Физрука нет. Шоу мокрых футболок оценил не только Холодный. Все таращатся на меня, усмехаются, некоторые плотоядно губы облизывают. Популярности вроде хотела, да?..
Так, соберись, тряпка!
Как он сказал, не стесняться? Да я и не собиралась! Неужели он решил, что я тут буду краснеть, бледнеть, плакать и прикрываться ладошками?
"Вынужден влюбиться"
Часть 8. Лера
— Это было признание, Лера, признание! — гудит над ухом Наташка. — При всех! При всех тебя обнял, да и поцеловал бы, если бы такой дурой не была!
Заткнулась бы уже… Не могу же я ей сказать, что это был бы мой первый поцелуй. Не так я себе его представляла. Вообще-то, конечно, никак не представляла, я же не ванильная девочка, мечтающая о единорогах, розовых пирожных и сладеньких мальчиках. Но, если бы представляла, то это было бы интимно, где-нибудь в красивом темном месте, наедине, без этих любопытных рож.
И хорошо, что отвернулась. Хорошо. Не хватало еще…
Интересно, он смотрит?
— Да не нервничай ты так, — подбадривает Наташка, лыбится во все тридцать два. — Мяч-то тебе чего сделал?
Смотрит или нет?
Думает, поплыла от этих его якобы романтических деяний? Конечно! Сама виновата, чуть в обморок не грохнулась. Но это от неожиданности, только и всего. Нечего было так внезапно набрасываться.
Хоть бы одним глазком взглянуть…
Нет. Не могу себя заставить.
— Не знаю, как ты это провернула, но прими мое уважение. Была не права. Так и пожирает тебя глазами! Обалдеть можно!
Пожирает…
Интересно, Наташка заметила мой неестественно яркий всплеск эмоций после ее слов? Хотя вряд ли… Я же сама невозмутимость. Всегда и везде.
— Ой, дура ты, Кривоносова! — восклицает Наташка. — От подруги-то не скроешь. Запа-а-ала. Благо мы на физре и прыгать никто не запрещает.
Да как в кольцо мяч-то забросить без прыжков?! Я же не баскетболистка-переросток, как вон эта Тая. Что-то косится в мою сторону, перешептывается с подружками. Бабки на лавке, блин.
— О. Теперь понятно, чего вчера без остановки о нем трещала, целуется он не с той, делает все не так, бла-бла-бла. К Катеньке ревновала, да?
— Да ты… Совсем, что ли?!
Смеется. По плечу хлопает. А в глазах непонятный восторг. Чему радоваться-то? Влипла я по полной.
А вот с Катенькой вышло и в правду нехорошо. Не успеваю додумать мысль, надвигается ураган в виде Таи и ее свиты.
— Кажется, мы тогда не договорили… — томным голосом произносит эта долговязая, странная у нее все-таки фигура: как будто взяли обычную среднестатистическую девчонку и растянули, как резинку.
— Правильно, — ехидно улыбаюсь, — это потому, что твоих подружек рядом не было. Некуда было спрятаться.
— Я сбегаю за физруком, — быстро говорит Наташка и, окинув беспокойным взглядом «дрянных девчонок», торопится к двери.
— Не перетрудись, толстуха, — кричит ей вслед Тая и возвращается ко мне, скалится, кивком головы подзывая своих собак.
Если бы их было меньше, закончилось бы все не так. Я бы не побоялась вида крови. Но их острые когти уже впиваются в мои плечи, Таины зверушки с пыхтением прижимают меня к стене, а сама она, равнодушно взирая на представление, открывает бутылку с водой и запрокидывает голову, делая маленький глоток.
— М-м-м. Прохладная. Тебе не помешает холодный душ.
Мои грязные ругательства ее нисколько не смущают, как и мои жалкие потуги пнуть ее ногой. Подходит ко мне, вытягивает руку, переворачивает бутылку. Холодно. И унизительно. Вода впитывается в волосы, скатывается по плечам, стекает по шее и подбородку. Хочется уложить Веревкину на лопатки и бить, бить до посинения.
Дрожу. От ярости или от холода?..
На скамейке, глядя перед собой, сидят девчонки. Простые, вроде меня. Они, как открытые книги. С Таей не общаются, возможно, даже не симпатизируют ей, но пойти против нее не могут. Боязно. Происходящее им не по душе, но не вмешиваются. По мне так они даже хуже Таиных подпевал.
Бутылка пустеет. Тая с хрустом сжимает ее над моей головой.
— Отвалили от нее! — мужской голос.
Очень вовремя. Впиваюсь глазами в этого «героя». Мокрые ресницы слипаются, моргаю несколько раз. Холодный. Кто его сюда звал?
А это что еще? Тая преграждает ему путь, а он берет и толкает ее. И совсем не дружески, сильно так толкает. Веревкина с круглыми глазами летит прямо на пол. Шлепается на попу и непонимающе хлопает глазами.
Так, значит, мы еще и девочек бьем. Еще что? Пенсионеров пинаем, младенцев охаживаем розгами, инвалидов-колясочников с горки спускаем? Браво! Молодец, герой. Аплодирую стоя.
