Колебания
Да, тяжкие выдались для меня последние месяцы армейской службы.
Но, впрочем, у кого они легкие? Вот разговорились по душам с Лутыгой. Он все еще не может уволиться. А ведь он был хорошим солдатом, два года добросовестно тянул лямку, но вот чем-то не угодил Граснову – и теперь вместе с Чибой томится в ожидании дембеля. Ну – Чиба, понятно, а он-то за что? И это в то время, когда все остальные разгильдяи, отморозки, да и по сути преступники, по которым тюрьма плачет, давно уже уволились. Но они в последние пару месяцев собрались, ударно поработали, отделали Граснову кабинет и - чух по домам… А бедняга Лутыга страдает до упора, да еще и долбится в нарядах.
М-да, надо будет сказать об этом на отчетно-выборном собрании. Какая перестройка может быть в таких условиях! Болтовня одна.
Что ж у нас, в третьей батарее, из дембелей-разгильдяев остался один Чиба, а вот во второй – все, как и положено. Все худшие из худших увольняются последними. Но эти последние дни с ними – что-то. Они стали похожи на злых волков, точнее гиен, которые уже почти потеряли человеческий облик. Все эти Теры, Усесики, Куляковы, Болковы… Они только перед офицерами еще делают хоть какой-то вид, перед нами уже не стесняются.
Да и до того обнаглели, что стали еще и прибухивать после отбоя. Куляков даже по пьяни еще и схватился с нашим лейтенантом Шмыром. А тот почему-то не стал выводить его на чистую воду. Побоялся или пожалел?
Однажды прихожу из штаба после отбоя смотрю – опять картина во второй батарее: Куляков, Болков, Усесик уже бухие. Но это бы ладно. Но Усесик начинает подлаживаться под молодого Назакевича с мужеложскими намерениями. За ним уже давно такое наблюдалось, но больше на уровне слухов и анекдотов, а тут вот – наблюдаю воочью…
- Давай, маточка моя, - переворачивайся на животик!.. – под глумливый смех других собутыльников-дембелей, дурным гнусавым голоском, заводится Усесик. Это тот самый, помните, который сбежал по первому году службы и едва не отправился в дисбат?
- Не надо, пожалуйста, - пытается уговорить Усесика Назакевич, тщедушный плюгавенький еврейчик, но его полуженские молящие интонации только заводят Усесика еще больше.
- Давай, маточка моя, давай!.. Попочку-ка освободи…
И уже лезет на него сверху.
Я не выдерживаю. Подлетаю и сдергиваю Усесика с Назакевича. В порыве плохо контролирую силу и так толкаю Усесика, что тот летит через кровать и проход.
Вижу слезы на глазах благодарного Назакевича, а из угла, куда он улетел - гиенский испуг в глазах мерзкого Усесика.
Тот только постепенно приходит в себя.
- Ты чо? Ты чо?.. – пытается что-то возразить.
Но у меня в глазах, видимо, такая степень решимости и ненависти, что отползает на свою койку вместе с другими собутыльниками.
Они еще долго шепчутся, что-то замышляют, но и я лежу на взводе, готовый тут же подскочить и ответить при малейшей провокации.
Да, сейчас думаю, что это, может быть, был самый мой лучший поступок в армии. Много мерзости, конечно, и я сделал, но эти благодарные слезы в глазах спасенного Назакевича многое мне могут искупить.
Да, но дальше все по пословице: нос вытащил – хвост увяз.
Буквально на следующий день, да - на следующее утро опять столкнулся с жесткими наездами на молодых уже со стороны наших дембелей – Чибы и Лутыги. И опять усомнился: кто я – чмо или коммунист?
Утром встал пораньше с чувством, что надо побыстрее уйти. Это чувство как лакмусовая бумажка – что-то будет. И действительно. Чиба стал припахивать молодого Горофеева заправлять ему койку. Да грубо – с пинками и подзатыльниками. Он тоже вчера прибухивал, и видно было, как ему сейчас плохо без опохмелки.
Пока я еще очухивался и решался – стоит ли вступаться, за Горофеева вступился Лутыга. Но не успел я порадоваться, как стал понятен его мотив. Тому нужно было идти на кухню в наряд, и он решил захватить с собою и Горофеева в качестве бесплатного работника. Поработает за него до развода.
Чиба сначала возмутился, но потом быстро нашел замену. И припахал Тера. Да – Тера со второй батареи, дембеля. Причем, тоже с пинками и поджопниками… И это все на глазах у всех.
Тут все полная фантасмагория! Все смешалось. И издевательства дембелей над молодыми и издевательства дембелей друг над другом – все в каком-то жутком полумистическом армейском фантазме.
А я почувствовал в себе то же самое постыдное желание поскорее смыться, чтобы меня здесь не было, чтобы никуда не вмешиваться… Все как-нибудь пусть само рассосется…
Постыдно! Постыдно!.. Конечно, не хочется себя противопоставлять остальным, выступать в сомнительной роли защитника всех молодых, которые от этого отнюдь не становятся лучше, а чаще и сами смеются надо мной. Но в самых одиозных случаях ведь надо. Это нужно делать, чтобы не было повадно остальным, чтобы эта зараза насилия и неуставных отношений не распространялась так неудержимо…
Но я колеблюсь. То – да, то – нет…
Поговорил с Саньком Веляевым, который тоже дожидается конца срока кандидатства. Тот тоже еле держится. Он повздорил с Чибой, и тот даже стрелял в него из неизвестно откуда взятого пистолета. Пугал, конечно, но каково? Как продержаться во всей этой мути?
(продолжение следует... здесь)
начало - здесь
