Фамилии трёх немцев-историков Байера, Миллера и Шлёцера буквально вызывают аллергию у всех любителей альтернативной истории. Как известно, они были столь могучи, что написали русскую историю. А ещё столь авторитетны, что за ними до сих пор повторяют все историки. И, конечно, раз они немцы, то по-русски они не говорили. О том, чем же они на самом деле отметились в российской науке и знали ли русский обсудим в новой статье.
Сразу оговорюсь, я не буду вдаваться в филологические тонкости и под "говорили" буду понимать знание русского языка. Сильно сомневаюсь в том, что их ненавистники имеют ввиду именно слабое знание разговорного русского.
Готлиб Байер
Начнём по порядку, с самого старшего.
В 1724-м году была основана Академия наук и художеств в Санкт-Петербурге. Для неё по всей Европе нанимали выдающихся или подающих надежды учёных, в том числе искали и историка. Сохранились письма первого президента Академии наук Лаврентия Лаврентьевича Блюментроста к известному немецкому физику и философу Христиану Вольфу
намъ еще необходимъ при Академіи извѣстный историкъ, который бы могъ быть облеченъ, если пожелаетъ, въ званіе исторіографа (15.06.1725)
мы нуждаемся въ способномъ, историкѣ, пусть онъ' прибудетъ откуда хочетъ (14.08.1725)
Вольф как раз и посоветовал молодого учёного Готлиба Байера, который в 19 лет отметился диссертацией "о словах на кресте Христа: Eli, Eli Lama Äsabthani", хорошим знанием семитских и восточных языков, лекциями о Гомере, Платоне и Теокрите, открытием для общего пользования альтштадской городской библиотеки и должностью проректора Кенигсбергской школы. Предложил это место Байеру другой немец, уже поступивший в Академию наук - математик Христиан Гольдбах.
В итоге, в декабре 1725-го Байер принял предложение занять кафедру древностей и восточных языков с жалованием в 600 рублей в год. В Петербурге он занимался изучением восточных языков, составлял китайский словарь, переводил китайские книги, вёл переписку с иезуитами в Китае, встречался с посещавшим Россию китайским посольством. Кроме китайского он изучал и санскрит, общаясь с индийцем, который тогда жил в Петербурге. Всё это помогло ему лучше понять греческих писателей, которые писали об Индии.
Но академик XVIII века просто не мог заниматься одной узкой темой. Потому Байер занимался и русской и скифской историей. И именно благодаря этому и запомнился потомкам.
Но вернёмся к его знанию русского языка. Действительно, по свидетельству Миллера за 12 лет своей жизни до смерти в 1738-м он, действительно, русский не выучил, т.к. был занят другими делами. Миллер писал об этом так:
Доказательствомъ его невѣроятныхъ трудовъ служитъ множество статей въ академическихъ Комментаріяхъ: историческій отдѣлъ ихъ, пока онъ былъ живъ, наполнялся исключительно только одними его трудами. Во многихъ изъ нихъ объяснялись древняя русская, сѣверная и скиѳская исторія; другія же были общаго антикварнаго содержанія. Чтобы работать съ добрымъ успѣхомъ надъ русскою исторіею, ему не доставало только знанія русскаго языка, которымъ заняться не допустили его лѣта и иныя занятія.
Поэтому, да, для Байера утверждение верно: он, в основном изучал восточные языки, писал свои труды на латыни и редко на немецком, а с материалами по русской истории работал с помощью переводчика. Впрочем, русская история не была его основным направлением.
Герхард Миллер
Друг и соратник Байера, Герард или для русских Фёдор Иванович Миллер, приехал в Петербург на несколько месяцев раньше. Он был моложе Байера на 10 лет, потому изначально не занимал кафедры, а поступил студентом в академическую гимназию, где изучал латынь, историю и географию. В 1728-м его допустили в архив, а ещё через год уже ведёт протоколы академических заседаний и заседаний, ведёт иностранную переписку, пишет в Санкт-Петербургские Ведомости, работает корректором в типографии и выдаёт книги из библиотеки.
В Санкт-Петербургских Ведомостях Миллер пишет пояснения к иностранным газетам на русском и немецком языках, а вскоре и выпускает собственные статьи для широкого круга читателей. Говоря по современному: он занимается научпопом и выпускает дайджесты новостей.
Уже в первые годы Миллер заслужил нелюбовь от коллег из-за близости к секретарю Академии Иогану Шумахеру. Когда в 1729-м году Шумахер уезжает в Москву заместителем он оставляет именно Миллера, и это в 20 с небольшим лет. Миллер даже сватается к дочери Шумахера. Из-за этой неприязни ему даже пытались отказать в звании академика, однако в 1730-м всё таки его удостоили.
