Далее идёт непонятный финт Кожемякина. Константин Гаврилович, вернулся в санаторий, и войдя в кабинет директора, потребовал себе билет до Москвы, причём срочно и быстро. Гаврилович, сердит, зол, раздражителен. Причины такого метаморфозы совсем не понятны и не объяснимы.
Хотя… одна мыслишка есть, ну об этом позже.
Естественно, пенсионеру такого ранга, билет организовать смогли, быстро и чётко. И вот, Кожемякин уже сидит в своём купе и ждёт отправления поезда. Возможно, он решил, ковать железо пока горячо, поэтому решил отправиться домой, а от туда дать телеграмму Ирине, чтоб та быстро рванула к нему. Но вдруг, за пять минут до отбытия поезда, Кожемякин вскакивает из вагона, кое-как схватив свои чемоданы.
Он оказывается один на перроне, со своим багажом. Видит носильщиков, порожняком снующих на соседнем перроне и просит их отвести его чемоданы к вокзалу, или остановки такси. Но от носильщиков, бывший замминистра получает довольно хамский, как и подобает таким работникам ответ:
«- Сейчас разбежались! Вдвоём два чемодана таскать, да ещё через пути переться.
- Как вы разговариваете! - возмущён Кожемякин, - Какой ваш номер, этот вот номер ваш, нательный, нагрудный?!
- 1990 - отвечает один из носильщиков, а второй добавляет, - С новым годом папаша!»
Кожемякин возмущён, но делать нечего, приходиться ему самому кое-как тащить свои чемоданы к остановке такси. Кое-как, под покровом темноты, униженный и оскорблённый простыми гражданами на вокзале, на остановке такси, таксистами, Константин Гаврилович добирается до санатория обратно.
«Снова, небольшое отступление! Немного размышлений… О причинах самого поступка Кожемякина чуть позже… Для начала, мне хочется разобрать окружающий мир и поведение героя.
Первое. Носильщики. Носильщик получает деньги за перевоз багажа пассажиров. В начале фильма, такой же носильщик спокойно погрузил два чемодана на свою тележку и спокойно, без воплей и возмущений отвёз их к парковке. Тут, два носильщика, идут «порожняком» и начинают выступать, что ради двух чемоданов, так и разбежался. А что ему ещё надо? Вот чемоданы, вот твоя работа, вот человек, человек пожилой, в чём проблема выполнить свою работу? Режиссёр и сценарист этим эпизодом пытаются нам показать, что у нас в стране к 1990 году все люди стали таким быдлом, такими мразями, как эти два носильщика. Которым просто пофиг на свою работу и которые заинтересованы просто, гуляют с тележками по пустой платформе. Ладно, хорошо, пусть будет так.
Второе. Далее не понятно поведение самого Кожемякина. Зачем он потащился на остановку для такси. Хотел на своей шкуре почувствовать тяготы простого обывателя в длинной очереди? По всей логике, он должен был прийти к начальнику или заму вокзала, сказать кто он, показать удостоверение, рассказать почему оказался здесь, в таком положение. Ему сразу бы дали связаться с санаторием, или ещё с кем-то из руководства города, после чего нашли б машину и отвезли в указанное им место. А два носильщика бежали б за такси, везя каждый по одному чемодану на своих тележках, причём со скоростью едущей машины.
