— Совсем опупел?! — выкрикиваю я и силой выпихиваю его из примерочной. — Придурок!
— Ну слава богу, — смеется он из-за занавески. — Я думал, всё, Кривой не стало.
"Вынужден влюбиться"
Часть 10. Лера
Ох, зараза… Чтоб меня. Да как такое вообще могло… Зачем я что-то здесь трогала?! Ну, зачем? Срочно нужна машина времени, срочно! Где же ее раздобыть?
Стук каблуков становится ближе, затем затихает. Я слышу дыхание, дыхание самой смерти. Почти. Рыжая тетка смотрит на меня с легкой ухмылкой. А Холодного нет. Смылся по-тихому, пока я осматривала осколки на полу?
Что делать? Что же делать?!
Можно взять кредит. Или продать почку.
Кусаю губы. Судорожно соображаю. Уволиться из кофейни, попросить работу здесь. Пахать, пока не выплачу долг. Сколько здесь платят, интересно? Ну, может, на пенсию выйду с чистой совестью.
Тетка пронзает меня взглядом до мурашек.
— Я…
Хочу сказать, что заплачу, но язык не поворачивается. Тянусь к осколкам. Может, еще не все потеряно, может, это убожество еще можно как-то склеить?
— Не трогайте, — говорит рыжая. — Поранитесь. Я сейчас все уберу.
«Убери, — думаю я, — и меня заодно. Убей, чтобы не мучилась!».
Рыжая разворачивается, идет куда-то в угол, нервно оглядываясь. А, ну понятно, думает, как бы я весь магазин не разнесла в ее отсутствие. Понимаю ее…
Пытаюсь сопоставить осколки вместе, хотя бы часть. Не знаю, зачем. Половина этой сумки – стеклянная труха.
— Пазлы любишь?
Вздрагиваю. Холодный. Появился откуда-то. Прислоняется к стене, наблюдает.
— Поднимайся. Идем со мной.
Встаю. Плетусь за ним. А что еще мне остается?
Желудок скручивается до боли, в горле комок. Сглатываю несколько раз – не помогает. Замечаю, что из пальца сочится кровь. Все-таки поранилась. Засовываю палец в рот.
Андрей укоризненно качает головой, поглядывая на меня. Останавливается. Не говоря ни слова, прямо на себе рвет футболку. Срывает полностью рукав, распрямляет полоску из ткани, внимательно осматривает. Так же молча берет мою руку и аккуратно перевязывает палец. Офигеть. Надо, наверно, поблагодарить, но не успеваю.
Он вдруг вталкивает меня в примерочную и указывает головой на темно-синее шелковое платье в пол, висящее там на вешалке. Серьезно?!
— Надевай, — велит он и задергивает шторку.
Хоть на этом спасибо.
Несколько секунд пытаюсь взять себя в руки. Руки подрагивают, в горле першит. Какие сейчас платья? В голове туман, не могу думать ни о чем, кроме денег.
Что же мне делать?!
Холодный вдруг вваливается в примерочную, двумя пальцами берет меня за подбородок и приподнимает мою голову. Хочет, чтобы я смотрела ему в глаза.
— Примерить платье, — говорит он, — вот, что тебе делать.
По всей видимости, от отчаянья я выпалила вопрос вслух.
— Это пустяки, русалка. Расслабься, ладно? Будем считать, что я купил тебе ларчик, а он тебе не понравился.
Улыбается, мерзавец. Пустяки…
— Для кого – пустяки, для кого – сломанная жизнь, — мой голос звучит потерянно.
— Забудь. Ничего не произошло. Я сам тебя сюда привел, знал, на что иду.
Вообще в этом есть смысл. Чуть-чуть легче.
Если бы он не привел меня в это место, у меня бы не сорвало крышу от вида этих дорогущих бесполезных побрякушек. Разозлило меня это. Надя не может позволить себе взять выходной, чтобы просто понежиться в пенной ванне, а надутые куклы в это время покупают себе маленькие стеклянные коробки за баснословные деньги, чтобы демонстрировать всем окружающим свое состояние. Где справедливость?
— Но платье ты померяешь при мне, — заявляет Холодный, и в его глазах танцуют зеленые светлячки.
— Совсем опупел?! — выкрикиваю я и силой выпихиваю его из примерочной. — Придурок!
— Ну слава богу, — смеется он из-за занавески. — Я думал, всё, Кривой не стало.
Вот болван, а! Ладно. Платье так платье. Честно говоря, мне всегда хотелось надеть что-то подобное. Хоть раз почувствовать себя обычной девушкой.
— Кстати, не забудь снять свои ракушки. Там спина открыта, белье не нужно.
Нервно осматриваю платье. Спина, действительно, открытая. Поплотнее задергиваю шторку под смешки Холодного.
Думала, возни будет больше, но нет, надевается легко. Никаких лишних завязочек, молний или пуговичек. Ткань струится и поблескивает, приятно ласкает кожу. Мне представлялось, что в подобных платьях дико некомфортно, нечем дышать и все время опасаешься, что или юбка задерется, или грудь вывалится. Оказывается, все не так. Тютелька в тютельку, хоть брейкданс танцуй.
Смотрю в зеркало, вижу незнакомку. Она любит выходить в свет с прозрачными сумочками на плече. Приплыли.
— Не, с меня хватит, — громко говорю я. — Не мое это.
Андрей отодвигает шторку и долго осматривает меня задумчивым взглядом. Опять этот взгляд. Есть здесь какой-нибудь спасительный люк, хотя бы в саму преисподнюю?
Холодный делает шаг вперед, теперь дышу ему в грудь. Вот, теперь некомфортно. Но дело не в платье. Он тянется к моей голове и медленно снимает бейсболку. Ну, зачем?.. В ней я хоть как-то была собой, а кто я теперь?
Волосы рассыпаются по плечам. Все еще влажные. Андрей убирает прядь волос за ухо, проводит рукой по моей щеке и поворачивает меня к зеркалу. Не хочу, не хочу смотреть, но смотрю, как завороженная.
Мой палец перемотан тканью, у Андрея в месте, где был рукав, торчат нитки. Несмотря на это, мы похожи на ребят с обложки глянцевого журнала.
Странный момент. Сердце снова заходится. Прохладная ладонь Андрея ложится мне на спину, и по всему телу бежит мелкая дрожь. Он вдруг поворачивает меня к себе и придвигается ближе. Отступаю, отступаю, прижимаюсь к зеркалу, сдаюсь.
Холодный смотрит на мои губы, не отрываясь. И его лицо такое серьезное, такое решительное, такое… идеальное. Вот оно, сейчас все и произойдет.
— Платье подошло?
Лейлочка! Лейлочка-спасительница!
Холодный прерывисто выдыхает и делает большой шаг назад. Мнет бейсболку в руках, больше на меня не смотрит. Затем выходит из примерочной и разговаривает с продавщицей. Сердце успокаивается. Я тоже. Что это сейчас было?