Никогда я такого прежде не видел: в метре над свинцовой рябью Невы как будто сгустилось белое облако. Тысячи птиц - видимо, чаек - пикировали откуда-то со стороны Ладоги, снижались к самой реке, садились на нее - и течение уносило их прочь, но их место тут же занимали другие. Тысячи и тысячи, как белое облако. Я спустился к самой воде, что-то привлекло мое внимание в тихом прибрежном ее шуршании.
Поезд. Нева выкинула из своих глубин поезд. Конечно, игрушечный - такие металлические модельки "Сапсанов" с подвижными колёсиками обычно продают в сувенирных киосках на вокзалах Москвы и Петербурга. Краска на игрушке местами ободралась - и воображение мое пошло вразнос, когда я стал представлять себе, из какой неведомой дали притащила Нева эту безделушку, сколько валяла ее по дну, била о камни и ветки, прежде чем выкинуть, наигравшись, на берег.
Я вертел в руках эту игрушку и чувствовал, как ворочается внутри меня мой несостоявшийся археолог. Я смотрел на воду и видел ее вечную суету, которая делает берега реки подвижными. Я представлял себе, как волна слизывает тонкий слой песка, а следующая - приносит новый. И где-то в недрах этого нескончаемого круговорота перекатываются маленькие отголоски прошлого - монеты, пуговицы, пряжки - все то, что потеряли люди за триста лет существования города на Неве. И не может такого быть, чтобы река вечно хранила все это в своих закромах - она должна, обязательно должна иногда что-то выбрасывать на берег. Как тот самый поезд.
Надо просто выключить свою вечную спешку и спуститься к воде. И вот тогда давно исчезнувшее прошлое станет понемногу возвращаться. Сначала в виде старинного кирпича с дореволюционным клеймом, о который с лёгким шорохом разбивается мелкий невский прибой. Потом - в виде слоев разноцветного бутылочного стекла , заботливо окатанного водой. Наследие нескольких поколений романтиков из рабочих кварталов. Но вот чуть поодаль от берега виднеется замысловатый предмет. Приходится намочить ботинки, чтобы его достать.
Не приходится долго думать, где я такое видел. Пару лет назад в Выборге мне довелось подержать в руках фрагменты старинных изразцовых каминов - их нашли, когда разбирали горы всякого хлама в подвалах знаменитого замка. Историки тогда выяснили, что это в советское время сотрудники Выборгского музея ходили по дореволюционным домам, частью уже заброшенным, и прицельно искали сохранившиеся печи и камины. Потому что сообразили, что это - значимая часть культурного наследия: в 19 веке в Выборгской губернии действовал большой изразцовый завод, и финские богачи заказывали для себя целые художественные произведения. Были каталожные образцы, а были и индивидуальные проекты. Петербуржцы тоже поддались моде, и до сих пор в старинных квартирах нет-нет - да и встречаются богато украшенные керамическими завитушками печи. Выборгские произведения легко узнать по характерной желто-коричневой глазури - как раз такой, какая была на изразце, выловленном из Невы близ Финляндского железнодорожного моста.
И я догадываюсь, откуда здесь взялся этот обломок старинной роскоши. Это сейчас район проспекта Обуховской обороны имеет репутацию рабочих окраин. Обуховские заводы, станция метро "Пролетарская" - это все в эту копилку. Но так было не всегда, и в память о том - народное название местных кварталов: Стеклянный городок. Все началось в 1770-х, когда граф Потемкин приказал выстроить на левом берегу Невы, близ Глухого озера, стекольный и зеркальный заводы. Через двадцать лет на базе этих предприятий был создан Императорский стеклянный завод, он стал быстро обрастать жилыми домами, появлялись дороги и пристани. Все развивалось так бурно, что уже в конце 19-го века в этой части Петербурга хотели создать город в городе - даже составили план, согласно которому улицы должны были расходиться в строгом геометрическом порядке - подобно лучам короны. Проект начали было реализовывать, но случилась революция, за ней - Гражданская война, и стало уже не до градостроительных изысков. Тем не менее, одна из улиц этого района до сих пор носит название "2-й луч".
Понятно, что там, где большие заводы - там и большие особняки дельцов и предпринимателей. В советское время район перестраивали, переиначивали, многие дома разбирали. В 1933-м уничтожили и церковь Божией Матери Всех Скорбящих Радости, стоявшую на самом берегу Невы. Не так давно ее восстановили в прежнем облике, но вот прибрежный песок все помнит до сих пор. Прямо под стенами храма мой взгляд натыкается на обломок стекла. Почти сразу узнаю в нем разбитую церковную лампадку...
Медленно иду дальше, прямо вдоль уреза воды. Нева тихо плещет о песок и битые кирпичи, и мало-помалу передо мной встают очертания давно исчезнувшей пристани, гора камней под корнем старого дерева вдруг предстает почти разрушенным фундаментом дома, когда-то выходившего прямо к реке. На нем уже нарос почти метровый слой земли, по ней проложены дорожки и тротуары, высажены аллеи - а давно растворившийся в прошлом дом все сопротивляется, все никак не хочет смириться с тем, что его уже нет. Вот же, вот же моя жизнь, мои люди, их вещи! - как будто кричат камни. И словно выталкивают на влажный невский песок осколки посуды. Я подбираю их, внимательно рассматриваю.
Вот донышко от чего-то не очень большого - то ли блюдца, то ли чашки. Когда-то на нем было большое, богатое клеймо, похоже, что иностранное. Прочитать уже ничего не получится, но королевская корона видна хорошо. Верчу в руках обломок, думаю о том, что там, за потрескавшейся глазурью - чья-то жизнь, возможно, чье-то путешествие в иные страны. А может, подарок от кого-то очень близкого и дорогого, по кому так скучал обитатель исчезнувшего дома. Не самого бедного, кстати: судя по другим обломкам, на полках было много фарфора - самого разного, от традиционного для дореволюционной России кузнецовского до какого-то теперь уже неопределяемого.
Меня несказанно волную такие, казалось бы, пустяковые находки. Даже не могу сказать точно, почему. Какое-то щемящее чувство прикосновения к исчезнувшему, ощущение, что люди прошлого стоят вот тут совсем рядом, и нет между нами ни столетий, ни революций, ни войн. Как будто вся наша история существует здесь и сейчас, и это не обломки, это - медиаторы, которыми даже и сейчас можно ударить по невидимой струне времени и услышать канувшие в лету голоса. И я знаю, что я не одинок в таких своих ощущениях: и в Европе, и в России существует целое движение - мадларкинг. Это когда люди выходят на берега рек и морей и внимательно смотрят, что сегодня вынесла на прибрежный песок вода.
Нева - поэтичная река. Она не может отпустить меня на полуслове, ей нужна законченная композиция. И потому последней находкой в этот день становится почти то же, с чего все началось. Там был игрушечный поезд, здесь - красный игрушечный трицикл. С инерционным механизмом и стрекочущими колесиками.
Пожалуй, я буду время от времени заглядывать в гости к тайнам песчаных берегов.
