Валюше после болезни инвалидность дали. Не совсем восстановилась женщина, но себя обслуживала, могла делать обычную работу по дому. Правда и сонливость, и быстрая утомляемость никуда не делись, все так же много спала Валюша, все так же подволакивала за собой ногу, да не всегда удавалось унять дрожь в руках, особенно в минуты волнения. Наивная стала, как ребенок. Доверчивая до глупости.
Начало тут
Пойдет на рынок, так вместо того, чтобы продукты купить, деньги попрошайкам раздаст, или даст купюру крупную продавцу, и уходит, забыв про сдачу.
Писала письма Женечке, ездила к нему на свидания, когда можно было, и без конца и края отправляла ему огромные посылки, мол голодает сынок, ему надо.
А Женечка и рад стараться. У всех заключенных есть лимит на посылки, только не всем их шлют, посылки эти. Так он, хитрец такой, просит мать на чужое имя отправить, мол пошли мне мамулька то-то и то-то, а этого не надо. Мне конечно делиться придется, так зато отдам малую часть дяде чужому, и хоть сам сыт буду.
Вот и выходило, что почти каждый месяц слала Валя эти посылки. Иной раз до того доходило, что дома ни рубля не было, и хлеба взять было не на что, а Валюша ходила по соседям, деньги занимала, да по оптовкам бегала, а в зале на столе стояла огромная почтовая коробка, в которую понемногу, по чуть -чуть складывала Валюша продукты для сыночка любимого.
Митя, глядя на жену, в один момент прекратил ее спонсировать, мол хватит, Валь! Не голодает там твой Женечка, кормят их там, да получше, чем мы с тобой едим. Отправила положенное, и будет с него, а то сидит там, да жирует! Такими темпами и осознать ничего не успеет, на мамкиных- то посылках!
Плакала Валька, как маленькая, до того жалко ей было ребенка своего несчастного, который на баланде сидит, а отец родной копейки пожалел, пачкой чая попрекнул. И не понимала того, что правильно Митька говорит, и сынок ее там жирует...
Поначалу Митя выдавал Вале деньги и на квартплату, и на продукты, и на лечение, потому как пенсия у нее невелика, а потом с удивлением узнал, что и по квартплате долг копится, и лекарства Валя не берет, и продуктов дома толком нет, кругом шаром покати, последние мыши себе виселицу сделали, да удавились от голода, а Валюша втихаря Женечке посылки собирает.
Попробовал ругаться на нее, а потом рукой махнул. Вот что толку глотку драть, когда стоит она, смотрит на тебя, как баран на новые ворота, а в глазах слезы блестят, вот-вот разрыдается, будто ребенок обиженный, которому конфету не дали.
Стал Митя сам своей зарплатой распоряжаться. На коммуналку, на лекарство, на продукты, а Валя свою пенсию на сыночка тратит. Так и жили.
Иной раз найдет что-то на Вальку, и садится она письма внучке писать, мол Дашенька моя любимая, девочка ненаглядная, скучаю, сил моих нет, как увидеть тебя хочу, хоть бы приехала, проведала меня, пока я живая. Большая ты уже у меня стала, умница моя, вот бы мамка на тебя посмотрела, да порадовалась.
Даша, доверчивая, добрая девочка верила бабушке Вале, которую несмотря ни на что любила искренне, наивной, чистой детской любовью. После каждого такого письма девочка плакала, и уговаривала папу и бабушку отпустить ее в город, ведь ждет бабушка, и любит её не смотря ни на что.
Зинаида Степановна аж плевалась от досады, мол тьфу ты, ехидна какая! И что ей всё неймётся? Сиди ты там в своём городе, нацеловывай Женьку свово в мягкое место, так нет же, пиявка старая, прицепилась к ребёнку! То ли не понимает, что живая Дашка, настоящая, чистая и светлая душа, которая после каждой этой писульки мается да страдает? Иииииих на тебя! Хоть бы провалилась ты что ли, вешалка старая!
Дошло до того, что стала Зина почтальонку перехватывать, да письма эти прятать от внучки.