Третье. Телефоны. Конечно, на весь вокзал их только два и оба сломаны вандалами! Ага, так и поверил. Ну чёрт с ним, пусть будет два! Конечно, их никто не чинит! Вокзал, лицо города и это лицо немного подпорчено. Конечно, железнодорожникам до телефонов дела нет, а телефонные службы на всё, как всегда положили болт. Ну да, в нашей стране только так и было! Почти поверил! Конечно, город убогий, курортный, всё кругом разбито, тут ни телефонов на вокзале, ни автобусов рейсовых, поэтому и очередь на такси как за дефицитной колбасой. А автоматы для звонков по межгороду где? Такие тоже все поломаны? Ведь эти автоматы для междугородних звонков стоят внутри вокзалов и в отделениях почты, которые тоже есть на вокзалах. Кожемякин мог позвонить в Москву, изложить ситуацию, после чего ждать помощь, сидя с гордым видом на лавочке в зале ожидания или в кабинете начальника вокзала. Опят таки доблестная милиция. Отдел милиции на вокзалах был всегда. Далее как с директором вокзала. Пенсионное или какое там у таких пенсионеров удостоверение, звонок или помощь самой милиции, и Кожемякин опять в санатории.
Четвёртое. Логика поведения героя и массовки. Почему режиссёр сценаристом, опять пытается нам показать советского человека, в данном случае Кожемякина каким то дебилом? Человеком с другой планеты? Да, он чиновник, очень высокопоставленный чиновник, живущий за счёт государства, надменный, высокомерный, да вдалеке от простых граждан, но он не дебил! Он мог легко сдать вещи в камеру хранения, благо такие тоже есть на каждом вокзале, он мог пойти в город, дойти до ближайшего телефонного автомата, и позвонить. В конце, концов, он мог просто, не говоря о своих регалиях, просто попросить позвонить у работников вокзала, и ему б помогли! Люди, живущие в то время, были намного отзывчивей и более человечны, чем нам пытаются это показать в этом фильме. Люди могли подсказать Кожемякину, за кем он стоял в очереди, таксист мог спокойно довести до санатория и всё во круг было намного добрей и отзывчивей. Это потом, пойдут сломанные и разбитые телефоны, толпы людей говорящие колкости не только Кожемякину но и друг другу. Носильщики, которые будут везти только большое количество чемоданов, а на пожилых с их одним или двумя чемоданами им будет наплевать. Это будет, но немного погодя. А в то время всё было немного иначе, да были такие, но их было ещё пока мело, очень мало.
Пятое. Таксист. Вот кто, кто, а этот повёз бы Кожемякина в санаторий без проблем, назначив определённую цену. Вот если б Кожемякин заортачился, стал гнуть свою политику и требовать оплаты по счётчику, тогда вполне возможно, токсист послал бы Константина Гавриловича куда по дальше, после чего умчался в неизвестном направлении. А в этой сцене, таксист тоже оказался какой-то отбитый на голову, посмотрев на чемоданы Кожемякина, сразу отказывает ему и уезжает так стремительно как будто перед ним прокажённый! Глядя на этот эпизод, складывается мнение, будто таксист примерял себе на спину эти два чемодана и Кожемякина в придачу, чтоб тащить их на себе пешком, а не вести на машине. Вот прям никто, под страхом смертной казни, не едет в том направление, при чём, сам санаторий, расположен, где то рядом или в самом городе. Что за глупость? А при просмотре, создаётся впечатление, что правительственный санаторий расположен не на берегу моря, а в зоне отчуждения, где-то рядом с Чернобылем. Ну не будем о грустном… Тем более, что куча людей будут утверждать, что в их городе, всё именно так и было. Таксисты возили только тех и только туда, куда хотели они, носильщики таскали на своих тележках не меньше десяти сумок или чемоданов, а все телефоны были разбиты и не удивлюсь, что в этом была виновата Советская Власть. Так или иначе, но Кожемякин снова в санатории.»
Снова чья та квартира, Кожемякин, голый под одеялом, Ирина как всегда где то рядом. Бурный секс уже позади, Ирина варит кофе в белой сорочке и подаёт его в постель Гавриловичу. Кожемякин целует ей руку, берёт чашку в свою руку и говорит:
«- Ирина, приезжай ко мне в Москву обязательно.
- У меня есть один знакомый, - садясь рядом с кроватью в кресло, отвечает Ирина, - который говорит так… Сомневаешься не покупай. А я про себя добавляю, сомневаешься, не продавайся.
