*Все имена героев, даты, географические и торговые названия изменены, любые совпадения с реальными людьми случайны*
— Новость № 1 — мы поговорили с мужчиной, о котором я вам рассказывала. Его реакция меня обрадовала. Он очень мудрый человек. Я ему сказала, что у меня много каких-то своих нюансов. Он сказал: не только у тебя сложности бывают, поделился своими какими-то моментами. Он говорит: это очень классно, когда ты понимаешь всё, но все равно выбираешь человека. Тепло очень с ним поговорили. Я не знаю, как это сработало, но мои барьеры, защиты несколько слоев сошло… И как-то очень тепло. Так что я благодарю вас. И, конечно, мы очень сблизились.
— Я очень рад. Вам было хорошо?
— Да, это было очень нежно, хорошо, очень искренне. Это больше про коммуникацию, на самом деле. Какая-то равноценность есть в этой коммуникации. Это меня и удивляет, и радует, потому что мне казалось, что такие вещи сложно объяснять человеку, а тут человек понимает меня. Я еще думала по поводу тех моментов, которые мы с вами обсуждали. Личная жизнь личной жизнью, но после нашей прошлой встречи я поняла, что мне страшно признаваться, что вещи в контексте работы для меня важнее. Какие-то результаты, какие-то достижения, какие-то проблемы, которые я стараюсь решить. И такое ощущение, что типа надо бы, чтобы обязательно с личной жизнью все было хорошо, но на самом деле меня волнуют вообще другие вещи. И как будто страшно в этом себе признаваться, что да, конечно, это классно, важно, но чуть больше важности на данный момент для меня имеют другие вещи. И я поэтому хотела еще про это поговорить.
— Давайте сделаем поправку. Вы трудно привязываемый зверек. Если котенок в детстве было неуютно, то он при любом приближении к себе начинает сжиматься и удирать.
— Да.
— И вопрос в том, чтобы вы делали поправку на это свое свойство. Учились снимать у себя этот привычный драйв убегать. Как только вам хочется отдалиться, вы вспоминаете, что вы — запуганный котенок, и делаете эти ряд механических движений, чтобы снять эту первичную реакцию напряжения и страха, а уже после этого решать: хотите ли вы убежать или можно еще дать себя погладить. Потому что реакция настороженности пройдет очень нескоро.
— Если пройдет.
— Когда-нибудь пройдет обязательно. Но на это нужно несколько месяцев. А исконно вы впадаете в напряжение.
— Да. В плане напряжения я чувствую хотя бы, что сейчас есть это напряжение, по крайней мере, я уже умею это замечать. Потому что раньше я была в напряжении и даже не знала об этом. Потом разные техники расслабления: плавание, где ты должен расслабиться, чтобы ты смог плавать правильно, с голосом занималась. После этого я начала замечать свое тело в напряжении. Это маленький шаг, я считаю, вперед в этом направлении.
— Мы это маркируем словом «испуганный котенок». Это не свойство, а это испуганный котенок. И у нас есть противоядие. Мы приучаем себя быть в этой ситуации не мамой, которая начинает в любом случае царапаться и убегать. Конечной фразой в этих 30 секундах, когда вы расслабляетесь, когда хочется убежать, является: я — не мама. Я не имею в виду, что это вообще общее отчуждение от мамы, но в каких-то реакциях мы хотим, чтобы у вас были реакции свои, а не заимствованные. Что касается того, что вы говорите: для меня важнее работа и достижения. Мне кажется, это другая реакция тоже на избегание зависимости и близости.
— Потому что все здесь понятно.
— Да, вы там рационально все больше контролируете. Вы стремитесь умом все контролировать.
— Но при этом не то, чтобы это получается.
— Это уже другой вопрос. Важен вопрос привычек. 90% наших действий определяются не рационально, а на уровне рефлексов. Это просто разные истории. Спрятаться в работу, потому что там я вижу результаты и могу быстро накачать свою высокую самооценку.
— Да.
— Вы в себе, как в сотруднике, больше уверены, чем в себе, как в женщине.
— Это правда.
— Следующий вопрос: как научиться получать удовольствие от себя, как от женщины? Как отключать голову хотя бы иногда…
— Это не так легко делать. Наверное, из моих активностей, которые мне сейчас в этом помогают, я вам рассказывала про музыку, что учусь импровизации. И там как раз такая штука, что ты не можешь создавать музыку, если ты все время все контролируешь. Когда ты контролируешь, все ломается. Тебе нужно отпускать контроль, тебе нужно чувствовать свое тело и реакции. И в этом смысле мне кажется, такое упражнение небольшое у меня есть.
