гудкайнда очень могущественна и позволяет создавать, к примеру, волшебные барьеры, разделяющие страны или даже континенты). У капиталистической экономики есть масса издержек и теневых сторон, но на протяжении многих веков она способствовала развитию науки и техники, росту благосостояния многих, и даже учила страдающих от отрицательных сторон системы знать свои интересы и уметь их отстаивать. Напротив, мир Гудкайнда не просто средневеково-статичен (это частая черта фэнтези) — магия в нём гораздо чаще используется для причинения людям вреда, чем для помощи им.
Правда, в «Законе девяток» (продолжение «Меча Истины», описывающее далекое будущее) Джекс Амнелл, женщина магического общества будущего, говорит о том, что-де магия играет огромную роль в его экономике — но это именно «рассказано, а не показано». Интересно, что разумный лозунг «магия должна служить человеку, а не человек — магии» озвучивает «злой» волшебник Слагл, воюющий на стороне Имперского Ордена.
Для сравнения, у такого классика фэнтези, как Толкин (тоже придерживавшегося крайне правых взглядов и в некоторых аспектах близкого к либертарианству — правда, скорее в политическом, чем в экономическом отношении), идею использования магии для улучшения условий жизни (проект Колец Власти) выдвигает правитель эльфов Эрегиона Келебримбор, неоднозначный или даже положительный персонаж. И даже помогавший ему в создании Колец Власти Саурон, несмотря на стремление к абсолютной власти над миром, искренне хотел посредством этого облегчить жизнь своих подданных.
Можно вспомнить и Роберта Джордана — другого классика фэнтези, повлиявшего на Гудкайнда даже больше, чем Толкин — например, Сестры Света и Сестры Тьмы у Гудкайнда напоминают Айз Седай и Черную Айю у Джордана, а резиденция Сестер Света Дворец Пророчеств — Тар Валон. В его цикле «Колесо Времени» в Эпоху Легенд, предшествующую событиям основного цикла произведений, за счет магических и технологических достижений существовала высокоразвитая и относительно благополучная цивилизация, лишь позднее разрушенная в результате вызванной злыми силами катастрофы.
Финал «Меча Истины» очень показателен — в последней книге этого цикла («Последнее правило волшебника») Ричард Рал, с помощью Меча Истины обретя власть над шкатулками Ордена, дающими своему обладателю почти богоподобное могущество, радикальным образом решает проблему Имперского Ордена — создаёт мир без магии и перемещает туда всех приверженцев идеологии Ордена (что, конечно, делает ему честь, так как это всё же гуманнее, чем тотальное истребление врагов). Подразумевается, что созданный Ричардом мир и есть наша, земная реальность (в «Законе девяток», где действие происходит на Земле, в современных США, эта гипотеза подтвердилась). Но в таком случае получается, что злодей Джегань оказался прав в своей борьбе с магией — освободившись от «тирании магии», человечество действительно достигло невиданных вершин развития.
Это не ускользнуло от внимательных читателей в свете содержания «Закона девяток», где появились продолжатели дела Джеганя, решившие искоренить магию:
«А ведь Джегань Справедливый оказался прав. Пока в мире его мечты, начисто лишенном магии, изобретали телефон, автомобиль, твиттер и смешные костюмы для собак, в мире волшебства и справедливости им. Ричарда, все опять пошло наперекосяк. Снова мир на грани гибели, снова очередной сумасшедший колдун решил уничтожить все волшебство и справедливость, снова все как обычно.
<…>
Не очень понятны размышления автора, вложенные в уста главных героев о том, что магия в том мире — это тоже что технология в этом. У нас телефоны, а у них путевые дневники, у нас антибиотики, а у них там магией все лечатся и т.д. Возможно так то оно и было бы, но насколько я помню на начало действия Первого Правила в мире из известных волшебников существовали: а) Зедд, который потерялся, б) Даркен Рал, который очень злой и плохой, в) ведьма Шота, которую все зачем то боялись и г) волшебник Джиллер, который жил при дворце у злой королевы. Ну и что при таком многообразии делать обычному крестьянину, если он сломает ногу?
