- Софья! Алёшка! Софья! Сашка! Никита! Гаври… Не, Гавриле никто не орал. И Фике тоже.
Почему морозным вечером то ли 91-го, то ли 92-го меня потащило в клуб «Юность» на второй фильм пацанах с Навигацкой школы? Да кто ж знает, трщ майор, хотелось, видать.
Три с небольшим года назад, выйди фильм Дружининой сразу за сериалом, народ валил бы валом, скупая билеты и ожидая звона шпаг, воя картечи и тьму острожной тишины. Тогда наступило безвременье, где-то на шесть месяцев страна подзависла как старый Пентиум, требующий перезагрузки. И тем сине-пламенеющим вечером кроме меня никого в зале не случилось. Недавним поклонникам ланфрен-ланфры, меченого старины Жака и вздымающе-волнительных персей Ягужинской хватало забот, не иначе. Да и фильмы хотелось другие.
Видеосалоны крутили всё подряд, в жанрах мы пока не разбирались, знали про Шварца, кунфу с Брюсли, немного ужасов с Фредди Крюгером, Рэмбо и всего по чуть-чуть до кучи. С книжками всё было ещё сложнее, прилавки только готовились к штурму всего подряд, где для фэнтези ещё даже не имелось названия жанра. Порой фэнтези обзывали сказочной фантастикой, да-да, было такое.
В наследство от СССР всем любителям динамики с приключениями досталась любовь к Дюма, Буссенару, Куперу с Ридом, немножко Хаггарда с Сабатини, само собой Вальтер Скотт и много-много наших собственных имён, нынче забытых как приснопамятая Соротокина, и придумавшая цирк с конями Сашко-Алёшки, байстрюка-князька, шевалье с клавесинами и интриги вокруг Бестужева, матушки-императрицы Елизаветы и происков подлых лягушатников. Но вот одного из главных беллетристов павшего Союза не смогло вытравить время, до сих пор оставив его немалое наследие.
На тот Новый Год наша классная Людмила, вернее – Людмила Леонидовна, строго-настрого указала замутить тайного Санту. Ну, вернее, про очкастого бородатенького пузана мы даже не думали и почти не подозревали, пользуя православно-советско-каноничного Деда Мороза. Тем не менее, задумка была ясна и перед каникулами мне перепала «Пером и шпагой». Книжку задарил Дрон, явно руководствуясь «книга – лучший подарок». Так тогда и считали, а Пикуль, наравне с повсеместно издаваемым Дюма и Дрюоном, котировался высоко.
Поговаривали, мол, его запрещали, все дела. Хайп есть хайп, даже если никто о нём не слышал. Точно также Виктора Резуна злобное, то ли КГБ, то ли ГРУ, как бы приговорило к смерти за бегство. Время идёт, Суворов до сих пор интересен, только о байке со смертным приговором никто не верит, вдосталь наснимав лапши с ушей в девяностых с нулевыми.
С Пикулем, надо полагать, случилось то же самое и потому волна мутных изданий девяностых не спадала ни на йоту, выдавая на-гора вполне востребованные томики. «Пером и шпагой» не зашла от слова совсем, показавшись чем-то неудобоваримым не меньше «Саги о Форсайтах» или ещё какой «Дженни Герхардт». Пикуль встал на полку, ровно медведь в спячку.
После торрентов и пиратских библиотек, после сонма русскоязычных трэшмейкеров, окккупировавших любителей читать двадцать первого века, представить бумажный книгобум девяностых крайне сложно. Но оно было и от него у многих осталась память, стоящая по полкам, пусть в основном родительским.
Пикуль занимал там почётное место, уступая разве что Дж. Х. Чейзу, Дюма, так себе сборникам ужасов и всяким там Марианнам с «Возвращением в Эдем», потеснившим Анжелику и уже совсем скоро павших перед валом Арлекиновской любовной байды с патлатыми кентаврами обложек, тискавших трепетно-перезрелых красоток лёгкой степени доступности. Чуть позже Чейз проиграл Марининой, Дюма сдался фэнтези всех мастей, страшные подборки пали ниц перед велико-ужасным Королем Кингом, а любовные романы переродились в… любовные романы других авторов с авторицами.
А вот Пикуль, такие дела, никуда особо не делся, так и оставаясь на полках редеющих книжных и в обойме всех маркетплейсов, не говоря про пиратские библиотеки.
А Гардемарины? Да уже в девяностых оказались никому не нужны совсем, обгадившись третьим фильмом, где морские офицеры, включая целого капитана, гоняли по полям Гросс-Егерсдорфа гусар с кирасирами Зейдлица с Циттеном, низвергали шпионские происки прусского короля и вообще, жгли, как могли. Дружинина переключилась на «Историю дворцовых переворотов», опираясь на наследие беллетриста Пикуля, временами кадр за кадром показывая главу за главой то «Слово и дело», то ещё чего-то из него же. Особенно бросался в глаза момент бития Мелессино людишками Долгоруких, Мелессино, секретаря посольства, ухлёстывающего за Катенькой Долгорукой.
Да и ладно.
Гардемарины были детьми своего времени и умудрились лихо скакнуть на коняшках прямо в «Песня-…», где так себе открывали рты под фанеру, но главное-то было другое: вот они, Димочка Харатьян весь уложенный и подведённый, а рядом Жигунов с химией, в коричневых костюмчиках и на лошадках, ах-ах-ах, барышни аплодируют, все радуются и всё такое.
Не пересматриваю второй фильм, понимая – той странной магии кино не коснёшься, она осталась в зимнем вечере, плавающем в розово-сизых сумерках, где Лютаева прекрасна до бесстыдства, Боярский молод и крут, Жак весь в шраме и с ножами, гардемарины раскидают всех и надают всем люлей, Гундарева весьма даже императрична, а юная Кристина не портит Фике, хотя актриса из неё ровно из козьей дупы труба.
Да, если понимаешь такое, то смотреть точно не стоит.
А Пикуль? А вот его книги стоят и ждут своего часа.
Чтоб перечитать, ясен пень, Пикуль зашёл уже очень давно.