— Это прекрасно, что вы это делаете. Но тут другая нас подстерегает проблема: вам быстро все надоедает.
— Да. И главное, что куча идей, которые я до конца не довожу.
— Это пока что сложнее. Наша задача — научиться привязываться: к пению, к мужчине, к тому, чтобы куда-то пойти, к тому, как с удовольствием пить кофе. Задача наша — как на лыжах, оттолкнуться и сколько-то проехать. Потому что вы быстро съезжаете с любой колеи, она начинает вам надоедать.
— Да, есть за мной этот грешок.
— Если мама вам скажет, что ей есть нечего, что вы будете делать?
— Не знаю. У меня есть братья, папа. Пусть они разбираются.
— Я являюсь вашим временным управляющим делами.
— Да.
— И я предлагаю перейти к ясной контрактной системе, потому что иначе с помощью рычагов чувства вины из вас будут все время тянуть деньги. И ваш выбор будет постоянно сводиться к тому, хорошая вы или плохая.
— Да.
— Если вы хорошая, вы будете платить деньги, а если плохая, не будете. Вопрос в том, можете ли вы так договориться, чтобы поставить себе четкую границу: скажем, тысяча, а не сколько попросят. Потому что отношения в семье сейчас такие, что каждый просит столько, сколько ему надо.
— Я думаю, что можно. На самом деле это больше мой внутренний разговор.
— Я считаю, что надо взять листочек бумаги и написать некую систему правил. Без листочка бумаги вы будете съезжать с этих договоренностей.
— Да, хорошо.
— Давайте напишем такой листок, там будет написано: я, крепостная крестьянка, в качестве отступного готова давать родственникам за то, чтобы они разрешили мне жить в городе, тысячу долларов в месяц. С другой стороны, при этих условиях, никто у меня больше не просит денег. Я хорошая.
— Я думаю, что я сегодня же это сделаю. Мне очень нравится этот подход.
— Ну да. Потому что иначе путаются правила деловые и семейные.
— Да, и я натягиваю на себя этот колпак вины каждый раз, когда отказываю.
— Вы сказали хорошую вещь. Вам надо завести специальную косыночку, она будет называться колпак вины. Я совершенно серьезно говорю, чтобы это была материализация этого чувства. Как только в очередной раз у вас возникает чувство вины, вы ее на несколько секунд надеваете. Колпак вины. И вы сами должны убедиться, сколько раз в день, вы оказываетесь под этим колпаком.
— Кажется, я не вылезаю из этого.
— Это важно, чтобы вы каждый раз чувствовали момент, когда вы надеваете этот колпак. При этом вы его надевать надеваете, а снимать забываете. И вы начинаете по инерции в нем жить. Я всерьез предлагаю это для себя обозначить: маленькую косыночку сшить и почувствовать. Тогда невольно вам придется его снять, и вы научитесь не только его надевать, что вы делаете автоматически, но и снимать.
— Хорошо. Что обсуждать будем?
— Во-первых, спасибо, что мы сейчас поговорили. Важно просто какие-то точки основные расставить. Я взяла для себя несколько моментов на следующий период: про колпак, про кошку испуганную, про деньги, про договоренности с собой. Мне хочется это сделать. Я хотела немножко рабочего контекста обсудить. Тоже это связано с моим внутренним ощущением невозможностью масштабироваться в контексте работы. Я когда пришла в эту компанию, пришла с договоренностями на последующий рост. С точки зрения профессиональных вещей я знаю, что делать. Но мне нужно направление, есть страх роста: справлюсь ли я. Все результаты, которых я сейчас достигла, я достигла их за счет того, что я сама себе разрешила где-то быть более резкой, где-то требовать, хотя я формально не имею никаких прав требовать, но люди почему-то прислушиваются, двигаются вперед. Я очень прямой человек, могу даже резко какие-то вещи говорить. А здесь очень много разных интересов, и мне важно найти баланс. Вот такой у меня сейчас контекст. Я могу более подробно рассказать.
— Во-первых, у вас время от времени, при том, что вы четко знаете, что надо, наступает момент обесточивания, и вы как будто бы теряете уверенность в себе.
— Да, это так.
— И нам нужно договориться о том, что вы имеете право материализовать это временное ощущение беспомощности. Например, если вы дома, вы просто как кот, забираетесь под покрывало на несколько минут и там сжимаетесь. Вы маленький котик, который сжимается, как будто надеваете лягушачью шкурку.
— А я так и делаю.
