Покосившаяся небольшая избушка бабушки Степана находилась совсем рядом от родительского дома, нужно было пройти лишь мимо двух соседских домов. Дворик был давно разломан и скорее всего сгорел в печи кого-то из односельчан.
Горевать и жалеть себя у Аннушки и Степана не было возможности, надо было как-то собраться с силами и создать условия для существования семьи. Не теряя времени бывший хозяин просторного дома, осматривал то, где им предстояло теперь жить, избушка внутри выглядела ещё более убого чем снаружи. Повздыхав, опечалено оглядывая свои «владения», решая с чего начать, Степан постучал топором по бревнам, понял, что некоторые из них только внешне выглядят сносно, а внутри у них уже труха. Избу нужно разбирать по брёвнышку и собирать заново, меняя сгнившие...
Послышались шаги в сенцах, покосившаяся дверь со скрипом распахнулась вошли братья Аннушки.
– Здорово, хозяин! – тревожно глядя на Степана, воскликнул Иван. – Вы чего к нам не пришли?
– Или к нам? – спросил Александр в его взгляде и голосе сквозила обида. – Словно не родные! Здесь же жить невозможно!
– Здорова, братцы! – отозвался мужчина, его глаза блестели в полумраке. – Спасибо на добром слове! Зачем стеснять вас… – он запнулся, резко отвернулся, чтобы не попасть в конфуз, горло сжал спазм.
– Ты это… – откашливаясь, заговорил Александр, – Ты это брось! Мы всегда друг друга поддерживали, а сейчас что же… сторониться будем…
– Да я и не сомневался никогда, что вы отречётесь от нас, только… только хотелось бы… здесь устроиться, – говорил Степан, по-прежнему не глядя на братьев Аннушки. Не хотел он раньше времени «кликушничать», но чувствовал, что и их вряд ли оставят в покое, да они пожалуй и сами это знают.
– Ладно! – произнёс Иван. – У меня есть кое какие брёвна, правда не шибко толстые, но сюда и нужны такие и доски есть немного…
– И я найду кое-что, – добавил Александр, внимательно рассматривая печку. – И её придётся перекладывать.
– Управимся! – добавил Иван, потирая место на лице, где совсем недавно красовалась чуть седеющая густая борода. – Степан, мы там кое-что из провианта привезли… Что собрали на скорую руку, бабы сейчас готовят ещё что-то… на какое-то время вам хватит, а там видно будет.
– И постель привезём… Дуняша-то сама без всего перебралась в родительский дом, – продолжил Александр речь брата. – Вот ведь жизнь пошла!
Иван строго посмотрел на него, взглядом показывая, что не стоит продолжать разговор на эту тему.
– Спасибо… Спасибо вам, братцы! – Степан по очереди обнял родственников, видя, что они искренне за них переживают.
– Чай не чужие! Нечего и спасибо говорить, – произнёс Александр, понимая, что муж сестры, крепко переживает за будущее своей семьи.
– Вот что, Санька, нечего тянуть время! Вот прям сейчас и займёмся делом! Вижу избу придётся разбирать полностью, на стройку уйдёт немало времени, так что сразу и за дело.
– Согласен! Тогда… Поехали! – поддержал его брат, хлопая по плечу.
Александр и Иван направились к выходу, Степан их окликнул:
– Спасибо, мужики!
– Будем жить! Бог нам в помощь! – отозвался Иван, выходя из помещения следом за братом.
Степан немного постояв, принялся за дело – попытался вынимать оконные рамы, но они рассыпались даже от лёгкого прикосновения. Тогда он осторожно вытащил уцелевшие кое-где стёкла.
А по дороге меж тем шёл обоз перевозивший брёвна от его родного дома, тут-то он не сдержался, слёзы всё же хлынули из глаз. Но нет! Не сломить его! Не сломить!..
С помощью братьев Аннушки и кое-кого из односельчан (они невзирая на запрет приходили на подмогу человеку, который в своё время не раз вызволял их, порой из безвыходной ситуации) дело продвигалось довольно быстро, вот уже и крышу надобно покрыть, но досок больше не было, тогда Иван и Александр привезли оставшуюся прошлогоднюю солому, ею и укрыли отремонтированную избушку. Кое-как набрали общими усилиями стекла для окон, да и то только на наружные рамы.
Ничего, скоро тепло придёт на эту землю, а до следующей зимы, время есть чтобы что-то предпринять.
Иван и Александр привезли новосёлам кое-какую мебель: стол, лавки, по кровати (а больше ничего и не могло вместиться в это жилище). Теперь пришла пора сложить печь, но свои мастера отказались приходить на подмогу, всё же боязнь за свою жизнь пересилила желание помочь людям.
