Валька, положив телефонную трубку смотрела в одну точку. Отчего так бывает, что плохое всегда идёт рядом с хорошим? Стоит случиться радости, и тут же печаль рядом оказывается. И хорошо, если печаль эта маленькая, а радость большая, а то ведь часто наоборот бывает, словно какой-то шутник сидит там, в небесной канцелярии, да с судьбами людскими играется.
Начало тут
Одним сплошь счастье да радости отсыпает щедрой рукой, а другим подаёт испытания разные, словно проверяя на прочность- справится ли человек или станет волосы на голове рвать от отчаяния...
Вот только на свадьбе Валькиной отгуляли, кажется, что вчера это было, а уже сегодня плохая весть прилетела, умерла Ольга, мать Валькина, не долго прожила, аккурат к весне и преставилась. Отмучилась.
Не сказать, что тоска вселенская накатила на Вальку, но и совсем безразличной не осталась женщина, какая бы ни была, а мать родная, все одно жалко. И ведь не старая еще женщина, жить бы да жить, да сама себе ту жизнь укоротила пьянками да гулянками. Хоть и знали, что недолго Ольге осталось, а всё равно жалко.
Валька хоть и привыкла смерть видеть, не в первой, а все же смерть постороннего человека, пациента, и уход родной матери это совсем не одно и то же. Совсем она расклеилась, ходила по отчему дому, как чумная, и никак не могла собраться, взять себя в руки. Спасибо тетке, что уж там! Что свадьба, что поминки- никогда Галина в стороне не оставалась, всегда помогала. И руководила, и сама без дела не сидела.
-Валь, надо копачам сумку собрать, займись пожалуйста, да Федьку отправь, пусть отнесет, продрогли теперь мужики, устали, земля- то стылая еще, а ну-ка подолби ее! Только смотри, братцу накажи, чтобы с ними не смел присаживаться, а то он горазд!
И Валька собирала сумку, упаковывая туда нехитрые продукты. Резала сало крупными кусками, соленые огурцы, краюху свежего, ароматного хлеба, что испекла тётя Галя, вареную картошку да пару бутылок беленькой.
-Беги на могилки, Федя, мужикам сумку унеси, да смотри, сам сразу домой, не рассиживайся, помощь твоя тут нужна.
Федор, младший брат, исподлобья смотрел на сестру, но ослушаться не смел. Молча взял сумку, накинул тужурку да поплелся на кладбище.
Галина шустро бегала по дому сестры, и только успевала раздавать указания.
-Так, а ты что это тут выхаживаешь, под ногами у баб путаешься? А ну дыхни! Ах ты ж , батюшки! Заглотил уже? И когда только успеваешь? До того ли сейчас, Колька? У тебя жена-покойница в избе лежит, а ты пьянствуешь! Ай, да что с тобой говорить! Так, давай- ка, до нас беги, там Петя, скажи, пусть мясо на борщ тебе даст, да куриц на лапшу. Ну да он знает, я ему показала, где взять. Да смотри мне, не сверни с дороги-то, а то чем людей назавтра кормить будем? Обед- то варить надо.
Едва выдохнув, Галина снова бегала, суетилась, что-то решала, с кем- то договаривалась. Не шутки это, человека хоронить. Столько всего сделать надо, чтобы не ударить в грязь лицом, чтобы все было, как у людей. Да еще рассчитать так, чтобы всем хватило отобедать, да лишнего шибко не осталось. А и Бог с ним, с лишним- то! Тут бы хватило всего, ведь вся деревня поминать идёт, по 5 партий народ заходит, а уж в конце свои, родные. Главное людей откормить, а уж коли самим не хватит- так то разве беда?
За большим круглым столом женщины перебирали пшено на кашу, да ворчали, мол ну до чего же грязная, сорная крупа попалась! На середине стола высилась кучка крупы, а женщины потихоньку растягивали ее к себе, выбирая просо и мусор, а чистое пшено ссыпали в большой таз.
Мария Степановна, главный специалист по лапше уже ждала своей очереди. В большой миске отдыхало тугое лапшичное тесто. Бабы, шустро закончив с пшеном прибрали со стола и Мария Степановна, ловко разделив тесто на равные части щедро присыпала стол мукой и принялась катать тончайшие сочни. Быстро, ловко она это делала. И не удивительно, ей, Марии, уже лет не мало, а сколько себя помнит, столько и делает лапшу на помины. Тонкая, как нить, аккуратная, одна к одной лапшичка, словно по линейке вымеряется. Один за одним из-под скалки выходят тонкие, почти прозрачные сочни, которые тут же причудливо развешиваются везде, где только можно. На дверцы шкафов, на верёвку, что натянута над печкой. Закончив катать, Мария берёт первый, слегка подсохший круглый сочень, обильно посыпает мукой, и ловко скручивает его в рулетик, плотный, упругий. Режет этот рулетик пополам, наискосок, и пошла, пошла крошить лапшичку, тонкую, невесомую.
Уже готовую лапшу прям так, не просеивая, тонким слоем разложила Мария на противень, прибрала со стола, обняла Валю, мол держись, девочка.