Вера, почтарка, тягостно вздыхала, мол ну что с тобой делать, Степановна? Вот всё понимаю, вроде и благое дело делаем мы с тобой, девчонку твою от расстройства бережём, а ну как узнаёт начальство, что я почту до адресата не доношу? Ох и влетит мне тогда по первое число, подведешь ты меня под монастырь, Зина!
Помирать Валя собиралась через день, да каждый день. Уже и узелок смертный себе приготовила, мол у мамки моей с сорока лет лежал узелок, а мне уж больше стукнуло, и мне пора, чую, конец мой не за горами, хоть бы Женечку еще увидеть на этом свете, да Дашу, ведь внучка она мне!
А Даша, чем старше становилась, тем сильнее тянулась туда, в город, к бабушке Вале. Всё чаще обвиняла и отца, и бабу Зину в том, что они злые, плохие, не дают ей общаться с бабушкой, которая её так любит.
Зинаида только вздыхала, мол и что мне с тобой делать, голова ты моя бедовая? Да разве же так любят? Любила бы, так приехала, сама бы проведала, да хоть конфетку какую на день рождения прислала, а то писульки писать крупными буквами каждый может, как говорится, на бумаге Лев Толстой, а на деле х... Ен простой...
Валюша напросилась в гости в деревню когда Женечка вышел из тюрьмы. Позвонила, мол ну что мы, не родные разве? Ладно, Дашу к нам не пускаете, так дайте хоть мы приедем, я на внучку посмотрю, а Женя на племянницу.
Зина, посовещавшись с мужем, решила: ай, пусть едут, что мы, звери какие? Уж тут, под приглядом нашим не дадим Дашу в обиду.
Почти месяц собиралась баба Валя в дорогу, несколько писем написала Даше, мол подарков тебе накупила, одежки всякой, будешь по деревне своей ходить модная да красивая.
И Даша верила, бабушку ждала с нетерпением, каждый вечер представляя, чего же там бабушка ей накупила? Может топик с висюльками? Или футболку с "Титаником" ? А может костюм спортивный, где кофта с карманом во весь живот? Или юбку-шорты?
Обняв девочку, потрепав ее по волосам своими грязными, неухоженными руками, любящая бабушка вывалила ворох тряпья посреди кухни...Женя в этот момент стоял позади матери, и что- то маячил удивленной Зинаиде.
Ох, чего только не было в большом, ярком пакете, который с трудом занесла Валюша в дом! И майки, и футболки, и даже заветные юбка- шорты. Ношенные, с чужого плеча, застиранные майки и футболки, растянутые безразмерные трико, колготы с дырявыми пятками, а на заветных шортах , красивых, модных, прям на самом видном месте огромная припалина от утюга.
-Смотри, Дашенька, что я тебе привезла! Должно подойти, а что не подойдет сейчас, так на вырост тебе будет.
Даша удивленно смотрела на эту кучу ношенных кем- то вещей, и думала: с помойки она их принесла, что ли?
Переводя взгляд с кучи на бабушку, Даша не могла и слова сказать. Валя, улыбаясь, смотрела на внучку, и ждала, когда девочка кинется ее благодарить. Потом, всплеснув руками, улыбнулась еще шире, и сказала:
-Я ведь забыла совсем, там Валька тебе гостинец передала, купила что-то, мол Дашеньке от меня передай. Я ее еще поругала, мол не надо, я сама все купила, а она вон, Женечке в пакет сунула. Жень, достань пакет Валькин, да игрушку от деда...
В скромном Валькином пакете лежал топик с висюльками, спортивный костюм с карманом во весь живот, кулек с конфетами и мягкая игрушка от деда Мити, небольшой, но очень красивый мишка...
Ох, сколько добрых и ласковых слов крутилось на языке у Зины! Благодетельница! Видать, пол города обошла, чтобы мешок тряпок этих набрать! Молча собрав все это обратно в пакет, Зина принялась мести пол. Ну надо же, купила она! А мусору столько , что со свалки меньше притащишь!