Выручил человек из соседнего села, ему пообещали братья Аннушки хорошо заплатить за это. Да и времени потребовалось немного, чтобы сложить небольшую печку и отдельный подтопок напротив неё. Неделя и всё было готово.
Теперь семья Аннушки спокойно переселялась в «новый» дом.
– Ну вот, детки, теперь это наше новое жилище, – ставя на пол Мишеньку, произнёс Степан, – наведём тут порядок и будем жить.
Полюшка прошла в чулан, оглядела там скудную обстановку, затем прошла по комнате, да ходить-то тут особо возможности не было, оглянулась на родных и заплакала.
– Я домой хочу, то у тёти Дуни, то тут… Не хочу тут! Домой хочуууу…
Старший сын Николай прижал её к себе.
– Не реви! Полюшка, не реви, говорю! Здесь наш дом, а того уже нет!
Сестрёнка отстранилась от него и теперь глядя на родителей, воскликнула громко с отчаянием в голосе:
– Как нет? Как нет? Куда он мог деться? Ты, Николка, врёшь! Зачем он меня обманывает, тятенька?!
Степан поднял её на руки.
– Радость моя, он тебя не обманывает, это так и есть. Теперь мы здесь будем жить. Посмотри, вот две кроватки. Ты на которой будешь спать?
Девочка шмыгая носом, оглянулась на постели.
– Я что ли одна буду на ней спать?
– Пока с Мишенькой, Солнышко моё! Но тятя тебе скоро смастерит новую и тогда ты одна будешь спать. Мы её поставим возле печки и тебе всегда будет тепло, – целуя маленькую ручку дочки, успокаивая её говорила Аннушка. – А завтра мы с тобой сходим к тёте Наташе за швейной машинкой и сошьём тебе новое платьице, а потом занавески на окна.
– Да уж! – улыбнулся Ваня, – выросла она за это время. – Значит мне с Николкой мучиться?
– Отчего же мучиться? – улыбнулась мать, – мы все вместе на полу спали у тёти Дуни, а тут вам двоим такая широкая постель! Ишь, какой неженка!
– Тогда спите на печке! – всё ещё не успокоившись, говорила девочка. – Мы с мамой на одной кровати, а тятя с Минькой на другой.
– Нет уж! – на её слова отозвался Ванятка. – Ладно! Пусть так и будет! – согласился сын, всё же не довольно глядя на старшего брата с которым должен будет делить постель.
Приходя на то место, где совсем недавно красовался их дом, Степана и Аннушки с горечью оглядывали его, перевезли на дрова всё, что осталось: искорёженные, разбитые наличники и другие украшения дома, вывороченные половицы со двора, они остались тут может потому что были в навозе, расщепленные тесины и прочую мелочёвку, для топки пригодятся…
– Прощай, дом родной, – произнесла Аннушка, когда они в очередной раз навестили это место, прижалась щекой к руке мужа. – Мы были счастливы… Хотя приходилось горевать о наших умерших детках, мы их помним и любим…
Она говорила, смахивая слёзы текущие по лицу.
– Время ушло… И уже не будем так счастливы…
– Аннушка, ну что ты, счастье моё! – перебил её муж, – что ты! Будет в нашей жизни счастье! Мы вмести и это главное! – он прижал её к себе, пытаясь успокоить. Хотя за всю их совместную жизнь он ни разу не показал своих чувств на людях. А теперь прижимал к себе любимую женщину, целовал её мокрые щёки.
– Стёпа! Не надо! Будут смеяться над нами! – шептала Аннушка, очнувшись от его нежных прикосновений, запротестовала она отстраняясь от мужа.
– Небось жену обнял, а не… – что он хотел сказать не расслышала, послышался многоголосый гвалт, стук колёс от телег по просохшей почве.
Они с тревогой переглянулись, сразу всё поняв.
– Стёпушка, беги через огороды, через овраг, поднимай людей набатом! – крикнула Аннушка, испуганно наблюдая за быстро удаляющемся мужем. Сама побежала по улицы, стучала в окна, в двери, кому-то махала рукой, призывая к себе.
– Аннушка, ты чего всполошилась–то? – спрашивали перепуганные односельчане.
– Ты чего такая, напуганная? Случилось что? – удивлялись люди.
– Смотрите! Куда вы думаете они идут? – отвечала она.
– Куда? Может опять кого-то раскулачивать?
– К церкви они идут! К церкви! – кричала Аннушка, торопясь к следующему дому.
