Ни весна как таковая, ни её просто мерзкое начало, не радовали мятущуюся Луизину душу, да и тело заодно. «Эка невидаль – праздник! Какой, на фиг, праздник, и чем он лучше самого захудалого рабочего понедельника, если в пустом кошеле тоскливо завывает, как Самум в пустыне, ветер безденежья, а душа рвется из тела, в поисках своего, халявного «Лас-Вегаса», не желая признавать никаких рабочих понедельников, и не рабочих, в том числе. В каком водоёме выудить кувшин с Хоттабычем внутри, чтобы вся жизнь превратилась в сплошное восьмое марта с днем рождения через день?» - такие крамольные мысли одолевали несчастную Лу, по пешеходному пути к дому. На такси, и тем более на собственный автомобиль, денег категорически не было.
И, вообще, вся её несуразная жизнь протекала вкривь и вкось, построенная каким-то архитектором-неудачником. И как бы она ни пыталась её перестраивать, либо «попадала молотком по пальцу», либо садилась, на ею же, не до конца вбитый гвоздь. Любые начинания Луизы, неизбежно, заканчивались полным крахом, и с громким треском. То Вадька, как-то незаметно, плавно, перетек к закадычной подружке, и чтобы примерно наказать негодяя, потребовалось «склеить» какого нибудь нахала, и «замутить» с ним скандальную интрижку, но они по неизвестной причине моментально отклеивались, и бесследно исчезали, много наобещав, но забыв сказать: «Милая, прощай! Я ухожу!»
Не радовала работа, бесперспективная, весьма щедрая на геморройные шишки. Её язык, давно обретший «самостийность», работал не за страх, а за совесть, злостно мешая делать карьеру своей номинальной владелице, и был объявлен Луизой врагом и «иноагентом», навечно похоронив веру в счастливое «завтра». Какая нормальная женщина выдержит такие безобразия, и не превратится в злобную навку?
Ох, уж эти висящие над головой Дамокловым мечом, и ненавидимые всеми фибрами души, день мужчин, наступающий на пятки дню женщин, в среде которых давно отсутствует даже намёк на солидарность.
Бабский коллектив, и пятеро мужиков. И вот почему- то ей, бедной Луизе, у которой в кармане вошь на аркане, придется скрести по сусекам и найти пятьсот рублей на подношения усатым и пузатым коллегам, которые играючи прикуривают от таких «ничтожных» бумажек. Одни, двумя пальцами, даже не глядя, и не заморачиваясь, извлекают из бездонных портмоне хрустящую, недавно выплюнутую банкоматом «пятихатку», и небрежно бросают её в «жертвенный котел», другие, со скрипом отдирают её, измятую и выстраданную, от сердца, и бережно кладут туда же.
Мужикам дарят пледы, которыми они бережно укрывают от холода своих любимых «половинок», а они благодарно отвечают веточкой мимозы, из солнечной Абхазии, или тремя тюльпанчиками, с отваливающимися от мороза лепестками, и шоколадкой, которая с легкостью лишает неосторожных сладкоежек лишних зубов.
И Луиза, с чувством глубокого возмущения, торжественно объявила родному коллективу, что она против неприкрытого грабежа и отказывается от участия в отъеме денежных средств у малоимущего населения. И не нуждается она в Голландских тюльпанах на восьмое марта, по цене элитного внедорожника. Она растит цветы сама, и через месяц вручит букет кому угодно, совершенно задаром.
Куда практичнее выбросить пятисотку в мусорную корзину, на радость нашедшим её бомжам.
А еще, чего стоят помпезные застолья, с оглушающим, троекратным: «Ура! Ура! Ура!», после каждой выпитой рюмки, и скабрезного тоста, от которого вянут уши, и по всему зданию разносится раскатистое лошадиное ржание, и после окончания мероприятия, некоторые малопьющие гипертоники, украткой собирают объедки с праздничного застолья.
С этого момента статус Луизы «равноправного коллеги», негласно сменился на статус «белой вороны», подтвержденный её последней выходкой, переполнившей чашу терпения спаянного коллектива.
Их «тихую заводь» с завидной регулярностью, облаготетельствовала пронырливая, навязчивая, и до безобразия нахальная маркитантка Юлдуз, в вольном переводе, Юля, облачающая непубличные, и легальные части тел сотрудниц, их мужей, и иже с ними: нижним бельём, и верхним облачением в стиле мерчендайз, по цене – рубль за кубический метр.
