С того памятного разговора прошло где-то полгода. В первые два месяца Александр ходил к Эсмеральде регулярно, раз в неделю, иногда два. И «пациенты» у него бывали, как без них, если именно на таких условиях Эсмеральда согласилась и дальше его обучать. «Пациентов» психолог - «гадалка» подсовывала ему специфических: с повышенной тревожностью, с уверенностью, что их кто-то преследует или, того хлеще, со свету сжить хочет.
И, то ли Эсмеральда каким-то образом чуяла, что это больше специфика Александра, нежели психолога, но почти во всех ста процентов случаев, «пациенты» тревожились не на пустом месте. И помогал разобраться во всем именно присущий Александру талант, талант следователя.
Здравствуйте, дорогие читатели и подписчики канала «ДиНа»!
Данный рассказ — это 43-я часть из серии «Дурная кровь». Ниже ссылки на начало и на предыдущую часть.
Как-то к Эсмеральде пришла бабулька, почти божий одуванчик, маленькая, щупленькая, тихая и очень-очень вежливая. Раз пять, наверно, извинилась, что отрывает их от дела, но..., видимо, у неё с нервами не все в порядке и с головой, так как ей кажется, что против неё какой-то заговор плетется. То внучатый племянник чай какой-то странный подарил, она его попила и у неё давление подскочило. Но, чай-то ладно, вот как-то не верилось бабульке, что племянничек от чистой души и доброго сердца решил за ней ухаживать. Не было, не было его, а тут вдруг появился.
«Угу, нарисовался и не сотрешь», — подумал еще тогда про себя Александр. Но вслух ничего не сказал, продолжил молча слушать рассказ «пациентки».
Нет, нет, против племянника она ничего не имеет, очень воспитанный молодой человек, и, скорее всего, это у неё с нервами действительно не все в порядке, поэтому она и пришла к психологу. Может, таблеточки ей какие пропишет. Или капельки. А то ведь, даже стыдно говорить как-то, ей то голоса какие-то мерещатся, то вдруг ворону дохлую видит на столе. Идет за перчатками и пакетом, чтобы ворону убрать, возвращается, а вороны-то и нету... Или вот, буквально вчера, ей привиделся венок, ну, который на похороны обычно несут, около собственной кровати. Пока накапала капель, пока валидол под язык положила — вернулась, а венка и нет. Показалось, значит. И боится она, что с головой у неё совсем плохо, и не хочет она в психушку попасть, вот и пришла. А Эсмеральду ей знакомая посоветовала, сказала, что та ей с внучкой очень сильно помогла.
Александр сперва, слушая рассказ бабульки, решил про себя, что та действительно ку-ку, все-таки возраст, а Альцгеймер — вещь такая, никого не щадит. Как и болезнь Паркинсона, как и шизоидное расстройство личности. Да мало ли подходящих диагнозов? — он их много узнал, работая с Эсмеральдой. В общем, бабулька явно не по его профилю, пусть с ней Эсмеральда Эдуардовна сама разбирается, реально таблетки какие-нибудь пропишет или посоветует сходить к психиатру. Созвонится с тем же самым внуком, в конце концов, пусть он опеку оформит, раз бабулька так плоха.
Вот только чем дальше Александр слушал женщину, тем больше убеждался, что не все так однозначно, и совсем не удивился, когда Эсмеральда передала «пациентку» ему.
Наводящие вопросы, разговор за чашечкой чая, визит в гости к это самой бабульке, и — Александр заводит дело. Старушку, оказывается, целенаправленно сводили с ума. Именно с целью оформить опеку, а опекаемую, соответственно, признать недееспособной, и получить право распоряжаться всем её имуществом. Как движимым, так и недвижимым. А имущества у бабульки хватало... Вот, внучок, точнее внучатый племянник, и позарился.
И подобных случаев было не один и не два. Несколько. С десяток где-то наберется.
Ну, а последние месяца три-четыре Александр приходил к Эсмеральде больше за тем, чтобы посоветоваться, проконсультироваться.
Вот и сегодня он пришел за советом. Правда, не по работе, а по личному вопросу.
— «Что, Иванушка, не весел, что ты голову повесил?»
— Что?
