В дни процветания на витринах большинства ювелирных магазинов появились три золотые буквы на черном бархате. Под этими буквами виднелась золотистая чашечка, в которой лежала серовато-коричневая субстанция. Что это была за субстанция, было невозможно определить. Но три буквы были разборчивы. Они гласили: «ODU».
Если кто-нибудь заходил в ювелирный магазин и спрашивал, что это значит, ювелир обычно отвечал, пожимая плечами, что это реклама. Но ему за нее платят. А что она означает, он пока не знал.
Поскольку эта реклама была красивой и дорогой, все думали, что это реклама ювелирных изделий. Но предположение оказалось ошибочным.
Когда через две недели к рекламе был добавлен пояснительный текст, все, кто ее прочитал, были поражены. Текст гласил: «Ни золото, ни алмаз, ни драгоценные камни не являются столь ценными, как плодородная земля, удобренная ODU, природным удобрением, полученным из целинной почвы Анатолии, с добавлением самых изысканных органических компонентов».
Поначалу никто не понимал, почему в лучших ювелирных салонах рекламируются удобрения, которые многие попросту считают грязью. «Новый рекламный трюк», — говорили люди. Но они не знали, в чем подвох. Даже три крупнейшие компании в индустрии искусственных удобрений — Калико, Калко и Малко — не понимали, для чего была предназначена эта реклама. «Так рекламируются только сумасшедшие, которые допустили серьезный просчет, — говорил Тибурций Шарк, один из крупнейших представителей индустрии искусственных удобрений.
Но Тибурций Шарк ошибался, как и многие другие. Странный союз драгоценных камней и жижи, бриллианта и навоза, моды и помёта, или, как выразился один из достопочтенных конкурентов, союз драгоценностей и дерьма, оказался на удивление успешным. Фермеры, покупавшие удобрение у ювелиров, в подарок получали золотые броши или серебряные серьги, которые потом они дарили своим женам. А жены ювелиров, которые, разумеется, совершали покупки в городе, теперь получали более вкусные деревенские помидоры, фасоль или бекон в подарок от покупателей удобрений.
Странный союз моды и навоза увенчался успехом, и это было то, что задумал производитель нового удобрения ODU, группа компаний из Европы и Малой Азии. Один из членов совета директоров, некий барон Т. неопределенной национальности, заявил на решающем заседании:
— То, что мы хотим продавать, господа, — это грязь. Посмотрите, что мы импортируем из Анатолии: грязь. Ничто не отличает ее от прочей грязи вокруг, когда она валяется на улицах. Но, украшенная золотыми буквами «целинная земля Анатолии», средство повышения плодородности почвы, которое помогает созревать золотистым апельсинам и голубоватым оливкам, кажется еще более драгоценной, чем золото. Если вы спросите меня: грязь в ювелирном магазине? Я отвечу: да, грязь в ювелирном магазине! Отходы — это должно быть известно повсюду – становятся красивыми только в красивой оправе. Я советую заключить предложенный союз с торговцами драгоценностей. Вы увидите, что от этого выиграют обе стороны.
И обе стороны действительно выиграли. Бизнес по производству удобрений ODU стал настолько успешным, что не кто иной, как Тибурций Шарк, тот самый крупный представитель индустрии искусственных удобрений, вызвал к себе господина из детективного агентства Мейера-Штромберга и поручил ему установить слежку за компанией «Удобрения ODU».
— Что касается целинной земли Анатолии, — сказал Тибурций Шарк детективу, — то мы знаем, что это такое. Она не родом непосредственно из Анатолии, но родом из близлежащей страны. На самом деле это даже не земля, а скорее калий. Но вы все равно можете называть ее точно так же, как и этих людей. В любом случае, земля – не наша проблема. Наша проблема, господин детектив, в органических добавках к этой почве и катализаторе, который чужая компания использует для производства удобрений. Органические компоненты, судя по всему, перегружаются в порту Венеции. Поезжайте в Венецию за наш счет и привезите с собой список органических компонентов.
