Сообщения, процарапанные на березовой коре сотни лет назад, сегодня являются уникальным источником сведений о языке, быте и культуре древней Руси.
Как рассказывает Николай Кулапов, первая новгородская грамота была найдена 26 июля 1951 года. Сегодня, почти 65 лет спустя, коллекция ученых насчитывает более 1000 берёст, львиная доля из которых найдена в Великом Новгороде, меньшая часть — в Старой Руссе, Торжке, Пскове и других городах. Такая география находок объясняется природными условиями: органика хорошо сохраняется во влажной земле, если не вступает в контакт в воздухом. По всей видимости, новгородские почвы отлично подходят для «консервации» средневековых письменных памятников.
Первые известные нам грамоты относятся к XI веку; одна из самых ранних, условно датируемая 1060–1100 годами, выглядит так:
Ее перевод: «Литва пошла войной на карел». По мнению историка и археолога В. Л. Янина, это донесение было написано в 1069 г., во время военного похода полоцкого князя Всеслава Борисовича на Новгород.
Датировать берестяную грамоту можно, определив возраст культурного пласта, в котором она была найдена. В этом помогает дендрохронология: подсчет годичных колец на бревнах, из которых были сделаны деревянные постройки и дорожные настилы, чьи остатки находятся на том же уровне культурного слоя, что и грамота. За время новгородских раскопок были составлены дендрохронологические таблицы, сверяясь с которыми, можно определить возраст некоторых грамот с точностью до 10-15 лет. Еще один метод датировки — палеография: анализ лингвистических и графических особенностей берестяных «писем».
Именно благодаря грамотам лингвисты могут реконструировать язык, на котором говорили древние новгородцы. В следующем тексте, написанном в XIII веке, представлена одна из особенностей их диалекта: «цоканье» — смешение Ц и Ч.
Перевод: «От Микиты к Анне. Пойди за меня — я тебя хочу [„хоцу“ в оригинале], а ты меня; а на то свидетель Игнат Моисеев».
Правда, как следует из берёсты XII века, не у всех жителей древнего Новгорода семейная жизнь складывалась счастливо:
«От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали впридачу, то за ним. А теперь, женясь на новой жене, мне он не дает ничего. Ударив по рукам [т.е. в знак новой помолвки], он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость».
Автор следующей грамоты — мальчик Онфим, живший семь с половиной веков назад. Он изобразил всадника, поражающего врага, и снабдил рисунок автографом: «Онфиме».
Пятая грамота в нашей подборке — заговор от лихорадки (XIV — XV в.)
Перевод: «Святой Сисиний и Сихаил сидели на горах Синайских, смотря на море. И был шум с небес, велик и страшен. И увидел ангела, летящего с неба, святого Сисиния и Сихаила, носящего наручни [части доспеха] ледяные, а в руках держащего оружие пламенное. И тут взволновалось море, и вышли семь жен простоволосых, окаянные на вид; они были схвачены силою невидимого царя. И сказали святой Сисиний и Сихаил…» — увы, далее текст обрывается; нижняя половина берестяного листа отсутствует.
Все включенные в подборку грамоты объединяет техника написания. Буквы выцарапывались твердым стержнем — писалом — на внутренней, мягкой стороне бересты. Нам известна лишь пара берёст, написанных чернилами. Последние же грамоты были написаны в середине XV века: именно тогда бересту вытеснила бумага.
Почитайте еще: Имена убийц одного из первых правителей Руси расшифровали спустя тысячу лет: «Моизыч, Стырята и другие»