Во время проведения акции, трудовая деятельность в учреждении надолго замирала, а производственные помещения превращались в примерочные. На одном из таких базаров, раскрасневшаяся, пышащая гневом как Змей-Горыныч, главная экономка учреждения, коршуном налетела на опешившую Юлдуз, тряся у неё перед носом на вид совершенно одинаковыми тряпками, и брызгая слюной, вежливо выражала своё недовольство : - Юлия! Это что такое?! Я тебя спрашиваю! Ты почему меня обделила? Вот эти трусы, ты, привезла главному бухгалтеру, а вот эти – мне! Это дискриминация по иерархическому признаку! Я такие же хочу!! – постепенно впадала в истерику экономист.
Эти трусы окончательно убили лояльность к родному коллективу, и превратили Луизу в интроверта, страдающего острой формой мизантропии. Больше Луиза не осчастливливает своим посещением празднество царства бросовых цен. Успокаивало одно маленькое, но веское обстоятельство. Цены эти, не казались ей такими уж бросовыми. Незамедлительно последовали оргвыводы. Коллектив дружно бросился «поедать» строптивую, обглодал до костей, и тщательно их «промыл».
В скорости рабочее место Луизы осиротело ввиду обременительности для фонда заработной платы. «Ну и черт с ними. Очередной пинок от скверного бытия, отрезвляет сознание. Переживу с божьей помощью»,- согласно трезвому сознанию рассудила Луиза.
Характер у Лу пластичный. «Либеральный», как утверждал её любвеобильный дедуля с гусарскими повадками, по заверению бабушки, очень любивший внучку, саму бабушку, и попутно многих других красивых, и не очень, женщин, спуская на них весь заработок, а потом и пенсию, пока по какой-то причине не остепенился. Освободившиеся деньги по праву перешли в пользование горячо любимой внучки.
«Лузик!» - блеял старческим надтреснутым тенорком, дедушка: – «Хватит дуть прелестные губки! Возьми денежку, пойди по магазинам и купи себе всё, что пожелает твоя ангельская душа!» Самыми счастливыми моментами в жизни, были именно эти. Не стало деда, не стало и моментов. Зато ребром встал вопрос: «Что делать?» Да, ничего! Ждать! – безмятежно подумала Лу, «Никто ж пока не отменил удачливого русского «Авось»!»
Луиза, как по наитию, зашла в элитный маркет, справедливо полагая, что с её сальдо в потертом гаманке находиться здесь не комильфо, и чуть не таранила носом «сладкую парочку»- плавно, перешедшего к Снежане Влада и её саму, собственной персоной. Её бывшая подружка Снежанка цвела и благоухала, как чайная роза в чае.
Стройная, словно шахматная фигурка слон, невысокая как пешка, в умопомрачительной дублёнке, и диковинных, вычурных высоких сапогах, на которых, по мнению Луизы, вполне уместно смотрелись бы кавалерийские шпоры. На её пухлых щечках полыхал багряный румянец: то ли искусно наведенный, то ли это были, скоропостижно, выступившие последствия стыда от такой нежелательной встречи. Глазищи с наращенными ресницами смотрели на Луизу со смесью страха, жалости и превосходства.
Влад, напоминающий птицу – индюка, раздутый и самодовольный, блестящий, как медная солдатская бляха, начищенная асидолом, исторгал шлейф табачно-парфюмного амбре. Луиза отшатнулась, а пара, величаво, как две каравеллы плавно проплыла мимо Лу, как будто она вовсе и не Луиза, а так, пустое место. «Ну, прям, картинка лубочная, а не пара».
«А я-то, как «хороша!! Выгляжу, как вымоченная в уксусе кошка! Облезшая, блёклая. Старый лапсердак, да поршни, больше похожие на опорки. Срам! Ни тебе, маникюра, ни тебе педикюра. Дедушка! Ты где? Просыпайся! «И зачем я на свет появилась, ах, зачем меня мать родила», - пропела Луиза. Конечно, мысленно. Особенно испортили настроение массивные обручальные кольца на их пальцах. Охомутала таки Вадьку, Джоконда облезлая. Ведьма пучеглазая!
От отчаяния, Луиза «нахватала» продуктов на оставшиеся триста рублей, под усмешливые взгляды кассиров, и, выйдя из магазина, на нервной почве, тут же съела купленные сто граммов элитного сервелата с халой, и запила минеральной водой . На этом её продовольственный запас истощился, но подкинул в голову мрачные мысли: «Что меня ждет дома? Холодный дом. Холодный газовый котел. Хоть костер распаливай. И совсем одна. Хотя мама упорно утверждала, что исчезнувший папа, принял эстафету от дедушки, и по этой причине у Луизы родни по отцу, как тараканов за печью. А папиного отпрыска, из-за которого семейный фундамент дал трещину, она знала лично. Может быть он успешный человек? А мне-то что? От этих знаний от меня не убудет. И не прибудет. Пусть живет себе, на здоровье. А я сама по себе» .
Уважаемые читатели! Не забывайте оценивать рассказ).
И этот юмористический рассказ написан для Вас. Читаем и оцениваем)