Детективное агентство Мейер-Штромберг, больше известное в профессиональных кругах как Мейер-Стромлини, направило в Венецию одного из самых способных детективов, совладельца по имени Биг Мейер. А чтобы скрыть цель поездки, сыщик Биг Мейер взял с собой семью, жену Эйс-Мари и сына Архимеда. Они оба уже привыкли отвлекать неприятных личностей от зигзагообразных маршрутов детектива Мейера и иногда даже помогали с расследованиями.
В первый же день детектив Биг Мейер обнаружил, что блестящие серые баржи, курсирующие по каналам, имели отношение к компании по производству удобрений (здесь она называется Конду), и что какие-то огромные контейнеры, наполненные неизвестной тягучей жидкостью, также были вовлечены в процесс. Чего детектив Биг Мейер не сразу понял, так это того, что именно содержалось в контейнерах на баржах.
Однако уже на второй день об этом узнал его сын Архимед: серые баржи перевозят мусор в Венеции. А в контейнерах было, как выразился сам Архимед, «в основном дерьмо».
— Результат моего расследования — сказал Биг Мейер жене и сыну вечером третьего дня, — таков, что «отборные органические компоненты» удобрений ODU были получены просто из мусора и выгребной ямы Венеции. Необычный вывод, не правда ли?
— Но достаточно ли сточных вод и мусора из одного города для производства всех удобрений, в которых нуждается эта гигантская компания? — спросила г-жа Эйс-Мари.
На самом деле, этим вопросом уже давно задается компания ODU (или Конду, как ее называли в Италии). И чтобы найти ответ, компания обратилась лично к Тибурцию Шарку.
Детектив Биг Мейер узнал об этом, когда уже на пятый день после начала расследования он ознакомил Тибурция Шарка с результатами детективной расследования.
— То, что так благородно и изысканно подается в золоте, — сказал Биг Мейер, — производится из мусора и отходов венецианской канализации.
Он думал, что Тибурций Шарк сейчас рассмеется, но ошибался. Рослый старик, всю жизнь занимающийся производством искусственных удобрений, серебряным ножиком срезал кончик сигары, осторожно лизнул другой конец, медленно сунул сигару в рот, с трудом закурил и сказал:
— Господин детектив, всегда важно, с какого угла вы смотрите. Если из мусора и фекалий производить удобрение, благодаря гениально разработанному катализатору, которое само по себе уже является хорошим удобрением, то это уже не мусор и фекалии, а что-то новое, что-то, что делает плодородной даже самую бедную почву. А значит, это не что иное, как благо. Не так ли?
— Конечно, господин Шарк, — детектив Биг Мейер был сбит с толку. — Поистине, господин Шарк, удобрение такого рода, если оно приносит какую-то пользу, действительно и есть благо. Только я не знаю, что вы хотите мне этим сказать. Моей задачей было выяснить, какие органические компоненты содержатся в удобрении ODU . Я только что сообщил вам об этом. Но вы не были удивлены. Мне даже кажется, что вы все знали. Что вы собираетесь со мной делать? Вы намерены потребовать мой гонорар обратно?
— Ради всего святого, дорогой господин детектив! — Тибурций Шарк похлопал Биг Мейера по плечу. — Я совсем не хочу уменьшать ваш гонорар. Наоборот: я заплачу вам втрое больше, чем было оговорено. Но у меня есть одно условие.
— Какое условие? — спросил детектив Биг Мейер.
— Храните молчание о результатах ваших расследований в Венеции.
— Это, уважаемый господин Шарк, — сказал Биг Мейер, слегка отдышавшись, — с самого начала было нашим принципом, согласно которому все, что мы узнаем от клиентов, никогда не выходит за пределы наших четырех стен.
— Тем лучше, господин детектив, тем лучше! — Тибурций Шарк сел за свой стол и выписал чек. Когда Биг Мейер тихо спросил его при этом «Вы как-то договорились с удобрениями ODU?» человек за столом ответил:
— ODU обратился к нам с предложением. Вместе мы будем осваивать другие крупные города, такие как Венеция.