- А я уже не сомневаюсь, - отпив кофе, продолжает Кожемякин, - возвращаюсь в Москву, через несколько дней даю телеграмму и ты приезжаешь.
- По чему бы нам вместе не поехать? - интересуется Ирина, - Оставляете шаг для отступления?
- Оставляю, - немного помолчав, ответил Кожемякин, - но не себе, только тебе.
- И себе - пуская сигаретный дым в потолок, произносит Ирина - Может быть и себе, - соглашается Кожемякин.»
После этой встречи, Кожемякин уже точно уезжает в Москву.
Проходят томительные дни ожиданий. От Кожемякина нет ни телеграммы, ни звонка, как будто и не было ничего. Ирина, со своей подругой Катькой, сидит где то на кухне или подсобке, хлещут халявное импортное пивко с воблой. Кстати, Игорьку можно сказать по секрету, что пиво выжрал Кожемякина, тем самым отвести гнев зятя от своей персоны. Пусть «интеллигент» локти покусает, пострадает и побеситься немного, «козлом» Константина Гавриловича обзовёт!
« - Ну как твой государственный старичок? - опрокинув стакан пива, интересуется Катька, - Не пишет, не звонит?
- Да нет, - грустная, с сигаретой в руке, печально отвечает Ирина, - ни звука от него.
- И слава Богу, - подливая Ирине и себе в стаканы пива, говорит Катька, - перелистни.
- Да я, - сердито, глядя на полный стакан, говорит Ирина, -перелистну, тоскливо мне, чего-то потеряла…
- Да ты и найти не успела, - возразила Катька.
- Не скажи… - задумчиво ответила Ирина.
- Да все эти мужики дерьмо! - отхлебнув пол стакана пива, заключила Катька. - Дерьмо - повторяет Ирина, думая о своём.
- Через них вон держава мельчает - продолжает Катька
- Мельчает - продолжая думать о своём, повторяет Ирина
- Сколько себя помню, - не останавливается Катька, - пиво всегда привозили путёвое, а вчера…, на тебе, во, - она достаёт бутылку, и показывает Ирине, - ГДРовское!»
Да, ГДРовское пиво дрянь. Горчит. Похоже Катька на воле немного зажралась от халявной еды и выпивки. Ну что тут скажешь, тоскует рабочий класс в лице Ирины, пиво не пьётся, сигареты не курятся, вобла не жуётся, мысли всякие в голову лезут, хочется чего то… Чего? Наверно по валютному бару тоска, по коктейлям вкусным, заграничным шмоткам, интеллигентам посетителям, да и дым сигарет отечественных ей опротивел, импортного охота. Да и само окружение. Ни тебе грубых слов, рассказов, про нахальных гаишников, песен диссидентских под ухом не бренчат, спокойные, порядочные разговоры, целования рук, внимание и ласка. Подсадил старый хрен на буржуйское, приоткрыл дверцу в другой мир, скотина государственная, отымел девочку подростка, и всё опять закрылось. ТОСКА. Не куриться и не пьётся Ирине! Мысли всякие в голове вертятся, думы думаются, страдает. Телеграммы нет, глухо как в танке! Пришла страдалица наша домой, скинула обувь и слышит спор дочки и зятя, на повышенных тонах доносящийся из кухни.
«-… я тебе говорю мы сами разберёмся с мамой! - громко говорит Нюра
- Не понял! - возмущается зять, - А я что в другом доме живу? Это чья семья? Моя или того парня?
- А я тебе говорю, не суйся и тебя это не касается, вот так вот! - продолжает возмущаться Нюра.
- Чего ты орёшь! - выпучив свои глазки возражает зять, - Помолчи, пожалуйста!
В этот момент на кухню входит Ирина, задрав рукава, начинает в раковине мыть руки: - Привет.
- Воды нет, - произносит Нюра, а зять начинает уплетать борщ.
- Полей - просит дочку, Ирина.