-Что хмурая такая, Зин? Не понравились вещи?
Зина, глядя в эти чистые, наивные глаза вовремя прикусила язык. Наконец дошло, что маячил этот Женя...Молчите мол...Нездоровый человек Валя, что с нее взять! Видать совсем с головушкой плохо у сватьи...
-Понравилось, Валь, понравилось. Потом посмотрим, не до того сейчас, обедать пора.
Женя, с усмешкой глянув на Зину, не выдержал, рассмеялся, и сказал:
-Ну все, мамулька вас теперь совсем задарит! У нее вся спальня завалена, она сразу много купила, да каждый день докупать ходит.
Хорошо, что гостили они не долго, в тот же день домой уехали на вечернем автобусе. Валюша после плотного обеда прилегла отдохнуть, так и проспала до самого автобуса, успела перед отъездом только чаю попить. А Женя как сел на улице в тенек, так с книжкой и просидел, понимал, что не рады ему.
Зина из вежливости подошла, мол может чаю хочешь?
-Не, спасибо, чаю я и дома напьюсь. Молочка бы...
С удовольствием пил парень холодное молоко, аж жмурился, что мартовский кот.
- Что, Женя, совсем плохо с Валентиной?
-Да как сказать...Руки- ноги шевелятся, ест, пьет, а сама- как ребенок. Иной раз вроде ничего, а иной...Такое чувство, что сама на себя какую блажь напускает, удобно ей так, чтобы думали, что дурочка.
Зинаида, покачав головой задумалась. Вот ведь как бывает, а! Жил себе человек, а потом раз, и как на шутку, дурачком сделался. Да уж, судьба, судьбинушка...Наверное, проще сразу в ящик, чем вот так и самому маяться, и родных маять.
Уже потом, после отъезда гостей топила Зинаида внучкиными подарками печку, да вспоминала слова Жени...
Такое чувство, что сама на себя какую блажь напускает, удобно ей так, чтобы думали, что дурочка, да лишний раз не лезли...
А ведь и правда, такое чувство...Пока никто не смотрит, и взгляд светлый, осмысленный, а как глянет на кого, так глаза туманом заволокет, ну чисто дурочка...нет, это надо же так, ребенку гор золотых наобещать, да вместо обновок мешок обносок приволочь! И ведь к месту ли, не к месту, все вставляет, мол будешь, Дашенька, по деревне своей ходить, модничать...Что-то сама на себя такое не пялит, новое все, недавно куплено, и Женя с иголочки одет, не в обноски. Ну да что уж, они городские, наверное думают, что они в деревне и такому рады. Одна эта морковка, слаще которой не ели они чего стоит. А дурочка ли Валентина? Может и правда, дурочкой делается, когда удобно ей?
Дааа, всяко было, всяко жили, но уж совсем голодом не сидели, и ребенка ни отец, ни они с дедом в обноски не одевали...Внучку единственную Зинаида своими руками обшивает да обвязывает, ходит девочка, как картинка...
Валька, седьмая вода на киселе, и то позаботилась, купила кой-чего, хоть и сама не миллионерша. Да и Митя, чужой дед, а вон, игрушку передал...Ох, Валя...Бог тебе судья...Это сейчас, пока маленькая Даша, да глупая, тянется к ней, к бабке непутевой. А там, даст Бог, вырастет, поймет, что к чему, да отвернет ее от такой любви да заботы...
У Вальки жизнь текла размеренно, спокойно. Словно вторая молодость наступила у женщины. Заботливый, любящий муж, послушная , умная внучка, которую нет-нет, да и назовет Валька доченькой. Учителя в школе хвалили Мирославу, мол способная девочка, развивайте. И на конкурс чтецов ее, и на открытый урок спросить, и на концерт.
Валька ее и в художественную школу отдала, и в музыкальную, мол пусть и там, и там попробует, да сама выберет, где больше нравится. На удивление, Мирослава не захотела бросать ни одно, ни другое, старалась успевать везде.
