С письмом пропавшего мужа можно ознакомиться здесь.
🔺🔺🔺
Пишу, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить. Кроме бумаги – не с кем. С детьми не могу – это полоснёт их по сердцу, отец ведь всё-таки, они его любили. Пишу о Ване в прошедшем времени, но, думаю, может он живой?
И с подругами не могу поговорить – не настолько они мне близки, чтобы вываливать перед ними мою боль.
Пока не проговорю всё, что было в прошедший год, не успокоюсь. И говорить придётся не один раз. Впрочем, бумага всё стерпит.
Юлечка появилась в нашем доме с моей подачи. Это я нашла дешёвую домработницу, когда загрузка на работе стала запредельной и я забросила дом.
Ваня только вышел на пенсию, но нагружать его уборкой, стиркой, глажкой, готовкой, магазинами я не рискнула. А Юля легко это взяла на себя. Заодно, как выяснилось, она и мужа моего взяла под своё крыло.
Через два месяца аврал на работе был ликвидирован и Юлечку я рассчитала.
Знала бы я, чем кончится её «помощь» мне по дому! И, главное, поведение Вани ничуть не изменилось ни во время её «помощи», ни после расчёта.
Я работала, как работала, а Ваня домовничал. Он переделал детскую, из которой два года назад упорхнула в самостоятельную жизнь Настенька, соорудив там что-то среднее из библиотеки, рабочей комнаты и комнаты отдыха. Получилось уютно, я радовалась, как красиво всё и какие золотые руки у моего мужа.
Первый звоночек был от Володи, первого нашего сына. Он позвонил мне и сказал, что видел мельком отца, идущего по улице с какой-то женщиной.
Я спросила вечером Ваню и он сказал, что была женщина, она спрашивала у него, как пройти на улицу Ватутина.
Второй звонок, через неделю, был последним. Когда я пришла с работы, Ваня ждал меня с собранным чемоданом и запинаясь и заикаясь, сказал, что полюбил другую и уходит от меня.
У меня в груди похолодело, я села и дальше плохо помню. Более-менее пришла в себя, когда врачи из скорой уходили. Дома были Настя и Иван.
Вскоре Ваня ушёл. Это был последний раз, когда я его видела.
Мы с Настей плакали, долго и безутешно. Настя всегда любила отца, ласкалась к нему. Ваня тоже без памяти её любил, баловал, как мог.
Через неделю сердце у меня снова засбоило и меня положили в больницу. Я просила Настю отцу не сообщать. Но она всё-таки позвонила ему, правда уже когда я дома была. Он звонил мне два дня после Настиного сообщения. Я смотрела на телефон, но брать – не брала.
Сдала я в последнее время, на работу ходить стало тяжело.
Сижу по выходным, перебираю фотографии. Их много, всё некогда было в альбомы поместить. Готовлю их, сортирую. Решила фотографии с Ваней не выбрасывать – прошлое ведь не перепишешь.
Вот мы на чьём-то дне рождения, вот мы на сплаве по Белой, вот с Вовой – первенцем. Много фотографий, очень много. Главное – их слезами не закапать.
Настенька сказала, что ушёл её папа от Юлии, совсем ушёл. Интересно, куда? Жилья-то у него нет, кроме того, где мы с ним жили и где я теперь живу. Родители его давно умерли, друга, у которого он мог бы пожить некоторое время, тоже нет. Гостиница? Съёмная квартира? Так деньги на это нужны, а него только пенсия.
О чём я думаю?! Мне его ненавидеть нужно, а я за него переживаю. Нет, ненавидеть не могу. Говорить с ним не хочу, видеть его не хочу, но ненавидеть? Нет, ненависти во мне точно нет. Есть сожаление о произошедшем и беспокойство о нём. Куда же он действительно делся? Пока было лето, ещё можно было жить на улице, но сейчас – осень, а там и зима…
Он не воцерковлённый человек, самому ему мысль прийти в церковь и оставить все свои ценные вещи в голову не могла прийти. Значит, кто-то принёс и принёс потому, что Ване они стали не нужны. Но такое возможно только в одном случае…
Ох, узнаю ли я его судьбу…