Дальше, по ходу цикла, волшебников стало побольше, но в масштабах мира все равно капля в море. Возможно через тысячи лет после смерти Ричарда ситуация как то поменялась в лучшую сторону и волшебников стало еще больше, но все равно не достаточно что бы заменить своим волшебством технологии доступные в нашем мире любому смертному.
Собственно примерно так же скорее всего размышлял главный антагонист романа, когда решил магию, доступную лишь кучке избранных, удалить и завести в свой мир технологии. Правда, со слов Джекс, основной его мотив был в личном мировом господстве, но мы то знаем.
В общем в очередной раз, благодаря стараниям главных героев, мир волшебства обречен на столетия неравенства, средневековья и тьмы.
Надеюсь следующий Джегань окажется чуть поумнее».
То есть простым людям в мире Гудкайнда действительно особо не за что любить магию и магов. Маг, конечно, может помочь обычному человеку — если по какой-то причине захочет этого (но никто не имеет права обязать его это сделать — ведь Гудкайнд, как и Айн Рэнд, отвергает вменение альтруизма в нравственный долг). А если захочет — станет новым Темным Властелином и развяжет очередную мировую войну.
Итак, лишь сделав Имперский Орден своего рода огородным пугалом, воплощением «всего плохого» (они сразу и «коммунисты», и «религиозные фанатики», а их марш по Срединным Землям — бесконечная оргия пыток, грабежей, убийств и изнасилований), Гудкайнд смог изобразить идейных оппонентов неправыми, хотя, по иронии судьбы, объективная правота их позиции — не путать с их политической практикой! — вытекает из нарисованного самим же Гудкайндом мира. Но смог ли Гудкайнд нарисовать позитивную альтернативу Имперскому Ордену в виде общества его противников? Увы, нет.
Уже упоминавшиеся мною Срединные Земли, несмотря на «благодетельную» власть Исповедниц — «сборная солянка» государств, которые в лучшем случае являются заурядными монархиями, где все решения принимают короли и королевы (некоторые из которых, как королева Тамаранга Милена, правят откровенно деспотически), а в худшем случае — диктатурой религиозных фанатиков (Никобарис) или режимом апартеида (Андерит), где этническое меньшинство (андерцы) угнетает большинство (хакенцев). Некоторые государства Срединных Земель, такие как Кельтон и Галея, периодически воюют. Совет Срединных Земель, состоящий из представителей всех этих государств, оказался коррумпирован и подчинился Имперскому Ордену (приговорив Мать-Исповедницу к казни), за что Ричард Рал этот совет поголовно казнил, после чего взял верховную власть в свои руки с целью обороны Нового Мира от нашествия полчищ Ордена.
Д’харианская империя — общество, представляющее из себя абсолютную монархию, где на магистра молятся чуть ли не как на живого бога. Эта абсолютная монархия дополнительно подкреплена магическими узами, связывающими магистра и его подданных — поэтому Ричард, убив своего отца Даркена Рала, ухитрился стать магистром Д’Хары, будучи для д’харианцев абсолютным чужаком (он вырос в Вестландии, стране без магии) и не имея никаких связей в д’харианской верхушке. При этом общество Д’Хары при Панизе и Даркене Ралах позиционируется как жестокая тирания, но, конечно же, под властью Ричарда д’харианцы быстро «перевоспитались» и стали «хорошими». Хотя очевидно, что в любой тирании за одним тираном стоит толпа тиранчиков помельче.
Но при этом в отдалённых провинциях Д’Хары вроде Фаджина реальная власть принадлежит местным лидерам вроде Ханниса Арка (один из ключевых антагонистов цикла «Ричард и Кэлен»), которые могут править тиранически, используя темную магию и рвутся к власти. То есть и под властью Ричарда в действительности перемены к лучшему не произошло — во всяком случае, до мест вроде Фаджина у него руки не дошли, пока Ханнис Арк сам не начал строить интриги с целью лишить Ричарда власти в стране.