Так все хорошо было, что сама себя сглазить боялась Валя, а потому личным, сокровенным, не делилась ни с кем, даже с сестрой. Ну ее, Валюшу эту. Сроду не умела чужому счастью радоваться, а теперь и вовсе, только и делает, что приговаривает, мол вот, тебе-то хорошо, внучка рядом, денег вволю, а я в долгах, как в шелках.
А кто же виноват, что сама она Дашу от себя отваживает? Правильно делает Зина, что не пускает девочку к такой бабке. Пусть с Женей своим тетешкается.
А Женя на свободе пробыл недолго. Словно хлебнув другой, тюремной жизни тянуло его назад, туда, где живут по другим законам. Снова связался с кем не надо бы, да на краже попался. И года дома не прожил.
Встрепенулась Валюша, опять и взгляд стал осмысленный, и голова будто посвежела, словно ждала она этого, готовилась подсознательно. Опять походы к адвокатам, опять суды, свиданки да передачки...
Митька совсем осунулся. Как то за бутылочкой, когда сидели они с Иваном, разговорился, выплеснул всё, что на душе у него было.
- Сам я сына упустил, Иван. На бабу понадеялся, думал, если я работать буду, да деньги в дом нести, то она с воспитанием справится, а оно вон как вышло. Что толку от тех денег, когда счастья нет? Впустую жизнь прошла в погоне за деньгами, а из сына толку нету. Мало лупил я его видать, надо было сильнее, ещё в первые разы, да Валентину послушал, мол у всех бывает, что, прибить его теперь? Уж лучше бы прибил, чем такой стыд на старости лет.
Иван, глядя на друга, только вздохнул. Что тут сказать, когда есть доля правды в его словах? А с другой стороны, у иных в крови эта тяга, сколько не бейся, все без толку.
Растут, взрослеют дети, мудреют родители, а бабушки с дедушками, которые еще недавно работали, выходят на пенсию и начинают стареть. У иных душа молодая, а возраст только морщинки и выдают, а у других и возраст, и сознание на одной волне.
Валюша что внешне, что по характеру стала простой бабкой. Злой, вредной, склочной, вечно всем недовольной, и Даша, глядя на нее, удивлялась: Вроде баба Зина и постарше, а такая разница между ними!
Моя бабушка добрая, хорошая, приветливая, у нее даже морщинки красивые, а баба Валя...Баба Яга, а не бабушка!
Зина, хоть и недолюбливала Валюшу, при внучке старалась плохо о сватье не отзываться.
-Ты, доченька, Валентину не осуждай. Люди все разные, и по внешнему строению, и по внутреннему. Не каждый сдюжит жизнь прожить, да человеком остаться. Слабая она, бабушка твоя, сломалась, не сдюжила, ничего святого в ней не осталось, ничего от Бога не приняла, все профукала, ото всех отреклась. Живет, как тень, как трутень, ест, пьет, да спит, день прошел, и слава Богу. Сама себе идола создала, сыночка на божничку посадила, да пляшет вокруг него. Таких и пожалеть бы- да не за что. Бог ей судья, моя хорошая, не нам с тобой ее судить, и без нас судей хватает.
Как- то быстро выросла Даша, как- то быстро исчезла у нее потребность в общении с бабушкой Валей, в ее любви да заботе. Все реже стала она отвечать на письма, все короче стали эти ответы, сухие, сжатые, без души, без эмоций. К чему эти письма? Зачем бумагу марать?
Уже не бежала Даша в гости, сломя голову. Вот ведь как получается, пока маленькая Даша была, рвалась в гости к бабушке, да с одной стороны не пускали, а с другой не привечали. Сейчас, когда уже взрослая Даша, студентка, почти невеста, уже и не запрещает никто, не держит, да ждет ее баба Валя с радостью, а не хочется Даше ни видеть ее, ни слышать. Зачем? Она не нужна была тогда, пока маленькая была, да глупая, так зачем ей, Даше, сейчас чужая, совсем незнакомая бабушка?
Продолжение ниже
Спасибо за внимание. С вами как всегда, Язва Алтайская.