Заголовок обозначает не только место работы моряков во всём мире, но отсылает читателей ко временам Великой Отечественной войны, а конкретнее – к действиям партизан в тылу врага. А ещё конкретнее – это название книги моего отца о партизанском отряде, который он организовал после побега из фашистского концентрационного лагеря, куда был помещён, когда попал в плен.
Долго во мне дремали отцовские гены, в мирные годы они не требовались. Но вот стряслась беда – советскую власть в стране свергли захватчики, принялись грабить закрома родины, а все ценности вывозить за границу. Сначала из ДВМП начали пропадать пароходы, а по всей стране закрываться заводы. Затем и трудовые ресурсы были вынуждены отправляться следом – за рубеж, работать на победившую мировую буржуазию.
Так и я попал на судно, где капитаном и стармехом были немцы или англичане, а остальной экипаж – филиппинцы. Немцы пытались меня расколоть, шутили:
- Сознайся, тебя к нам КГБ прислало?
Но в каждой шутке есть доля... шутки. КГБ меня не присылало, но сам я чувствовал себя разведчиком в стане врага. Нужно было разобраться в тонкостях взаимоотношений в экипаже буржуйского судна, изучить отчётность, тонкости работы в новых условиях. За несколько лет я освоился, английский язык стал вторым родным.
Немцы тоже попривыкли к русским морякам, присмотрелись, вроде работают неплохо, а платить им не так уж много требуется. Выгодная рабочая сила. Совсем страх потеряли. Начали набирать в бОльших количествах.
И вот я уже почти в полном русско-говорящем экипаже. Пусть даже это преимущественно хохлы из бывшего Эстонского пароходства.
Немец стармех (стоит крайний слева, в очках и с усиками) – служит надзирателем над машинной командой. Ему в помощь – нейтральный филиппинец 2-й механик (сидит, тоже в очках, делает вид, что шибко умный). Капитана на фотографии нет. Он считал ниже своего достоинства общаться с экипажем. Поэтому фотографию пришлось поискать в интернете. Вот, такая подойдёт.
Но очень похож на нашего капитана. Только ему ещё хлыста в руку не хватает – подгонять нерадивых славян, тупых и ленивых.
Остальные – те самые славяне. Когда-то опасные, но сейчас уже укрощенные, безобидные, как рабочая скотина. Но эта безобидность обманчива.
В касках, с рациями. А дай им в руки автоматы – это уже будет группа захвата.
Правда, оружия на судне нет, и захватывать вроде нечего. А само судно? Его можно реквизировать на пользу Родине вместе с грузом. В крайнем случае, направить его на береговой бастион противника или протаранить вражеский корабль. Пусть только случай подвернётся.
А пока мы были вынуждены затаиться и ждать. По ночам я печатал заметки листовки и прокламации. В качестве типографии был вынужден использовать компьютер в грузовом офисе.
Русский язык был под строгим запретом. Даже между собой нам запрещалось говорить на русском языке. Капитан был не глуп, он подозревал, что мы замышляем заговор против буржуйской власти. В компьютерах тоже было запрещено использовать кириллицу. Компания была немецкая, на клавиатуре были раскладки английского и немецкого. Русского не было. Приходилось загружать русский из системы, а для работы использовать таблицу-подсказку – какая русская буква спрятана под какой английской клавишей. Таблицу я выучил наизусть и съел, чтобы не попалась на глаза надзирателям.
Резервная типография на мостике, которой я пользовался во время несения вахты ночью.
День Победы мы отмечали подпольно, в условиях строгой конспирации. Благо, что немцы благоразумно скрылись в своих каютах, видимо опасаясь нарываться на конфликт с командой.
Мы не испытывали непреодолимой ненависти к немцам. Поэтому кровопролития не планировалось. Можно просто сбросить их за борт. Мы даже проверили возможность выживания в морской воде.
Судно работало на линии Англия – Испания – Италия – Кипр – Израиль. Судно можно было перегнать в Новороссийск, пусть Родине служит.
В районе Лимасола забортная вода была признана достаточно теплой для выживания.
Но нашим немцам несказанно повезло. Недалеко от Гибралтара мы подобрали брошенный скоростной катер, предположительно оставленный контрабандистами. Я сам нырял в воду, чтобы застропить его и поднять на борт.
Теперь мы могли бы не просто выкинуть фашистов за борт, а гуманно высадить их на катер. При наличии топлива и продуктов немцы могли достичь берега вполне себе безопасно для жизни.
Пока же мы осторожно вели диверсионную работу, например, боцман использовал краску Интершилд, предназначенную для наружнего корпуса судна, при покраски лебедок на палубе. Будучи застигнутым врасплох бдительным капитаном, ему ничего не оставалось делать, как пытаться оправдываться, что Интершилд лучше противостоит ржавчине, чем та, которая предусмотрена спецификацией. Капитан просто негодовал от тупости этих русских, ведь спецификация разрабатывалась немецкими учёными, которые лучше знали, куда какую краску следовало применять. Чтоб такого больше не повторялось! Боцман был вынужден притвориться, что он согласен:
- Я – я, хер-р Капитан. – такая фраза действовала на капитана успокаивающе, поскольку воспринималась признанием его правоты, вопреки тому, что боцман говорил на чистом русском языке и не подразумевал перевода его слов на немецкий.
В то время мы наблюдали бомбардировки Югославии и ожидали ответных мер со стороны России. Захват аэропорта Приштины российскими десантниками был воспринят нами, как начало борьбы с оккупантами. Связи с Большой землёй у нас не было. Мы только слушали эфир на разных частотах, в ожидании призыва всех русских по всему миру восстать против захватчиков.
Но так и не дождались. Лишь много позже мы узнали, что президент Ельцин сдал интересы нашей страны, выступая перед конгрессом США.
Таким образом, наше партизанское движение осталось невостребованным и в целом незамеченным хозяевами. Меня даже пригласили вернуться в ту же компанию после отпуска.
Так нам удалось сохранить человеческий ресурс для дальнейшей борьбы с оккупантами, если потребуется.
Спасибо за прочтение и комментарии.