А ещё есть племя Тины — этакие пасторальные дикари, друзья главных героев. Эти милейшие люди практикуют… ритуальный каннибализм (поедание мяса убитых врагов). Такие вот у них обычаи — и никто не думает их искоренять (это же будет «ограничением свободы» людей данного племени!). Кстати, положительные персонажи в одной из таких трапез позднее участвуют, поедая убитых солдат Имперского Ордена. В общем, «добро победит зло, поставит на колени и зверски убьёт» (в данном случае — съест, в буквальном смысле этого слова). С этом принципом у Гудкайнда мы ещё встретимся.
По сути, нарисованное Гудкайндом общество беременно всеми теми мерзостями, которые он инкриминирует Имперскому Ордену и другим антагонистам. Государство там мало делает для нужд социально неблагополучных слоёв населения, но его влияние отнюдь не минимизировано — более того, нередко оно является откровенно деспотическим (а там, где государственного принуждения нет, царят дикие нравы, как в Племени Тины).
Для сравнения, Толкин, тоже выступавший за минимизацию государственного вмешательства в общественную жизнь (в этом плане он с либертарианцами стоял на одной стороне), смог создать куда более привлекательные образы самоуправляющихся сообществ — вспомнить хоть народ Халет Первой Эпохи (у которых, как у древних скандинавов, большое влияние на политику имеет народное собрание), хоть хоббитов Шира с их выборной администрацией и горожан Эсгарота (представляющего из себя классический средневековый «вольный город») Третьей Эпохи. И даже в Гондоре — имперском государстве на манер Рима или Византии — важную роль играет самоорганизация населения, поскольку, насколько можно судить по «Возвращению Короля», значительную часть гондорской армии составляет вооруженный народ из различных провинций.
Более того, Толкин специально отмечал, что после восшествия Арагорна на трон Гондора он расширил представительские органы, помогающие ему в управлении государством: «Государь Нуменорский был монархом и самодержцем; но правил по древним законам, кои исполнял (и толковал), но не писал. Еще Денетор по важнейшим внешним и внутренним вопросам созывал Совет и хотя бы слушал лордов и капитанов. А Арагорн возродил Великий Гондорский Совет, в котором Фарамир как наследный Стюард (представитель государя при его отсутствии, болезни, а также между смертью одного и коронацией другого правителя), конечно же, был главным советником» (Письмо 244).
У Гудкайнда, наоборот, элементы демократии и самоуправления обычно сомнительны. Демократические элементы присутствуют в политическом строе Андерита и Вестландии, но Андерит — коррумпированная псевдо-демократия с режимом апартеида, и даже в Вестландии у власти оказывается сводный брат Ричарда Рала, редкий мерзавец Майкл Сайфер, которого Ричард в итоге казнил за сотрудничество с Даркеном Ралом.
Отдельно стоит поговорить о главном герое — Ричарде Рале, Искателе Истины, владеющем волшебным Мечом Истины. Он — типичный «Избранный», спаситель мира, вершащий справедливость, воплощение мессианского архетипа. Однако архетип «Избранного» может быть художественно реализован по-разному. «Избранный» из священных книг основных мировых религий — посланник высших сил или даже сошедший на землю бог. В XX веке появился другой тип «Избранного» — литературные персонажи, подобные Фродо Бэггинсу у Толкина или Гарри Поттеру у Роулинг — обычные люди, на плечи которых легла ноша высокой миссии. Ричард Рал не относится ни к тому, ни к другому типу «Избранных» — он своего рода «Избранный во имя себя».
Искателей Истины у Гудкайнда не назначает некая высшая сила (Волшебник Первого Ранга провозглашает Искателя таковым, но, в сущности, Искатель сам должен осознать себя) и ими не становятся за те или иные заслуги — им можно только родиться. Роль Искателя, в сущности, не предполагает необходимости саморазвития и работы над своими отрицательными чертами — в отличие от, к примеру, от талмудической легенды о портрете Моисея, предполагающей, что человек может стать избранником Бога, не родившись беспорочным, а преодолев свои пороки. Нет, Искатель Истины уже практически идеален и позиционируется как чуть ли не самый справедливый человек в мире — ему остаётся только «вершить справедливость», ища способы покарать «плохишей».