Уже через год Миллер отправляется с важной миссией в Европу. Он вербовал новых учёных в Академию и занимался рассеиванием слухов, которые бродили о ней. В это время его рассматривали в качестве наставника Анны Леопольдовны, племянницы Екатерины I, будущей матери несчастного Ивана Антоновича.
Вернувшись в Петербург Миллер обнаруживает вскрытыми свои письма, хранившиеся в доме, а в дополнение Шумахер грубо говоря "кидает" его на деньги: перед путешествием ему обещали компенсировать все расходы, но в итоге отказали. Из-за этого Шумахер становится врагом и Миллера тоже.
Однако эта ссора привела к одному важному результату: Миллер увлекается русской историей. Вот что он сам писал в своей автобиографии
Я счелъ нужнымъ проложить другой ученой путь— это была русская исторія, которую я вознамѣрился не только самъ прилежно изучать, но и сдѣлать извѣстною другимъ въ сочиненіяхъ по лучшимъ источникамъ. Смѣлое предпріятіе! Я еще ничего не сдѣлалъ въ этой области и былъ еще не совсѣмъ опытенъ въ русскомъ языкѣ, однако полагался на мои литературныя познанія и на мое знакомство съ тѣми изъ находившихся въ академической библіотекѣ книгами и рукописями, которыя я учился переводить при помощи переводчика. Г. Байеръ, объяснявшій древнюю русскую Исторію и географію изъ греческихъ и сѣверныхъ писателей, подкрѣплялъ меня въ этомъ предпірятіи. Его намѣреніе было, чтобы я ему помогалъ въ составленіи статей и въ предварительной обработкѣ, ' когда бы мнѣ удалось изучить русскій языкъ, въ чемъ онъ не сомнѣвался, потому что я былъ молодъ и дѣятеленъ. Теперь, вотъ что изъ этого послѣдовало: я началъ предложеніемъ объ улучшенія русской исторіи посредствомъ печатанія выпусками сборника различныхъ извѣстій, относящихся до обстоятельствъ и событій въ россійскомъ государствѣ. Когда я послѣ того,. 25 августа и 1 сентября 1782 года, прочелъ въ обычныхъ академическихъ засѣданіяхъ образчикъ тому, то онъ отъ всѣхъ былъ принятъ съ одобреніемъ, даже отъ г. Шумахера; тотчасъ же напечатанъ на русскомъ и нѣмецкомъ языкахъ и пущенъ въ обращеніе
Итак, уже из описания его первых лет в Петербурге можно понять, что русский он знал. Пусть в первые годы не идеально, но всё же знал и постоянно в нём практиковался, выпуская статьи на русском языке и изучая летописи.
Но пойдём дальше, ведь путь Миллера достоин того, чтобы о нём рассказать.
В 1732-м году в жизни Миллера происходит важное событие: в Петербург возвращается Витус Беринг. Его планируют отправить во второе путешествие на Камчатку, для того, чтобы определить насколько от неё далеко Америка и Япония. Во время подготовки к этой экспедиции Беринг знакомит Миллера с обер-секретарём Сената и одним из идеологов экспедиции Иваном Кирилловичем Кирилловым. Кириллов готовил записку о путешествии к Берону и ему был нужен хороший переводчик на немецкий. Этим переводчиком и стал Миллер, что ещё раз подтверждает его неплохое владение языком.
Благодаря этому знакомству Миллер присоединяется к экспедиции и следующие десять лет проводит там путешествуя и изучая историю освоения Сибири, которая до того имела много белых пятен.
Никогда потомъ не имѣлъ я повода раскаяваться въ моей рѣшимости даже и во время тяжкой моей болѣзни, которую выдержалъ въ Сибири. Скорѣе видѣлъ я въ томъ какъ бы предопредѣленіе, потому что этимъ путешествіемъ впервые сдѣлался полезнымъ россійскому государству, и безъ этихъ странствій мнѣ было бы трудно добыть пріобрѣтенныя мною знанія
В путешествии Миллер изучает архивы многих городов, делает выписки из хранившихся там документов, снимает копии. Одним из таких документов, например, становится знаменитая Чертёжная книга Семёна Ремезова.
По возвращении он предоставляет рукописный отчёт на русском языке в 117 страниц и издаёт трёхтомный труд "История Сибири".
Труд Миллера повлиял на многих будущих историков. Например, Михаил Михайлович Щербатов, автор "Истории Российской от древнейших времен" писал:
я при семъ случаѣ не могу удержаться, чтобы должнаго благодаренія не принести г. совѣтнику Мюллеру, уже толь знаемому многими его трудами о россійской исторіи, что въ успѣхѣ сего труда многую отъ него получилъ помощь,'какъ чрезъ сообщеніе мнѣ разныхъ списковъ, такъ и отъ его совѣтовъ. Я долженъ признаться, что онъ не токмо вложилъ мнѣ охоту къ познанію исторіи отечества моего; но, увидя мое прилежаніе, и побудилъ меня къ сочиненію оной.