Галина за весь день толком и не присела. Не до посиделок, некогда.
Уже к вечеру подошла она к Вале, обняла племянницу, мол ничего, ничего, моя хорошая, проводим мамку-то, не хуже, чем у людей обед будет. Баба Маня блины взялась печь, а у нее сама знаешь, блины такие, что ни у кого таких нет, ни одни помины без тех блинов не обходятся. Сдобу Зоя стряпает, к утру все будет готово. Кашу Верка сварит, лапша на Таньке, кутью Дарья Ивановна делает, а борщ мы и сами сварим, пускай мясо- то ночь томится, ты только раздешкой на улицу не выскакивай, не остывай. Могилка готовая, крестик мужики сделали, дорогу пробили, машину колхоз даст. Я побегу, Валюша, коров подою, ребятишек накормлю, да назад. Ты потеплее оденься, холодно в избе, топить- то и сегодня не будем. А мясо попозжЕ поставим, кастрюля как раз на две конфорки встанет, к утру отойдет от кости, сварится. Ты вот что, Валя... У меня из головы вылетело совсем. Ты пацанам скажи, пускай газплиту в летнюю кухню перенесут, там варить будем, а то что это- с утра люди пойдут, а тут мы с варевом, прямо на дороге.
Несмотря на то, что частенько дежурила Валя в ночь, и была привычная не спать ночами но эта ночь с покойной матерью далась женщине тяжело. Смотрела Валя на эту женщину и понимала, что совсем не похожа мать на себя. Жёлтое восковое лицо, вытянутый нос, заострившееся лицо. Совсем худая стала, одна кожа и осталась...
Вспоминала Валя и детство свое, и то, как жила она при матери. Да, не сладко приходилось, но мать есть мать, даже от одной мысли что есть она, эта мать, становилось как то теплее. А теперь что? Ни дедов, ни бабок уж не осталось, ни отца, ни матери. Сирота...
На ум пришли слова из песни, которую пел Агафон в кино про Финиста ясна сокола.
Сирота я сирота, Сиротинушка.
Одинокая во поле былинушка...
Валька улыбнулась сквозь слезы. Вот еще, сирота нашлась! У нее тетка есть, сестра, братья, да дочь с сыном.
С утра некогда было думать да рассуждать. Суета, беготня, то отчим опять еле на ногах стоит, то братья еле живые. Народ идет, тянется потихоньку, все память хотят почтить, да проститься. Какая бы ни была Ольга, а все равно человек, в одной деревне жили, надо уважить.
Галина тоже устала, синяки под глазами, шатает от усталости. Шутка ли- столько дней без отдыха. Спасибо Валюша с утра приехала, тоже большая помощь. Она бы раньше приехала, да работа, некому заменить, вот и припозднилась.
Все как положено сделали. После выноса оставили женщин полы замыть, да столы расставить, клеенкой накрыть, на могилках тоже все по правилам, как положено сделали.
После могилок бегом домой, люди на обед собираются, некогда рассиживаться. Валька только успевала мыть посуду в большом тазу, соседка полоскала чашки да стаканы в чистой воде, едва обтирали, да снова отдавали, и так по кругу.
Уже потом, за последним столом, где собрались самые родные и близкие выдохнула Валя: Наконец-то всё закончилось. ..
Кусок в горло не лез. Молча сидела Валя, ни слова не говоря, лишь один раз и открыла рот, когда спросили, мол что одна приехала, Валя? Муж- то твой где?
-На работе Иван, в Москву уехал, не успел вернуться...
Было желание собраться, и прямо сейчас уехать домой, подальше от этого всего. От пьяного отчима, от братьев, из этого дома... Как ночь тут ночевать?
Галина, словно прочитав мысли племянницы сказала:
- Валь, ты ночевать к нам пойдём, в баню сходим, отдохнешь, а утром на могилки.
- Хорошо, теть Галь.
Странный этот человеческий организм. Вроде устала, вымоталась так, что и на ногах стоять тяжело. Казалось Вале, что едва ляжет она в постель, как тут же и уснёт, а поди ж ты- сна ни в одном глазу.
Лежала Валя, укрывшись одеялом с головой, как тогда, в детстве, когда они с Валюшей, маленькие девчата, спали друг напротив друга, и вот так же прятались под одеяло от страшного бабайки.
Сон никак не шёл. Думала Валя обо всём. О том, что Юрка молодец, поддержал её в трудную минуту, рядом был парнишка, ни на шаг не отходил. Ритка конечно трусиха, на кладбище наотрез отказалась идти, да и к покойнице близко не подошла, мол страшно мне, мама. Да оно и понятно, что страшно. Никогда девчонка так близко и не видела умерших.
Ну ничего, с утра на завтрак сходят, и домой...
А вообще, кто придумал этот обычай с завтраком? Говорят, что вроде как покойного разбудить полагается, принеся ему еду да помолившись...
Продолжение ниже
Спасибо за внимание. С вами как всегда, Язва Алтайская.