В случае Ричарда перед нами та же идея, что и в случае магов — избранным-«сверхчеловеком» («атлантом») можно только родиться. Желательно — в породистой семье, восходящей к двум величайшим магическим династиям сразу (конечно, начинает Ричард как простой лесной проводник, но правда о его корнях быстро вскрывается).
В образе Ричарда бросается в глаза ещё одна важная деталь.
Чего на самом деле стоит «справедливость» в исполнении Ричарда и его друзей, показывает несколько эпизодов. Первый из них — казнь Майкла Сайфера, правителя Вестландии, за предательство и службу тирану Даркену Ралу. Она абсолютно оправдана с моральной точки зрения, но Ричард требует от Майкла отдать ему салют побеждённого — и казнит уже после того, как тот отказывается это сделать (упоминается, что когда они боролись в юности, Майкл, побеждая Ричарда, всегда заставлял его отдавать салют побеждённого). В итоге эта сцена выглядит как банальное сведение личных счётов.
Вторая сцена — поведение Ричарда после того, как народ Андерита, выбирая на референдуме между ним и Имперским Орденом, голосует за Орден (а его жена Кэлен чуть не погибает в результате покушения). Ричард — в условиях войны с Орденом! — уезжает в глубокий тыл в Вестландию и устраивает натуральную истерику, говоря, что, мол, жители Срединных Земель предпочитают рабство Ордена свободе под его властью, а значит, война безнадёжна и они поймут ценность свободы, лишь утратив её и попав под власть тирании. Вся эта риторика очень уж похода на личную обиду на «неблагодарность» народа — вплоть до рассуждений о том, что-де люди должны доказать, что они достойны его, Ричарда.
И так выглядит идеальный «борец за справедливость»? Нет, конечно, в реальной жизни никто из нас идеален, но Ричард-то позиционируется автором как почти мессианская фигура. И, опять же, ладно бы это честно позиционировалось как его недостатки — но даже такое автор ухитряется объяснять через «стремление к справедливости».
С его друзьями ситуация немногим лучше. Например, в финале, овладев силой Одена, протагонисты быстро и без лишних мучений и издевательств убивают побеждённого ими Джеганя. Это можно было бы назвать актом милосердия… если бы до того герои не запытали до смерти рядового солдата Имперского Ордена (совершившего несравненно меньше злодеяний, чем Джегань — из откровенных преступлений можно вспомнить только то, что тот перед этим пырнул ножом попавшуюся ему под руку девочку) исключительно за то, что тот убил чародея Уоррена, мужа волшебницы Верны. В итоге убийцу Уоррена «положительные» персонажи пытают всю ночь, пока тот не умирает.
Как же это действие обосновывается?
«— Это нечестно! — громко запротестовал юный убийца.
Его начало трясти от страха. Он был готов к мученической смерти, быстрому концу. Но происходило что-то непредвиденное.
— Он умер быстро. И мне должна быть дарована такая же быстрая смерть! Это неправильно!
— Неправильно? Что действительно неправильно, — с жутким спокойствием произнесла Верна, — так это что твоя мать вообще раздвинула ноги для твоего отца. И теперь мы несколько запоздало, но исправим ее ошибку. Что действительно неправильно, так это что хороший и добрый человек погиб от руки ничтожной мелкой трусливой гадины, настолько лишенной здравого смысла, что неспособна распознать ложь, которую теперь выплескивает на нас».
Характерно, что позиция пленника выглядит вполне рационально. Он не требует от своих палачей снисхождения, а апеллирует лишь к тому, что наказание должно быть симметрично тому поступку, за который оно следует. Он никого ночь подряд не пытал (речь идёт об обычном вражеском солдате, а не военачальнике, замазанном в полномасштабных военных преступлениях), тем более что Уоррен как вражеский маг — вполне легитимная военная цель (обратите внимание на то, что на медленную мучительную смерть его обрекают именно за убийство Уоррена, а не за нападение на ни в чем не повинную девочку, которую он ранил). Подход, озвученный убийцей Уоррена, вписывается даже в весьма архаичный принцип талиона. Но позиция героев совершенно иная — для них Уоррен и его убийца это существа принципиально разные по самой природе своей.