— Теперь индустрия искусственных удобрений будет продавать еще и органические? — спросил Биг Мейер.
— Наполовину искусственные, наполовину природные, — ответил Тибурций Шарк, вручая детективу чек с письменного стола. — Так же, как и компания «Удобрения ODU» в будущем. Потому что им, в свою очередь, придется разбавлять свою продукцию искусственными добавками. Поезд времени мчится прочь от всего искусственного и возвращается к естественному. Мы должны приспособиться к изменениям. Обе компании предложат рынку слегка раздутый товар. Но он ляжет в основу нашего будущего продукта.
—... изысканные органические компоненты, — добавил детектив Биг Мейер. Чуть позже, с чеком в кармане, он покинул офис достопочтенного представителя индустрии искусственных удобрений.
С тех пор давно существующее детективное агентство Мейер-Стромберг, обычно называемое в профессиональных кругах Мейер-Стромлини, хранит в своих сейфах еще один секрет.
Тим Талер замолчал, потому что история подошла к концу. Однако месье Эль-Байд, сидевший в передней части гондолы и к концу рассказа становившийся все более нервным, внезапно вскочил с края гондолы на деревянный причал, который мы проходили мимо, и закричал:
— Я ничего не слышал. Я ничего не знаю. Это не мое дело, — он вынул из кармана куртки большую купюру, бросил ее гондольеру и поспешил прочь, прямо, а затем свернул в переулок.
Пока мы еще сидели ошеломленные, и гондольер с большой купюрой в руке, качая головой, вглядывался в опустевший переулок, над нами раздался голос, теперь уже хорошо мне знакомый. Он произнес:
— Добрый день, господа. Не отвезете ли вы меня на площадь Сан-Марко?
Это был барон в темных очках и клетчатом костюме. Он стоял на небольшом мосту, который как раз проходил над нами.
Тим Талер сказал:
— Садитесь, барон.
И прежде чем гондольер успел остановить гондолу возле ступеньки, барон уже сидел в носовой части, где до этого сидел месье Эль Байд.
— На площадь Сан-Марко, — сказал он гондольеру по-итальянски. Затем повернулся к нам и произнес:
— Надеюсь, вы не возражаете против небольшого объезда, господа. Через пять минут мы будем у набережной на площади Святого Марка.
— Мы тоже там сойдем, барон, — сказал Тим Талер. — Что вы делаете в Венеции?
— Вы знаете это не хуже меня, господин Талер. Не так ли?
— Может, да, а может, нет, — сказал Тим Талер. Он внезапно показался мне каким-то мечтательным.
По левую руку мимо нас проплыла церковная башня, почти такая же наклонная, как и Пизанская. Затем мы увидели перед собой, на выходе из канала, большое судно с темными палубными надстройками. Оно устремилось в залив Святого Марка, куда поспешили и мы сразу после того, как над нами промелькнул последний мост.
Пока наша гондола поворачивала направо и по Рива-дельи-Скьявони проезжала мимо разноцветной толпы туристов перед монохромными фасадами домов, барон спросил тихим голосом:
— Неужели нужно сразу рассказывать все, что знаете? Господин Талер? Месье Эль-Байд, как видели, был несколько ошарашен такой откровенностью.
— Но то, что я рассказал, — сказал Тим Талер. — есть весьма приятная новость для Венеции. Вам удалось решить местную проблему.
— Вы находите это приятной новостью? — барон был несколько поражен. — Ну и ну.
— Как бы вы на это ни смотрели, барон, для Венеции это определенно хорошо.
— Ах, Венеция! — воскликнул вдруг барон почти с энтузиазмом. — Ах, этот город, такой богатый, такой красивый, такой умный!
Но Тим Талер, который показался мне теперь уже не таким мечтательным, сказал:
— Под дворцами гниют бревна и сваи, а запах Венеции совсем не цветочный. По сравнению с ним, запах рыбы с видом на море теперь должен отдавать нотками янтаря.