— Очень хорошо. Надо не бояться этой маленькой чудаковатости и давать себе возможность на короткое время не сдерживать себя в состоянии, как вы считаете, взрослости. В сказках у героев есть это право: чур-чур, спряталась в домик. Залезла под покрывало. Это хорошо сделать не в голове, а символически, иметь вторую косынку буквально с собой в сумке: это моя лягушачья шкурка. Накинуть ее и скукожиться. Хотя бы в ванной. Потому что, если вы не удерживаете себя в состоянии бодрости и решительности, когда вы потеряли это чувство, у вас уходит очень много энергии. Нам нужно превратиться в лягушку из принцессы. И если мы себе позволяем вот такие регрессивные состояния, то мы тем самым быстрее находим возможность опять вернуться в состояние действующей принцессы. Это первое.
— Поняла. А что второе?
— А второе: хорошо бы нам отвести каждый день 2 раза по 15 минут на то, что вы в институте пропустили — на средневековую интригу. Это значит, что в это время вы, специально отложив дела, думаете о том, кому нужно позвонить, с кем нужно поговорить, с кем нужно наладить дипломатические отношения, с кем нужно просто так пообщаться. У вас 15 минут чисто дипломатического протокола. В школе бывает урок математики, а бывает урок чистописания. У вас специальный урок на 15 минут. Все, что вы забыли с точки зрения дипломатии, даже если у вас нет таких задач сейчас, вы все равно проводите эти 15 минут, думая о людях и об отношениях. Не о делах. И благодаря этому, у вас скоро наладится память на то, как в реальной работе соблюдать нужную дипломатию.
— Интересно.
— Но для этого нужно оказать уважение этому своему свойству забывать про дипломатию.
— Да, я поняла. Хорошая техника.
— Вообще хорошо бы договориться с собой, чтобы вы не перерабатывали, так как вы иногда сбегаете в работу, потому что не знаете, чем себя занять.
— Да. Потому что в выходные до 12-и в офисе была.
— Надо вам написать письмо своему мужчине, что вы просите его, чтобы он не отпускал вас слишком много работать.
— Да он тоже так работает.
— Вы ему будете говорить: давай у тебя будет сигнал. Сигнал будет такой. Ты мне говоришь: я или работа. И я обязана ответить: ты. И это для меня сигнал проснуться и уйти с работы. Но ты им не злоупотребляй. Ты можешь так говорить не чаще одного раза в день. Вам же нужно иногда передавать власть над собой кому-то, лучше не маме. Мы хотим у мамы забрать немножко власти, а ему отдать.
— Ну, я не знаю. Так, ладно.
— Почему бы вам не стать золотым ретривером?
— Это у меня немножко есть.
— Ну вот. Почему бы вам не стать послушным золотым ретривером? Я думаю, что небольшая дрессировка себя позволит вам четче различать, где вы слишком вспыльчивы и спонтанны, а где вы свободны, а где вы все-таки способны привязаться.
— Свобода и спонтанность…
— У вас есть период, когда вы, как собака, подчиняетесь, когда вы себя немножко выдрессировали и отдали поводок временному хозяину, мужчине. Есть период, когда вы все равно сбегаете и вас не поймать. А есть период спокойный, когда вы занимаетесь своими делами, и никто вам не хозяин.
— Я подумаю немножко.
— Наша задача — меньше работать и больше времени проводить в свободном режиме. В песнях, в прогулке, с мужчиной.
— Просто тогда я чувствую, что я бездельничаю, ничего не делаю.
— У нас есть теперь колпак вины.
— Можно носить и гулять.
— Надевать колпак вины — это значит, пора в монастырь. У вас в семье на примере всей истории есть такая тенденция: чуть что, ухожу в монастырь. Все любят уходить в монастырь. У мамы свой монастырь, у брата свой, и вы уже создаете собственный монастырь. Ваш монастырь называется работа.
— Вы сказали, и я подумала: а у папы ведь тоже свой монастырь.
— Конечно. Чуть что, чур-чур, я страдаю.
— Да. Мне кажется, все так. Очень классная ассоциация. И кто больше всех настрадается.
— Мы хотим, чтобы эти метафоры для нас были наглядные, и чтобы они еще реализовывались. Если у вас будет 2 косынки, это нас продвинет.
— Я обязательно сделаю это. Я прям представила, как это. Это смешно. И это прикольно.
— Мы хотим, чтобы мы свою жизнь представляли, как мультфильм. И когда вы улыбаетесь и у вас есть реквизит, который вы делаете, вы перестаете быть менее серьезной и трагичной.
— Поняла, спасибо.