При этом у «положительных» персонажей не хватает внутренней смелости и честности присутствовать при пытках, на которые они обрекли убийцу Уоррена — пытают его в отдельной палатке, а они лишь слушают доносящиеся до них вопли. Казнь убийцы Уоррена основана не на принципе справедливости (принцип соразмерности она вовсе игнорирует), а просто на примитивной мести по принципе «ты сделал больно мне — тогда я сделаю тебе ещё больнее». Впрочем, чего ожидать в этом отношении от «положительных» персонажей, если они (оправдывая это любезно расписанными автором зверствами Имперского Ордена) или вообще не берут пленных, или казнят их после пленения?
Замечу, что «справедливость» «положительных» персонажей здесь основана не на некоем писанном или даже неписанном праве, а исключительно на собственной «чуйке» — тот же Искатель Истины выносит приговор, руководствуясь сугубо своей интуицией (которая, конечно же, безупречная, ведь он-де неустанно стремится к справедливости).
Вообще тема «неодинаковости» представителей «элиты» и обычных людей в творчестве Гудкайнда проходит почти красной нитью. Например, у него есть повесть под названием «Долги предков» (о войне Паниза Рала со Срединными Землями), в котором простая женщина обращается к Первому Волшебнику Зеддикусу Зул Зорандеру с просьбой о спасении своей семьи, потому что у него долг перед её предками. Но в итоге выясняется, что это у семьи главной героини был долг перед Зеддом, а сама главная героиня спасает его дочь. Подобный «конец-переворот» весьма иллюстративен в идейном плане.
Отдельно замечу, что «положительные» персонажи Гудкайнда любят лицемерно утверждать, что якобы не испытывают ненависти к врагам, а лишь справедливый гнев, требующий воздаяния им по заслугам (причем автор позиционирует это утверждение как истинное; мол-де злодеи не смогли овладеть силой шкатулок Одена, а Ричард Рал смог, именно поэтому — злодеи-де движимы ненавистью, а Ричард справедливостью). Иронично, что аналогичные по смыслу заявления своих врагов они называют ложью. Выглядит это столь же лицемерно, как утверждением о том, что мол-де сила Исповедниц (означающее превращение человека в раба без своей воли) — это сила любви. Но в рамках воображаемого мира Гудкайнда это фантастическое лицемерие возведено в ранг святой истины.
Интересно сравнить Ричарда Рала с его главным врагом — императором Джеганем. О Джегане у Гудкайнда прямо сказано, что, хотя он действительно является способным лидером Имперского Ордена, дело Ордена и его идеи смогут существовать и без него — это этакая «гидра», где на место одной отрубленной головы вырастают две. В случае с Ричардом всё обстоит в точности до наоборот — подчеркивается, что Ричард это уникальный персонаж («исключительная личность»), и без него всё рухнет и зло восторжествует (в противостоянии и с Орденом, и с другими врагами) — вплоть до того, что от власти Джеганя как сноходца могут защитить лишь узы верности Ричарду. Гудкайнд не понял, что этим выставил «положительных» персонажей не в лучшем свете — ведь «уникальность» протагониста означает отсутствие долговременной содержательной программы.
Подчеркивание «яркой индивидуальности» и сверхчеловеческих качеств Ричарда и горстки его друзей из числа протагонистов на практике оборачивается отсутствием субъектности у рядовых персонажей. Они у Гудкайнда выглядят как этакие NPC, не-игровые персонажи из компьютерных игр, у которых нет своей субъектности (или даже юниты, которых можно обвести в рамочку и послать на врага в атаку). Скажем, как уже отмечал, когда Д’Харой правил «злой» Даркен Рал (и позднее, когда после его смерти д’харианцами пытался манипулировать Владетель) — д’харианцы были «плохими», но после того, как их возглавил Ричард, они, конечно же, стали «хорошими», включая отряд Морд-Сит, использовавшийся в первую очередь для пыток и ломки личности пленников.