- Есть будете? - интересуется зять, уже спокойным голосом.
- Перекушу - не возражает Ирина.
- Борщ пойдёт? - предложил зять.
- Сейчас руки помою - отвечает Ирина, и посмотрев на молодых интересуется; - Ну чего у вас тут, молодёжь? Раскалывайтесь.
- Мам, - резко отвечает Нюра, - тебе телеграмма.
- Читай - вытирая руки, просит Ирина.
- Телеграфируйте, - вынув телеграмму из кармана халата, стала читать Нюра, - дату выезда. Москва, улица Щусева пять, квартира восемь. Константин Гаврилович.
Ирина замирает, в задумчивости на пороге кухни.
- Очень, даже, нежная телеграмма, - продолжая уплетать борщ, пытается поддеть Ирину зять, - я бы, даже сказал любовная. И очень мне нравиться, что на вы и подпись нравиться, по отчеству, но без фамилии.
- Да заткнись ты! - шлёпнув зятя по голове, рассердилась Ирина, - Очень даже хорошая телеграмма! Имя, отчество, это его право, как хотел, так и написал!
- Слушай мать, - удивилась Нюра, - он что, тебе понравился?
- Понравился! - громко, ответила Ирина, - У меня таких не было, если хочешь знать! Всю жизнь, пьянь да рвань, твой отец такой же! А этот, надёжный, достойный!»
Ирина дозрела…, настоялась, если хотите, забродила как брага во фляге. Теперь она готова для перегона! Помните, тот демарш Кожемякина с поездом и ночным возвращением. Мне кажется, Константин Гаврилович специально разыграл такую комбинацию. Он понимал, что Ирина согласна на всё, но она стоит на распутье. Какое-то сомнение, тревога, боязнь не дают ей сорваться с места. Она очень хочет поехать с Кожемякиным, но боится, что тот её отвергнут через пару месяцев, этот страх её держит, не отпускает. Тогда, Кожемякин, зная что слухи по санаторию расходятся моментально, решает провернуть вот такой фокус. Ему не очень охота уговаривать и упрашивать Ирину, он делает лучше. Слухи, будут играть в его пользу.
Слухи и сплетня, распространившиеся в санатории с огромной скоростью дошла до Ирины. Она, по своей простоте и глупости, думает что Кожемякин не смог уехать из-за неё. Она думает, что он её полюбил, настоящей любовью, что ради неё он теперь готов на всё. После очередного интимного свидания, Кожемякин ей повторно предлагает приехать к нему в Москву и хотя Ирина опять отвечает уклончиво, он уже точно уверен что она приедет. Далее он уезжает в столицу, но не присылает ей телеграмму через несколько дней как обещал, а выдерживает паузу, даёт ей помучиться, по тосковать, подумать и пострадать. Ирина думает, страдает, тоскует, возможно, даже сожалеет что не согласилась сразу. И только теперь, когда ей кажется, что Кожемякин её бросил, что всё кончено, ей придётся опять кувыркаться со всяким мужичьём, только сейчас она осознаёт, что ей это уже не интересно и противно, она уже не хочет возвращаться обратно. Её тянет к более культурному, светскому, богатому и обеспеченному Кожемякину. Ей даже уже плевать, что он грубый, властный, требовательный, скупой на ласковые слова и деньги пожилой человек. Ирина томится, страдает, проклинает себя, за свою упёртость… Длиться это дольше чем обещал Кожемякин, возможно месяц или того больше. И вот когда надежда почти угасла, к ней приходить телеграмма от Кожемякина, о том, что он её ждёт. Вот тут, Ирину окрыляет, она уже не обращает внимание не на сухость телеграммы, не на то, что он, Кожемякин старый, грубый, чёрствый, ей плевать на всё, она готова рискнуть выпавшим для неё шансом. Последние кадры первой серии… Поезд, прибывающий в город-герой Москву. Конец первой серии…
Предыдущая глава.