— Саша, давайте, выкладывайте, зачем пришли. Ведь явно не за тем, чтобы со мной чаю попить, да поинтересоваться моими делами. Что случилось?
— Вы правы, Эсмеральда Эдуардовна, случилось. То есть случилось-то давно, сейчас завершается. Суд через три дня.
— И что? Это же хорошо, наконец-то точка в деле будет поставлена.
— С одной стороны, да, хорошо. А с другой... Я за Ванессу переживаю. Ей ведь на суде надо быть. Как бы чего не вышло.
— А что может выйти?
— Разволнуется, переживать начнет, она же такая эмоциональная. А ей сейчас никак волноваться нельзя.
— Неужели? Я правильно поняла?
— Да, четвертый месяц, — тут Александр улыбнулся и вновь посерьезнел, — Вот я и волнуюсь за неё.
— Александр, Александр, ну, не мне же вас учить. Берете справку у врача, и Ванесса по состоянию здоровья может не ходить на суд. Абсолютно официально причем.
— Да знаю я! Только и Ванессу надо знать! Она же такая, если решила, что ей надо там быть — пойдет. Так что отговаривать её бесполезно, не наручниками же к кровати приковывать.
— Угу, поняла. А ты её сопровождать будешь?
— Конечно, уже договорился, специально отгул взял.
— Тогда что ты волнуешься? Ты же рядом с ней будешь.
— Ну...
— Ясно. Эмоции преобладают, — Эсмеральда помолчала какое-то время, а потом продолжила, — Саша, а теперь просто расскажи мне, как у вас дела, как Ванесса себя чувствует?
— Ванесса — хорошо. Беременность протекает нормально, да и вообще, она её легко переносит. По крайней мере пока. Работает. Недавно вот конкурс один выиграла, сейчас новую коллекцию готовит.
И Александр стал рассказывать, и какое настроение у его любимой Ваньки, и чем она в свободное время занимается, и как спит. Эсмеральда слушала, кивала головой, время от времени задавала вопросы.
— Саша, так не о чем волноваться, с Ванессой всё в порядке, и со здоровьем, и на работе, и между вами всё хорошо. У Ванессы эмоциональный фон стабильный, настроение прекрасное, не волнуйся. Она — девушка сильная. Да, эмоциональная, но — сильная. Ты же прекрасно осведомлен о её детстве, в каких условиях она жила. Так сам подумай, если бы она была слабачкой, разве выдержала, справилась? Так что в первую очередь это тебе надо успокоиться. И быть рядом с Ванессой.
— Но...
— Без всяких «но». И уже чисто для твоего спокойствия давай договоримся: идете на суд, а потом — если вдруг решишь, что с Ваней что-то не то, нервничать стала, переживать, плохо спать — идете ко мне. И тут уже я «поколдую». Хотя... Знаешь, можете и не ждать, сразу, на следующий день после суда ко мне приходите. И мне интересно будет послушать, чем там всё дело закончилось, и тебе будет спокойнее, что я Ванессу сразу посмотрю.
На том и договорились.
Вот и наступил день суда. Все предварительные слушания остались позади, все переносы и перерывы — тоже. За это время Степана-Софью повторно обследовали на предмет вменяемости, а то, может, у молодого человека крыша давно уехала, и он на этом фоне и пол свой поменял, и всё остальное натворил, а они его тут судить собрались. Но, нет, и повторная судебно-медицинская экспертиза признала Софью Семенову (ранее, до смены пола — Степана Семенова) вменяемой и полностью осознающей свои действия и поступки. Далее все шло своим чередом. И сегодня должно состояться последнее, завершающее заседание суда. Если, конечно, ничего не случится, какие-нибудь факты не вскроются, документы дополнительные не появятся. Но, вроде, не должны. Всё уже не то что три раза проверено, а все тридцать три, наверно.
Александр волновался больше, чем Ванесса, которую он сопровождал. Та вообще была спокойна. Прислушивалась к чему-то в себе, улыбалась и ждала, когда двери откроют и всех пригласят в зал.
Наконец суд начался.
— Встать, суд идет.