Барон пожал плечами и сказал, когда наша гондола подплывала к пристани Святого Марка:
— Поистине, великая эпоха Венеции, эпоха морской торговли, когда она была богатым посредником между Востоком и Западом, закончилась. И какой позор, что мы должны торговать их канализационными стоками, а не везти жемчуг с Востока.
Гондола теперь медленно скользила к пирсу. Тим Талер сказал:
— Знаете, барон, из всех компаний, в которых вы участвуете, эта самая дружелюбная, потому что она не только благожелательна к людям, так как превращает экскременты в зерно, но она также добра к Венеции, очищая ее, и она благосклонна к природе, над которой человек вознесся таким необычным способом.
— Дружелюбная? — пробормотал барон, когда наша гондола была уже у причала. — Вы упоминаете экскременты и дружелюбие в одном предложении?
Он вытащил из кармана пиджака крупную купюру, швырнул ее гондольеру, спрыгнул на пирс и исчез в толпе на набережной.
Потом и мы вышли из гондолы под обильные и щедрые благодарности гондольера, получившего двойную оплату, хотя именно от нас он не получил ничего.
— Странная поездка, — сказал я, пока мы шли сквозь толпу людей к Дворцу дожей.
— Не более странная, — сказал Тим. — Чем дела барона, которые я только что расхваливал.
— У тебя что, все пьесы будут про делишки барона? — спросил я.
Тим ответил:
— Да, думаю, все пьесы. Его бизнес — это та сфера, которую я очень хорошо знаю.
— А откуда ты знаешь, — спросил я. — Что то или иное дело непременно связано с бароном?
— Я чувствую это по запаху, — сказал Тим. — Вот почему в моих маленьких пьесах всегда будет слегка пахнуть серой.
Когда Тим говорил о запахе серы, я подумал о том самом американце, продавце кроличьих лапок. Я рассказал об этом Тиму, а также о предупреждении, которое шепотом прозвучало на маленьком белом пароходе, на что Тим сказал:
— Знаешь, у барона есть свой собственный кукольный театр, состоящий из него самого. Он играет все роли в разных обличьях и чувствует себя мастером на все руки. На самом деле, он тоже дергает за чужие ниточки. Кстати, в роли месье Эль Байда он был не так уж плох.
— Месье Эль Байда? — спросил я в недоумении.
Тим Талер кивнул:
— Да, это тоже был он. А теперь нам пора перекусить.
— Тим, я знаю один ресторан, — сказал я.
Но Тим тоже знал одно заведение.
— Один комедиант, который когда-то был очень известен в Венеции, — сказал он, — является там хозяином. Много лет назад я часто обедал у него дома. Пойдем к нему. Это недалеко отсюда.
Мы миновали арку за аркой Дворца дожей, повернули направо и снова прошли мимо аркад, и теперь мы проходили перед собором Святого Марка с его колоннами, между которыми входили и выходили люди, в основном туристы в белых одеждах.
За собором мы снова свернули направо, оставили башню с часами с золотым крылатым львом, держащим в когтях золотую книгу, справа увидели детей, играющих на других каменных львах, а затем двинулись по узким улочкам к приветливому городку, пересекая все новые и новые мостовые. Перед нами показалась открытая дверь, рядом с которой мост образует каменную арку.
Через дверь мы спустились по ступенькам в тесную полутемную забегаловку с несколькими столиками и стульями и запахом пролитого вина, морских фруктов, жареного на гриле, печеного, и тушеного мяса.
Внизу в столовой, из узкой двери, которая, судя по запаху, должна была вести на кухню, навстречу вышел мужчина среднего роста, с большим животом, хотя сам он не был толстым. На голове у него была красная шапочка, а на животе — фартук, который, несомненно, когда-то был белым, а теперь напоминал палитру художника. Она была окрашена во все оттенки: от зеленого цвета петрушки и желтого цвета яичного желтка до коричневого и томатно-красного.
— Синьор Тим, амико! [amico - друг по итальянски - переводч.] — воскликнул мужчина, раскинув руки.
