Есть мнение, что байка о монгольских конях выкапывающих прошлогоднюю траву из-под снега, как минимум, сомнительна. Это ожесточённое мнение, с упорными боями отступающее в комментариях к статье о походах монголов в западном направлении. То есть, вообще могут, – но не в центральной России, где снега много. Могут в Монголии. Там снега мало. Ещё в Забайкалье могут. Там тоже мало снега, – сдувает его. Ещё, в Якутии могут. Потому что, там тоже мало снега.
Постепенно расширяясь, географическая зона, где снега мало, и потому лошади – могут, охватила ещё и Кольский полуостров. Ибо там завёлся табун диких лошадей.
Хорошо. Пусть в Якутии мало снега. Но в Белоруссии-то его достаточно?
В прошлом, причём в недавнем, – до XIX века, – дикие (или одичавшие) лошади, называемые тарпанами, обитали в Европе. Причём, тарпаны делились на степных и лесных. Степные жили в Причерноморье, лесные – всюду, где в средние века и в начале нового времени сохранялись густые, преимущественно лиственные леса. В Восточной Пруссии, восточной Польше, Белоруссии, Литве, смоленских землях.
...Некоторое время, кстати, именно тарпаны считались предками домашних лошадей, но данная гипотеза не подтвердилась. Сейчас их статус не ясен, и ясен уже не будет, так как исследования ДНК совершенно непродуктивны. Буквально тысячами лет дикая популяция лошадей скрещивалась с лошадями домашними, как в природе, если лошади убегали, так и в хозяйствах, – по мере отлова мустангов крестьянами. В результате, тарпаны исчезли, растворившись в местных породах. Наиболее близкими по экстерьеру к ним ныне являются «польские коники».
То есть, питаться зимой, выкапывая прошлогоднюю траву из под снега в России лошади – могут. Раз уж делали это. Другой вопрос, что при таком образе жизни они измельчают («коник» же), но характерной для монгольской породы выносливости не приобретут. Ввиду отсутствия постоянного упражнения. В отличие от степей, в Европе места, где трава под снегом вообще есть, не нужно искать, ежедневно преодолевая огромные расстояния.
И это уже к вопросу о второй линии окопов. Признав, что пищу добыть из-под снега лошадь, вообще, может (в том числе и в России), мнение отступает на позиции, «но тогда она не сможет работать». То есть, лошадь, чтобы не умереть, должна копать снег непрерывно, и когда, в таком случает, монголам на этой лошади ездить?
Проблема в том, что если бы дела обстояли так, не было бы никаких монголов, как и кочевого скотоводства вообще. Скотоводство подразумевает, что виды вступают в симбиотические отношения. Человек с одной стороны ест животных, или доит их, или эксплуатирует их физическую силу, или – в случае кочевого коневодства – сразу всё перечисленное. Но с другой стороны, с избытком возмещает урон тем, что кормит животных… Вот. Однако, кочевники-то скот не кормят. Как тогда это вообще может работать, если лошадям от монголов (или оленям от эвенков) выгоды нет?
...Можно сказать, «кроме защиты», но защита не актуальна. Самый сильный хищник, там где живут лошади, – волк. Волки же нападают на крупных копытных лишь в отчаянной ситуации, когда приходится выбирать между смертью в бою или от голода. Лошадь, конечно, пинается не так сильно, как лось. Но потому-то лошади по-одиночке и не ходят.
Суть сотрудничества видов при кочевом скотоводстве именно в том, что люди кормят лошадей. Прогнозируют, анализируют ситуацию, – человек, всё-таки, умнее, живёт дольше и больше помнит, – ведут разведку и перегоняют стада туда, где трава есть. Исчерпав ресурсы одного пастбища, табун не тратит силы на поиски следующего, а направляется к нему сразу, кратчайшим маршрутом.
Тем не менее, зимой, как и летом, стада находятся в непрерывном движении. Только весной, когда степь расцветает и травы много везде, табун может долго оставаться на одном месте.
Бонусные статьи на Boosty и поддержка канала
Проще говоря, в походах вдоль и поперёк Евразии, монгольские лошади не встречались с какими-либо затруднениями сверх обычных. Их образ жизни вообще не менялся, а нагрузки не возрастали. Две трети времени лошадь паслась, где ей укажут, а каждый третий день куда-то бежала. То есть, работала в режиме сутки через двое, но, в отличие от всадника, – с шестью-девятью месяцами оплаченного отпуска в год. Ведь ещё одна-три заводные лошади следовали за армией во втором эшелоне, сменяя уставших животных в первой линии.