Другой пример — сюжетная линия, связанная с королевством Кельтон. Все члены королевского дома Кельтона погибли, и, чтобы не допустить хаоса в этой стране и нуждаясь в кельтонской армии в условиях войны с Имперским Орденом, Ричард назначает (!) монархом Кельтона не какого-нибудь кельтонского аристократа под гарантии лояльности, а свою возлюбленную, Мать-Исповедницу Кэлен Амнелл (хотя она принадлежит к королевской семье Галеи — соседа и извечного врага Кельтона). После чего кельтонская армия послушно идёт сражаться за Ричарда, потому что «кельтонцы очень преданны короне». То есть предполагается, что никаких собственных интересов у кельтонской знати нет, и они сделают всё, что приказал иностранный завоеватель просто по праву силы.
Проще говоря, гипер-индивидуализм уже на чисто художественном сцены в итоге оборачивается деспотизмом и нивелированием личности других людей; ценны далеко не все индивидуумы — напротив, большинство людей (даже влиятельных и наделённых властью), как я уже отмечал, низводится до уровня NPC, которыми помыкает или «злой» Джегань, или «добрый» Ричард. Зато «свободные индивиды» у Гудкайнда иногда очень смешно пытаются «мериться крутостью», что порождает довольно абсурдные сцены:
«— Но я еще и волшебник, — добавил Зедд, нахмурив брови для пущего воздействия. — Не будь я столь дружелюбен, я попросту испепелил бы вас и пошел дальше.
— А не будь я столь дружелюбен, — заявил солдат, — я подал бы сигнал — а вас уже пропустили довольно далеко, и вы теперь полностью окружены, — и десяток лучников, прячущихся в темноте, выпустили бы стрелы, которые нацелены на вас с того момента, как вы приблизились к лагерю.
— А! — победно воздел палец Зедд. — Все это хорошо и здорово, но...
— И даже если бы я погиб в огне, служа Магистру Ралу, эти стрелы все равно бы полетели без моего сигнала.
Зедд хмыкнул, опустив палец, но мысленно улыбнулся. Хорош же он, Волшебник Первого Ранга! Не будь это свои, его обставил бы в этой игре простой солдат.
А может, и нет.
— Во-первых, сержант, как я вам сказал, я волшебник, и давно знаю об этих лучниках. Я уже отвел угрозу, заколдовав их стрелы, так что теперь они не страшнее помоев. Во-вторых, если я лгу — а именно так вы сейчас думаете, — то вы совершили ошибку, сообщив мне об угрозе и дав таким образом возможность тут же прибегнуть к магии и обезопасить себя».
Посреди серьёзного повествования, описывающего глобальное противостояние идей, определяющее судьбу всего мира, такая сцена выглядит гомерически смешно.
Подведем итоги. На мой взгляд, цикл Гудкайнда вскрыл определённые внутренние противоречия либертарианства — даже не как экономического, а как философского учения. Во-первых, оказывается, что воспевание избранной группы «свободных индивидов» приводит к тому, что остальные персонажи оказываются (даже с чисто литературной точки зрения) нивелированы до аморфной массы, если не прямо заклеймлены как «быдло» и «паразиты», жизнь которых имеет принципиально иную ценность.
Во-вторых, оказывается, что доведенное до логического конца либертарианство (по крайней мере, в рэндианском его изводе) ведёт к идее, напоминающей протестантский концепт «двойного предопределения» — «лучшие люди», «атланты» постепенно начинают мыслиться уже не как те, кто пользуется высшим положением в обществе благодаря собственным усилиям, а как некие «избранные», которые уже родились таковыми. Подобная убежденность определённо льстит «атлантам», но вряд ли утешительна для тех людей, которые по тем или иным причинам находятся внизу социальной пирамиды.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: