Плутоний своей идеей с «корпоративной вечеринкой» заставил мои мысли крутиться вокруг него и предстоящей, пресловутой вечеринки словно спутник, который вращается вокруг планеты. Наше двусмысленное и странное общению с Волгиным выбивало почву у меня из-под ног и порождало всё новые и новые вопросы. Но, как бы мне не хотелось узнать, что же затеял Платон Олегович, а вечеринку я вознамерилась пропустить, планировала с неё незаметно соскользнуть, поэтому рьяно взялась за работу, и даже в какой-то момент услышала от Алёны Игоревны снисходительное: «Хм, что же, в энтузиазме вам не занимать». Я и не заметила, как наступила пятница, и лишь, когда в кабинете началось что-то невообразимое — эйфория всеобщего торжества: женские духи благоухали тут и там, по воздуху перелетали от одной сотрудницы к другой помады, подводки и тени, шуршали юбки и стучали каблучки, откуда-то приглушенно зазвучала незатейливая, праздничная музыка, мужчины по-тихому откупорили подаренные клиентами крепкие напитки и я, тоскливо наблюдавшая за сим весельем, тщетно вчитывалась в какой-то очередной договор, смысл которого до меня категорически не доходил. Работа не шла. На корпоратив я тоже не хотела. Уйти вот так при всех домой я не могла, это бы бросилось в глаза, в первую очередь Плутонию. Поэтому я не придумала ничего лучше, чем уединиться в подсобке у уборщицы Марьи Тимофеевны. Это приветливая, деревенская женщина под шестьдесят временами угощала меня чаем из трав, собранных у себя в окрестностях под тайгой. Распивать чаи с ней было сродни ритуалу для меня, а чай мне каждый раз казался целительным снадобьем. Никто не знал, что я завела «чайную дружбу» с Марьей Тимофеевной, а потому я надеялась, что меня у неё не обнаружат. Но не тут то было. Я смаковала чай и по привычке делилась наболевшим с тётей Машей, как она попросила её называть, как в подсобку ворвалась воинственно Лейла.
— Ага! Попалась! Так я и знала, что ты здесь. — администратор прикрыла за собой дверь и хитро потёрла ладони.
— Тише, Лейла, настрой нам сбиваешь. Ишь раскричалась неугомонная. — возмутилась вторжению тётя Маша.
— Какой настрой, Тимофеевна. Там Марту Юрьевну кое-кто обыскался. А я с ног сбилась по его указке, разыскивая её.
— Платон Олегович? — хмуро догадалась я.
— Он самый. — Лейла отхлебнула бесцеремонно у меня чай из кружки с хохломой, поморщилась, чай, и правда, был на любителя. — Чего расселась? Подъём. Тебя велено доставить под конвоем.
— Больше Он ничего не велел? Может, с розочкой в зубах ему лезгинку станцевать? — разозлилась я, делая медленный глоток чая, намеренно оттягивая момент выхода из подсобки.
— Креативная идея. Роза есть! Там как раз Платоша женщин букетами задарил, возьмём в каком-нибудь букетике розочку, и станцуешь перед главным.
— Лейла, — тётя Маша постучала кулаком по столу, — дитя неразумное, Марта пошутила на счет танца с розой в зубах.
— А, — Лейла в подтверждение слов Тимофеевны посмотрела на меня, — да, шутка?
— Шутка. К тому же при чём здесь главный? Я же про танец перед Платошей сказала.
— У нас там, где Платоша, там и все главные рядом в сборе всегда.
— А где букет для Марьи Тимофеевны? Или Платон Олегович не считает ту, которая поддерживает в офисе чистоту и порядок, женщиной? — задала я Лейле провокационный вопрос.
— Да на кой мне букеты то, Марточка Юрьевна? У нас в деревне по весне да лету цветут целые поляны цветов диковинных, не срезанных, живых.
— Тётя Маша, это вопрос принципа. Негоже как-то делить женщин в коллективе по профессиональному статусу? Или Волгин сеет социальное неравенство в «Платонов и партнёры»?
— Нет, конечно. — растерялась Лейла, а её загорелое личико, чуть посветлело.
— Тогда мы с Марьей Тимофеевной ждём Платона Олеговича с цветами. А после я уже буду собираться на вечеринку вместе с тётей Машей, она заслужила праздник наравне со всеми.
— Мне так и передать Волгину? — приоткрывая дверь подсобки, испуганно уточнила администратор.
— Слово в слово. И ещё передай: «Ежели его что-то не устраивает, я сегодня же напишу заявление об увольнении».
— Божечки. Я побежала за Платошей. — за дверью послышался резвый цокот туфель Лейлы.
А тётя Маша принялась меня разглядывать и укоризненно как-то покачала головой.
— И чего вы друг друга отталкиваете как дети малые? — спросила она и замерла вдруг над моей кружкой с чаем, хватаясь за сердце.
— Что случилось? Тебе плохо, Тимофеевна?
— Прошлое увидела. Потери твои.
— У кого их не было, потерь то этих? Чего былое ворошить.
— И будущее вижу. Ох, деточка, и нелёгкая тебя дорога ждёт на пути к любви. Ох, и не дадут вам окаянные вместе быть, пока с ума вас не сведут.
— Да нет у меня никакой любви. Была одна любовь да вся вышла, отцвела. Ты, тётя Маша, что-то путаешь.
— Таёжные травы ничего не путают. Взгляни сама. — я наклонилась к кружке, но дверь подсобки задребезжала, и мы с Тимофеевной обе дёрнулись, взглянув на вошедшего Платона Олеговича.
— Лёгок на помине.
— Не меня ли вспоминали, красны девицы? — зарделся с наглой ухмылкой Волгин.
— Много чести вспоминать вас. — я недовольно скрестила руки на груди.
— Марта Юрьевна, не закрывайтесь пожалуйста. Я же пришёл с миром, условия ваши выполнил. — Плутоний вытащил из-за спины огромный букет из разноцветных орхидей и, кланяясь, протянул почтенно Тимофеевне.
— Тётя Маша, моё упущение, что про вас забыли, каюсь, челом бью.
— Эка невидаль, Платоша. Всё шутки шутишь, мальчишка, жениться тебе пора да остепениться.
— Да я бы и рад жениться на одной зазнобе. Я ей даже как-то много лет назад пообещал: «Женюсь на тебе одной, дождусь, когда ты расстанешься со своим горе-мужем, и женюсь только на тебе, мне других не надо». А она смеялась надо мной, над моими чувствами и дальше смеяться изволит. — печально поделился Волгин.
— Выходит, прошлое, настоящее и будущее переплелись. Очень редкое это явление. — тётя Маша снова взглянула в мою кружку и недоумённо вскинула бровь.
— Таёжные травы говорят что-то новое? — я забеспокоилась, потому что Тимофеевна была хорошей травницей-целительницей и ведуньей у себя в деревне, но в городе, она погрязла в рутине со шваброй и пылесосом в обнимку и перестала пользоваться своим даром по назначению, отпустила его от себя. Но...дар мог исчезнуть лишь на время, а не пропасть на совсем, и в случае со мной тётя Маша что-то почувствовала.
— Зря смеёшься. Вам не до смеха должно быть, молодые люди. Ты запомнила рисунок, что был на дне твоей кружки? — Тимофеевна обратилась ко мне.
— Отчасти. — я всмотрелась в фигуры, выложенные чайными листами и травами, и… — Как такое возможно? — я вскочила со стула и отпрянула назад, упершись в Платона Олеговича.
— Что происходит? — он встревоженно развернул меня за плечи к себе.
— Рисунок был другой. Но я больше не притрагивалась к чаю. — испуганно пролепетала я.
— Может, тебе показалось? — зазвучал его голос успокаивающе.
— Когда двоим кажется, Платоша, это знаки свыше, тебе ли не знать? — обречённо вздохнула тётя Маша.
— Я давно не верю в твои россказни, старая ведунья. И не дам тебе запугать не меня, не Марту. Пойдём-ка отсюда. Марта, — HR потащил меня за руку, — тебе надо проветриться. А то, погляжу, напоила тебя тётя Маша, одурманила.
— То видение сбудется непременно, Платон, попомни моё слово.
Мы вышли из подсобки. Стало нечем дышать, будто мне сдавили горло. Ноги еле шли, мне тяжело давался каждый шаг. А в ушах протяжно звенели слова тёти Маши: «То видение сбудется непременно, Платон, попомни моё слово».
— Какое видение, Плутоний? — спросила я сквозь пелену накрывающей дремоты и провалилась в сонное забытье.
— Липатова?! Ау?! Тебе платят зарплату не за то, что ты спишь на рабочем месте. — противный, визгливый голос прорывался в моё сознание извне.
Я подняла тяжёлую голову на голос, что хотел мне что-то донести, и вздрогнула. Передо мной стояла Она. А сама я сидела на своём рабочем месте, якобы уснув над новым договором.
— Курица?!
— Да, — отозвалась я. «Это ж надо так самой откликнуться на «курицу»!», — отругала я мысленно себя.
— Какого рожна ты спишь на работе? Где договор с новым клиентом, как его там?
— Булыгин Альберт Петрович. Держите договор. — я подала Алёне Игоревне толстую кипу бумаг, не подумав, что правки-то в договор я не внесла до конца. Но Она пролистала договор и удовлетворённо посмотрела на меня.
— Признайся, тебе по ночам мыши помогают с птицами как Золушке? Не могла же ты одна без посторонней помощи весь, — начальница потрясла бумагами перед моим лицом, — договор проверить и внести в него правки?
— Результат вас устраивает? — спросила я Её с вызовом.
— Устраивает. — нехотя, согласилась Она.
— Тогда какие ко мне могут быть вопросы? — разозлилась я.
По правде говоря, негодовала я не из-за Алёны Игоревны, а потому что сама ничего не понимала. Что было, после того, как мы с Плутонием ушли от тёти Маши? Куда делся Платон Олегович? Что или как прошёл корпоратив? Кто внёс все правки в договор с Булыгиным? Я не помнила ничего и не соображала. А, когда я погладила прочную ткань лазурного платья-колокольчик на себе...нового, какого-то чужого платья, то мне окончательно поплохело. Точно будто в сказку попала с лёгкой руки одного HR-волшебника. «Может, Волгин был прав, что тётя Маша меня своим чаем одурманила?», — мелькнула мысль.
В кабинете появилась хмурая Лейла, поразив меня своим вопросом.
— И давно у тебя роман с Платоном? Подруга, называется, взяла и скрыла от меня такую информацию!
— Чего? — подивилась я щекотливому, неразумному вопросу.
— Вот ради кого мы тебя разодели и разобули с головы до ног, — Лейла щёлкнула пальцами, как бы подтверждая свои какие-то неведомые мне догадки.
— Когда меня и кто разодел и разобул? И где тётя Маша? Где цветы? Как отдохнули на корпоративной вечеринке?
— Марта, ты...хорошо себя чувствуешь? Вопросы какие-то странные задаёшь, — напряглась администратор и сочувственно прошлась по мне взглядом.
— Чувствую я себя паршиво, усталость накрывает пеленой, не могу никак проснуться. Разум точно в тумане.
— Ещё бы! Ночь на дворе, а ты весь день корпела над этим...договором с новым и важным клиентом. — Лейла раздражённо закатила глаза. — Тебе воздухом подышать надо, а то так на работе и угоришь, бедняжка, не жалея себя. — девушка заботливо погладила меня по руке.
— Я? Корпела весь день?
— Марта, эммм, ты меня пугаешь. Давай-ка освежимся, носики припудрим, да и на корпоратив пора собираться.
— Так его не было пока? Перенесли?
— Липатова, ты переработала, и у тебя поехала крыша? Корпоратив сегодня был, есть и будет. К тёте Маше мы не ходили. Цветы пока в переговорной. А откуда ты знаешь про цветы? Ах, конечно, ты же шуры-муры с Плутонием водишь, это мне Мартышка сказала. Она видела, как Волгин нёс тебя на руках.
Я чуть было не пискнула: «Волгин нёс меня на руках? На кой лад?», но промолчала дабы не напугать сильнее своим неадекватным поведением Лейлу. Я даже решила не уточнять про платье. Но вопрос: «Почему у меня провал в памяти...беспросветная дырища в воспоминаниях?» оставался на повестке дня и требовал рассмотрения, допроса свидетелей и следственных мероприятий. По дороге в дамскую комнату мы встретили Волгина, и я, бросив Лейле: «Я догоню», подтолкнула его в переговорную, притворив за собой дверь и почему-то тяжело дыша, словно мы и правда водим шуры-муры...тайные любовники не иначе. А он улыбнулся и притянул меня к себе, чем рассердил и взбудоражил.
— А мне нравится, когда ты такая...смелая.
— Вы что себе позволяете? — я отодвинула HR от себя, — Почему вы носили меня на руках на глазах у всего офиса? Это же какой стыд и срам! — я схватилась за гудящую голову.
— Мыло мочало: начинай сначала.
— Можно обойтись без глубокомысленных словесных оборотов и сказать нормально?
— Я думал, ты вспомнила всё. — Плутоний явно огорчился чем-то.
— Я, Платон Олегович, после посиделок у тёти Маши, наоборот, многое забыла.
— Зачем ты ходила к Марье Тимофеевне? И когда? — Волгин побледнел и ослабил галстук.
— Так с вами же мы были у неё вчера или сегодня утром. Хотя, — я посмотрела на корзины с цветами...другие цветы, нежели Платон дарил нам… в моей реальности… или это было во сне, или мне привиделось. — Погодите, мы же, когда от неё уходили, она вам как-то гнетуще ещё сказала: «То видение сбудется непременно, Платон, попомни моё слово», и вы меня на этом вывели от неё.
— Марта Юрьевна, уж не знаю, обрадую я вас или огорчу, но мы с вами не виделись сегодня. Вы...велели вас не беспокоить до корпоратива, так как вы озадачены договором с Булыгиным.
— Я велела? Разумеется, нашли повелительницу из сказки, что птицами с мышами и вами повелевает. — в унылой задумчивости я опустилась на стул. — Может, это было вчера, и я дни перепутала?
— Господи, да что с вами?! — встревожился HR и заглянул мне в глаза, видимо, решил проверить мои зрачки, заподозрив меня в принятии запрещённых веществ.
— Я не употребляла ничего. — сконфузилась я.
— Я ничего такого о вас и не подумал. Просто вы переусердствовали на работе, организм дал сбой, а всё то, что вы мне рассказали — сон, плод вашего воображения.
— Но на руках-то вы меня несли? Или у Мартышки тоже помутнение и видения?
— Вы стали говорить как Алёна Игоревна. Это ужасно. Мартышку, между прочим, зовут Катя Галицына.
— Но ведь она сама откликается на… Извините.
— Не разочаровывайте меня пожалуйста, Марта Юрьевна. Я вас знаю с другой стороны. — строго процедил Волгин, и меня словно обдало холодом его презрения.
— С какой другой стороны, Платон? — я намеренно опустила его отчество, чтобы хоть как-то вывести на чистоту.
Если Волгин и смутился, то едва ли. У меня однозначно не получалось застать его врасплох и разговорить. Прожжённый юрист, который ловко лавировал словами и обводил меня вокруг пальца. «Хотя какой Платон Олегович юрист? Он же — HR!», — напомнила я себе.
— А вы бы хотели, чтобы это было правдой? — лукаво улыбнулся он.
— Что это? И можно как-то не отвечать вопросом на вопрос? Боже, я и сама забыла, что у вас спросила.
— Вы бы хотели, чтобы я носил вас на руках? — Волгин подошёл ко мне вплотную и протянул руки.
— Что вы? Нет! 1000 раз нет. Не хватало вам руки переломать под тяжестью моего стареющего тела. — я прикрыла лицо ладонями от стеснения, но Плутоний отнял мои руки от лица.
— Во-первых, не надо меня принижать и сомневаться в моей физической выносливости, я — очень сильный мужчина. Во-вторых, никогда так не говори...не говорите о себе. Стареющее тело, — мужчина гневно стукнул кулаком по столу переговорной, — твой Липатов вогнал тебя в какие-то беспросветные комплексы, и тебе надо от них избавляться, если ты планируешь дальше нормально существовать в современном обществе, Марта, — я было открыла рот, чтобы возмутиться, но Волгин продолжил, — тебе пора возвращаться к жизни и к себе. — Платон пронзил меня многозначительным взглядом. — В-третьих, да, я нёс вас на руках, потому что вы оступились и начали падать с лестницы. Не хватало, чтобы меня потом обвинили в твоей производственной травме на рабочем месте.
— Оступилась и начала падать с лестницы… Это похоже на меня. Что же благодарю вас, Платон Олегович, что позаботились о своей чести HR и моём здравии на рабочем месте. — я поднялась со стула, чтобы выйти из переговорной.
— Оставь этот издевательский тон для Алёны. Неужели я заслужил, чтобы ты так пренебрежительно со мной говорила? — с отчаянной мольбой спросил Волгин.
— Плутоний, нет, не знаю, простите, я должна идти. — меня точно озарила яркая вспышка от столкновения наших с Волгиным взглядов, и, оттого что я осознала, что назвала HR Плутонием вслух. Платон крепко схватил меня за запястье и...облегчённо засмеялся.
— Прошлое, настоящее и будущее всегда неизменно ходят рядом. Идите, Марта Юрьевна, я вас более не держу. — Волгин резко отпустил меня, а я пошатнулась, чуть не упав на ровном месте, и схватилась за плечо мужчины, вдруг уловив что-то знакомое в произошедшем.