Стоит отметить, что бумаги, которые переписали для Миллера не всегда были идеального качества и часто содержали ошибки. Впрочем в этом нет ничего удивительного, ведь переписывали их те люди, которые имелись в то время в сибирских городах. А они далеко не всегда сами были очень грамотными.
Ко времени его возвращения в Петербург приходится и знаменитый конфликт с Ломоносовым. Вот только он нёс больше личный и идеологический характер: сошлись два похожих человека высоких, сильных красавцев с очень горячим нравом, не терпевшим любых обид и малейших посягательств на собственную честь и звание академика с противоположными взглядами на освещение российской истории. Более подробно о вражде рассказывала Ксения Чепикова на канале Цифровая история
В целом Миллер оказал огромное влияние на развитие истории в России:
- выступает за основание Исторического департамента в Академии для изучения российской истории и географии, которые находились в зачаточном состоянии,
- помогает другим российским и западным историкам (Новикову, Щербатову, Голикову, Вольтеру) с материалами,
- издаёт "Историю российскую" Татищева,
- работает над новой картой Сибири,
- собирает огромную коллекцию писем и исторических актов,
- 10 лет редактирует "Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие", первый ежемесячный научно-популярный и литературный журнал,
- спасает многие архивы и собрания писем, которые хранились в ужасающих условиях. Например, в 1749-м была обнаружена походная канцелярия Менщикова, которая небрежно хранилась в Петропавловке и многие из них сгнили. Разобрать их поручили именно Миллеру.
Последние годы своей жизни Миллер прожил в Москве. Он основал там архив на основе своей библиотеки; разбитый параличом, как русский Стивен Хокинг (спасибо за метафору Константину Сыркову) продолжал усиленно работать, написал Историю Академии Наук; редактировал исторический журнал; продолжал печать татищевскую историю. В общей сложности он прослужил в России 58 лет, заложив российскую историческую школу.
Как видите, Миллер хорошо знал русский язык, его характеризовали как хорошо владеющего языком и прекрасно на нём говорившего. К сожалению, из-за неуживчивого нрава он нажил себе много врагов, а из-за вражды с Ломоносовым он остался в общей памяти настоящим исчадьем Ада, хотя был настоящим патриотом России.
Август Шлёцер
И последний из троицы немцев-историков, Август Людвиг Шлёцер. Как и Байер он был учителем и филологом, интересовался восточными языками. В Россию Шлёцера пригласил лично Миллер, который видел для него большое будущее в качестве российского историка.
Первое время Шлёцер даже жил в доме Миллера, изучал русский язык, помогал ему в работе, занял место домашнего учителя у детей президента Академии Наук графа Разумовского.
Впрочем нрав Шлёцера был под стать Миллеру и вместе они долго не ужились. По свидетельству Антона Фридриха Бюшинга, немецкого географа и педагога в те годы работавшего в Петербурге, Шлёцер о чём-то повздорил со служанкой Миллера и написал ему дерзкое письмо. Плюс Миллера крайне огорчало, что Шлёцер не связывал своё будущее с Россией и мечтал о путешествии на Восток.
Из-за этого Миллер стал искать себе нового ассистента, а сам Шлёцер, уйдя от Миллера, становится сначала адъюнктом, а потом и ординарным профессором Академии.
В России Шлёцер изучал церковно-славянский, русские летописи. Он обнаружил связь русских летописных источников с Византийскими.
Несмотря на то, что Шлёцера часто называют академиком этого звания он не получил. Против выступили вместе и Ломоносов и Миллер. Главной причиной здесь было то, что Шлёцер уже в 1764-м, когда претендовал на звание академика, уже планировал уехать из России. А Ломоносов с Миллером считали, что российский академик-историограф должен быть российским подданным и жить в России.
Меж тем Шлёцер отметился как основоположник нового подхода к истории. Он считал, что нельзя доверять слепо тому, что писали источники и его предшественники. Он заложил важнейшую историческую дисциплину - критику источника.
Шлёцер издаёт учебники: "Русскую грамматику", "Введение во всеобщую историю для детей"; труд "Нестор. Русские летописи на древне-славянском языке"
Таким образом из знаменитой троицы немцев-историков лишь Байер не владел русским языком, остальные же не только его изучили, но и активно писали на нём.
Интересно услышать от вас, дорогие читатели, изменилось ли ваше мнение об этих трёх учёных?
Подписывайтесь на мой канал, высказывайте своё мнение, делитесь статьями. А также читайте мои статьи на канале Клуб Рационалистов