Сторона обвинения, сторона защиты, выступления... Был сделан даже небольшой 15-минутный перерыв, чтобы некоторые могли выйти проветриться или до комнаты в конце коридора дойти. Тут больше, видимо, состояние Ванессы учитывали и некоторых свидетелей довольно пожилого возраста.
— По данным генетического анализа, проведенного...
Софья безучастно сидела в зале суда, не там, где все, а за решеткой, как преступница какая-то, впрочем её таковой и считали. Но ей было уже всё равно, она не справилась, её миссия провалена, не оправдала она надежд и чаяний своей дальней бабки. Та так старалась, проклятие наложила, чтобы Константин безнаказанным не ушел, и не только он, но и весь его род, а Софья... — Софья подвела, не справилась.
Краем сознания уловила что говорят что-то про родство, якобы вот эта вот Ванесса, которая сидит сейчас как дурочка, блаженно улыбается, и которую она так и не смогла сжить со свету, якобы она её родственница... Прислушалась.
— Согласно заключению экспертизы, Софья Семенова также является потомком Константина Николаевича Орлова-Смоленского...
— Что?!...
Софья ошалело смотрела на судью. Она не могла поверить, что сказанное правда: разве так может быть? Это что же получается? — её собственная прапра... и сколько-то там еще раз пра... бабка прокляла и её получается? И саму себя? За что? Почему? Нет, это все неправда! Разве она могла проклясть саму себя? — ну конечно же нет! А всё то, что только что сказали — выдумка, ложь, лишь бы ей досадить посильнее.
Но, чем дальше она слушала, тем больше понимала, что всё именно так и было. Если в словах выступавшего она могла сомневаться, не верить им, то что делать с документами? — сохранившимися дневниками этой самой прапра... бабки и записями её собственной родной бабушки? Они-то ведь не могут врать! Тогда почему? Почему та Софья, её тезка, прапра... бабка, в честь которой она и выбрала себе имя, когда меняла документы, написала это проклятие?
Неужели она не знала? Или знала, но сбрендила на старости лет и перестала соотносить реальность и свои фантазии? Прокляла, и все их горести и беды, получается, именно из-за этого проклятия?
А Софья-то к выбору имени не просто так подходила: да, можно было назваться Степанидой, Степан — Степанида, но, во-первых, ей имя не нравилось, одно дело Степан, и совсем другое дело — Степанида, какое-то грубое имя, не женственное, а во-вторых, хотелось имя со смыслом, со значением. Она и выбрала имя Софья. В честь этой самой бабки, которая прокляла род Константина. Чтобы продолжить её дело и довести проклятие до логического завершения. Чтобы ни одного потомка нечестивца не осталось на земле.
А теперь что выходит? — получается бабка прокляла и свой собственный род, коли она тоже потомок проклятого ей Константина? — да не просто потомок, а дочка, родная дочка!
Как так? За что? Выходит, всё, абсолютно всё было зря? И Ванесса тут вообще ни при чем? Во всем виновата её собственная прапра... бабка?
***
Степан-Софья ехала к месту своего дальнейшего пребывания... Автозак трясло, но она не обращала на это никакого внимания, всё еще пребывала в шоке. И нет, не из-за приговора суда. Она, оказывается, как и Ванесса, как и её собственная мать, потомок Константина. А кольцо..., кольцо, про которое бабка Софья писала, как про кольцо злодея и нечестивца, оно — символ верности. Его Константину подарила еще одна бабка Степана, еще более дальняя, мать той самой Софьи...
А проклятие... оно и смысла не имеет. И даже, если бы имело, то уже давно утратило силу — две ветви рода, нет, даже три ветви, соединились. Черная кошка спасена... Так что проклятие давно уже бессильно. И дурная кровь, нет, не у Константина или Ваньки, а у тех, кто в свое время напал на этого гусара, хотел убить, да палец с кольцом отрубил. А потом маленькую девочку в ненависти воспитывал. У них, у них дурная кровь! Да еще у тех, кому небольшого, вскользь брошенного намека хватило, чтобы уверовать в то, что все беды из-за кого-то другого, а не из-за самого себя. Это у неё, у неё самой дурная кровь получается...
И как с этим жить?
Окончание — Дурная кровь. Эпилог — см. ссылку ниже.