— Амико Панталоне! — прокричал Тим.
Эти двое обнялись. Затем Тим представил нас друг другу.
— Он был лучшим исполнителем Панталоне в комедии того времени, — сказал он. — Люди до сих пор называют его Панталоне.
— А теперь, амико, — обратился он к трактирщику, — мы бы что-нибудь перекусили. Где мы можем присесть?
— На стене под куклами, конечно, — сказал трактирщик на итальянском, который я ещё понимал. Но потом, когда мы сели за стол у стены, они с Тимом начали говорить на венецианском диалекте, и я уже не понимал ни слова. Так продолжалось до конца трапезы, во время которой Панталоне, трактирщик, рассказал Тиму историю, состоящую из нескольких абзацев. Я мог поговорить с Тимом Талером только тогда, когда трактирщик уходил к другим гостям или его вызывали на кухню. В один из таких случаев он объяснил мне, что куклы-марионетки на стене — это персонажи «Комедии дель арте», кукольные герои старых итальянских комедийных пьес.
— Парень в красном с крючковатым носом, — сказал Тим, — на котором эти желтые турецкие туфли с острыми носами, это Панталоне. Его именем названы также узкие брюки, вошедшие в моду во время революции во Франции. Красная шапочка, которую носит сегодня наш хозяин, — это то, что он уже носил в театре как Панталоне.
— А кто этот человечек с густыми бровями и огромными усами? — спросил я, указывая на марионетку, висевшую на стене прямо надо мной.
Тим сказал:
— Это капитан Спавента, тщеславный и глупый военный. Трактирщик как раз рассказывает историю о нем.
— А я думал, он рассказывает тебе историю из Нью-Йорка. — сказал я. — В конце концов, он все время говорит «Нуово Йорк».
— Да, это история из Нью-Йорка, — подтвердил Тим Талер.
— А какое отношение итальянская комедия имеет к Нью-Йорку?
— Никакое, а может еще какое, Малой, как бы ты ни относился к этому. В любом случае, в глазах моего друга Панталоне, все, что делают люди, — это итальянская комедия, будь то в Венеции, Нью-Йорке или на Северном полюсе. Возможно, он прав.
После изысканной трапезы мы сели выпить кофе в маленьком уличном кафе под красно-белым навесом.
Официант, который обслуживал нас, худой пожилой мужчина, уложил свои все еще густые черные волосы в пучок, а ногти у него были тщательно ухожены. Но все, что он носил, было слегка потерто: воротник рубашки и манжеты, рукава белого пиджака и задники черных брюк. После того как он принес нам кофе, капучино разбавленно-коричневого цвета, он прислонился к колонне, скрестив руки на груди.
Сытый до отвала я потягивал капучино под навесом, когда вспомнил, что хотел спросить Тима, о чем хозяин так красноречиво рассказывал ему за обедом. Тим ответил:
— Это, как говорит Панталоне, произошло у итальянцев в Нью-Йорке. Его крестник, по его словам, был там и все ему рассказал.
— И что это за история, Тим?
— Как ни странно, эта книжная история совсем не про Панталоне.
— А что ты имеешь в виду под книжной историей? — спросил я.
— Речь идет о книге, — ответил Тим.
— Так, а в состоянии ли ты рассказать ее с полным желудком?
— Почему бы и нет, Малой — сказал Тим и процитировал. — «После еды нужно отдохнуть или произнести тысячу слов».
Мы оба улыбнулись слегка перековерканной поговорке. [В оригинале немецкая поговорка звучит так: «После еды нужно постоять или шагов тысячу пройти» — Переводч.] Потом Тим поведал мне эту историю под красно-белым навесом, а перед нами по каналу проезжали гондолы и несколько новых гостей подсаживались за соседние столики:
Громогласные гномы,
или кто добивается успеха, тот и прав
(продолжение следует)
—
Это было продолжение второй части из повести "Куклы Тима Талера, или проданное человеколюбие". Читайте целиком на канале по ссылке