Шестерки Таи отпрыгивают от меня и несутся к своей королеве. Надеюсь, Холодный не станет и их лупить.
Нет, они ему не интересны. Подходит ко мне, смотрит, не отрываясь. Затем спохватывается, снимает кофту, сует мне.
— Не надо мне…
Не отстает. Ждет, что я возьму очередной его идиотский дар.
— Надень.
Командирский тон включает. Он правда себя считает рыцарем? Серьезно?
— Мне и так хорошо.
Не совсем правда. Мне холодно и мокро.
В его взгляде замечаю насмешку. Весело ему? С чего бы?
— Ты просвечиваешь, русалка. Надень.
Вот, с чего. Белая футболка, много воды. Хорошо рассмотрел мое нижнее белье? Может, денег с него взять за представление?
— Ты замерзла, — скользкая улыбочка появляется на его лице. — И это вижу не только я. Не стесняйся, возьми, я же – твой парень.
О-о-ох черт…
Физрука нет. Шоу мокрых футболок оценил не только Холодный. Все таращатся на меня, усмехаются, некоторые плотоядно губы облизывают. Популярности вроде хотела, да?..
Так, соберись, тряпка!
Как он сказал, не стесняться? Да я и не собиралась! Неужели он решил, что я тут буду краснеть, бледнеть, плакать и прикрываться ладошками?
— Хорошо.
Стягиваю футболку через голову, демонстративно швыряю мокрую ткань на пол. Шлеп.
Веселость на лице Холодного сменяется удивлением. Брови ползут на лоб, рот приоткрывается. Он будто бы отключается, лицо застывает, зато глаза медленно скользят по моему телу. От этого становится как-то не по себе. Домой хочется. Хочется убежать. Хочется как следует размахнуться и…
— За что?!
Ой. Все-таки не удержалась, залепила пощечину.
— Слюни хотела подтереть, силу не рассчитала, — самодовольно отвечаю я, кутаясь в его кофту.
Теплая, мягкая, уютная, пахнет свежестью. Он держится за лицо, но почему-то снова начинает улыбаться. Вот же псих! Ударила-то нормально, у самой ладонь пылает.
Холодный явно хочет что-то сказать, но его вдруг уводит Тая. Наверное, тоже решила разобраться. Вот попал, парень.
Я ошиблась. Девочка себя не ценит. Унижается, лепечет что-то ему прямо на ухо. Он хмурится, поглядывает на меня, отвечает ей с неохотой. А потом и вовсе уходит. Она кричит на него, он отмахивается. Она цедит что-то с тихой яростью. Он замирает, сжимает кулаки, но не отвечает. Переходит на быстрый шаг.
— Оценил твой жемчуг.
Вздрагиваю. Царьков Михаил. В жизни со мной не разговаривал. Стоит совсем рядом, внимательно смотрит в лицо.
— Что?
— Ну, знаешь… В некоторых ракушках спрятаны жемчужины. В особенных.
Ком в горле застревает. Долго же они теперь будут обсуждать мою грудь.
— Ты нарываешься, что ли?
— Да ты не поняла. Я же комплимент хотел… Ну, классно выглядишь. Даже завидую Холодному. Кстати, давно это у вас?
Любопытство, значит, покоя не дает. Не привыкла я к общению с одноклассниками: к стандартному раздражению прибавляется некоторая нервозность.
— Не… Не твое дело. Иди, куда шел, а?
— А я к тебе и шел, — улыбается Михаил.
К счастью, к нам приближается Холодный, утыкается взглядом в Царькова и молчит. Миша понимающе отходит в сторону, бросая на меня последний внимательный взгляд.
Андрей поправляет капюшон на кофте и заглядывает мне в глаза.
— О нас расспрашивал?
— О нашей неземной любви, — поправляю я.
Он стоит так близко, но в этот раз сердце ведет себя спокойно. Видимо, тогда был какой-то сбой.
— Ладно, пойдем.
Берет меня за руку и тянет к выходу. Упираюсь, пытаюсь вырвать руку. Что опять задумал?! Урок в самом разгаре.
Как раз появляется физрук с Наташкой. Андрей меня отпускает с явной неохотой и тащится к нему, что-то глухо бормочет, кивая головой в мою сторону.
— Что было? — тарахтит Наташка, удивленно оглядывая мой новый наряд. — Не били? Футболку порвали? А волосы почему мокрые?
— Да фигня. Не бери в голову.
— Нет, не фигня, — возражает Наташка. — Я могу к маме…
— Не надо к маме.
Мама у Наташки завуч. Одна из. Здорово, конечно, что предложила, но я не привыкла жаловаться и строить из себя жертву. Было бы кого бояться.
Холодный возвращается ко мне, бросает на Наташку быстрый равнодушный взгляд и снова берет меня за руку. У подруги вылезают глаза из орбит, но словесный понос прекращается. Рот открывается и закрывается, но слова не идут.
— Мы свободны, — говорит Андрей, выводя меня из зала, и на этот раз я не сопротивляюсь.