– Ах ты, батюшки!
Над селом плыли волны набата! Звуки которого пугали каждый раз жителей села, но сегодня они звучал особенно тревожно.
Вокруг храма собрались почти все жители села, остались по домам только малыши, да старики которые совсем не могли передвигаться.
– Ещё месяц не прошёл! Вы чего это удумали! Был договор! Варвары! Такую красоту хотите порушить! – слышалось со всех сторон.
– Молчать! – громче всех крикнул Бугаев.
– Ты чего нам рот закрываешь! Ори на нас когда в колхозе чего натворим! А тут ты не начальство! – в ответ кричали люди.
– Будите противиться, вызову людей из райцентра! Они вас быстро успокоят! – угрожал председатель, перекрикивая людской гвалт. – Вы считать не умеете! Отсроченное время закончилось! Уже больше недели прошло сверх того! А этих ходатаев-ходоков всё нет. Не знаю уж куда они подевались, но факт есть факт… До уборочной надо это помещение под склад обустроить. А то скоро посевная начнётся, а там сенокос…
– Кого кормить-то собрался? Уморили всю скотину… – послышалось из толпы.
– Кто? Кто это сказал? – сжимая кулаки, кричал Бугаев, вглядываясь в людей. Он думал, что это были кто-то из Шумаковых или Степан, но те стояли возле входа в церковь и оттуда бы звук не дошёл при таком-то шуме.
– Николай Игнатьевич, чего привязались к Храму? – заговорил дедушка, стоявший рядом. – Не следует вам зариться на него, не ваш он выходит, коли решились руку поднять. Было столько времени, можно построить не один сарай. Не дворец небось, – говорил пожилой человек.
– Больно все умные! А материал где?
– Нечего было зимой на печи сидеть! Лес недалёко, похлопотали бы, вот вам и материал, – продолжал старик.
Бугаев не слушал слова увещевания, да и слова-то эти были нелестные для него.
– Добром прошу, расходитесь! Дел что ли у вас важнее нет!
– А что может быть важнее? Храм – наша жизнь, мы тут крестимся, женимся, на тот свет снаряжаемся, – заговорила старушка, тяжело опираясь на клюку. – Так что разойтись придётся вам…
Председатель оглядел собравшихся, встретился взглядом с председателем сельсовета.
Тот понял, что Бугаев требует от него поддержки.
– Граждане, зря вы противитесь решению власти. Мы же договаривались, что ждём месяц, прошло гораздо больше, а разрешения на проведения служб нет. Значит и вышестоящие власти за закрытие этой церкви. Повсеместно они закрыты! В больших городах превращены в музеи или просто закрыты, да разрушены…
– Ты, Иван Михалыч, совсем голову потерял, ладно Бугаев он давно себя потерял, а на тебя-то у нас была надежда, – произнёс Степан, подошедший к центру собравшихся. Все заметили как председателю стало не по себе от этих слов, но он ответил.
– Тебе, Степан, неймётся! Скажи спасибо, что в этой халупе жить разрешили, а то бы…
Договорить ему не дали, поднялся шквал из людских высказываний, что и кто кричал, понять было невозможно.
Раздался выстрел их ружья, звук которого остановил перепалку, стрелял сторож колхозной конторы, которая располагалась теперь в восстановленном доме Степана и Аннушки.
– Если немедленно не расходитесь, я это расцениваю как бунт! – снова очень громко прокричал Бугаев. – Сейчас же еду в райцентр и вернусь с представителями НКВД. Они-то вас быстро успокоят.
Воцарилась тишина, но никто не сдвинулся с места.
– Ты вот что, сынок, – снова заговорил тот старичок…
– Какой я тебе сынок, – возмутился колхозный председатель.
– Ну, а кто же? – спокойно спросил дед, – не дочка же?
Раздался смех сначала робкий, а уж потом смеялись все кто присутствовал на стихийном собрании, кроме нескольких человек.
Когда все успокоились пожилой человек обратился к Бугаеву, но на этот раз по-другому.
– Николай Игнатьевич, давайте подождём ещё немного. Чую я, что скоро наши ходоки явятся. И поездка их была не напрасной. Неужели вы все борцы с религией довольны тем как сейчас выглядит чудесной красоты храм в соседнем селе. Прошло-то времени не страх, а без боли смотреть на него невмоготу.
Снова установилась тишина.
– Ладно! Ждём ещё неделю! – смиловался Бугаев. – Но это всё! Больше ни дня! Расходитесь! Расходитесь! Завтра все на строительство амбара!