Медсестра подошла к кровати пациентки реанимации, что бы поменять капельницу. Она посмотрела на перебинтованную девушку. Лица ее было не видно. В бинтах. Но из газет и новостей медсестра знала, что раньше это была очень красивая девушка Елизавета Офольская.
Медсестра долго смотрела на девушку. Поменяла бутылки на капельнице, посмотрела на аппараты, подключенные к пациентке. Вышла.
Она села у большого окна, которое смотрела в реанимационную палату.
- Жаль девку. – Сказала она другой медсестре. – Надеюсь, не будут ее мучить.
- Ты уже и списала ее? – Спросила другая медсестра. – Знаешь же, что всякое бывает. Иногда бывает и такое, что тот у кого и шанса нет выжить, выкарабкивается. А тот, кто казалось идет на поправку – умирает.
- Всякое. Только знаешь, что-то мне подсказывает, что ее тут уже нет.
- Тьфу на тебя. Ты же медсестра. И не так страшно у нее все.
- Тогда почему в себя не приходит? Уж двое суток как должна. А все никак.
Медсестры замолчали, погрузившись в свои дела.
Лиза в одной сорочке находилась в полной темноте. Еще несколько мгновений назад, ей казалось, что она находится в пламени огня. Боль пронизывала все ее тело. И ей хотелось кричать. Возможно, она кричала. Но своего крика из-за боли она не слышала.
Но вдруг все прошло. И теперь она лежала, скрутившись словно эмбрион, в абсолютной темноте. Она не знала, ослепла ли она, или весь мир погрузился во тьму. Она не знала, жива она или мертва. Она не знала…
Лиза осторожно встала. Осмотрелась. Ничего не видно. Она позвала маму, кого-нибудь, но перестала. Ее голос словно тонул во тьме.
Решив, что находится так бессмысленно, она встала. Осторожно, вытянув руки перед собой, сделала шаг вперед.
Так и шла, словно слепой в пустыне, боясь и надеясь натолкнуться хоть на что-то. Постепенно шаги девушки становились смелее, и скоро она бы перешла на бег, но руки ее коснулись стены. Она осторожно ощупала ее. Камень. Холодный камень.
Куда идти? Налево? Направо?
Она в нерешительности стояла. Но все же пошла налево, держась за стену.
Лиза рассудила, что находится в какой-то комнате, так как ветра она не чувствовала. Значит, в любом случае, она обойдет комнату по периметру и найдет дверь.
Пальцы наткнулись сначала на выпуклый косяк двери, после и на саму дверь. Деревянная, с какими-то узорами. Что-то знакомое. Но эта мысль мелькнула и исчезла. Лиза поводила руками по двери, ища ручку.
Холодна медная ручка вызвало улыбку и испуг. Вдруг заперто?
Но дверь легко открылась, даже не скрипнув.
Девушка вышла из комнаты, где была кромешная тьма и зажмурилась от яркого солнечного света.
Тихо, всё так же, не скрипнув, дверь закрылась у Лизы за спиной.
Когда она открыла глаза, то очень сильно удивилась. Лиза никак не могла понять, какое сейчас время года. Перед ней было поле с развившими на них красными розами. Бутоны были огромные. Казалось, они словно замерли в самом пике своего цветения. Казалось, что своей алой красотой они должны были заполнить все вокруг. И аромат этих роз должен был витать в воздухе.
Но вот только поле усыпанное розами было покрыто снегом. И сами розы замерзли в пике своего цветения. Алые бутоны смотрели в бездвижное бледно-голубое небо. Они не качались от ветра, так как не было ни одного его дуновения. Розы не издавали аромат.
Лиза прикоснулась к одной из роз. Ее покрытые инеем лепестки не были холодными. Но они не были и теплыми.
В замерзшем поле была какая-то необъяснимая красота. Но эта красота пугала.
Лиза босыми ногами пошла по припорошенной снегом тропинке. Лед не холодил, но хрустел под ее ногами.
Все это удивляло Лизу. Поле не было большим, очень скоро девушка заметила, что впереди есть небольшой дворик.
Забор дворика был увит розами. Как и стены небольшого домика.
Лиза в нерешительности остановилась у калитки. Дорожка вела дальше. Но она не знала, куда приведет это дальше.
Из домика вышла женщина. Она была одета в старинное пышное платье. На голове прическа. Волосы были такими же светлыми, как и у Лизы.
- Что-то ты рано пришла. – Заметила женщина, открывая калитку. – Проходи в дом.
Лиза послушно прошла в дом. Внутри все было аккуратно. На полу лежал ковер, стояли диваны, кресла, столики. В камине горел огонь. Но Лиза не чувствовала от языков пламени тепла.
«Словно все тут ненастоящее» - Подумала она.
Лиза подняла глаза и увидела, что над камином висит портрет. Она знала, что это портрет графа Офольского, мужа графини Екатерины.
- Это мой сын. Самый дорогой для меня человек. Мой сынок. Сашенька.
- А вы…Простите, я не помню, как вас зовут.
- Марфа я. – Ответила женщина. – Некогда графиня Офольская Марфа Авдотьевна.
Женщина села в кресло. Лиза села напротив нее.
- Вот, после смерти живу тут, в покое. И полном одиночестве. Иногда вижу других. Но я не хочу говорить с ними. Вижу в их глазах укор. Хотя многие такие же трусихи как и я.
- После смерти? – Шепотом спросила Лиза. – Я умерла?
- Еще нет. Ты еще жива. Но ты не под защитой. Где-то далеко от дома находишься. Горгульи найти тебя не могут. Это плохо. Они должны знать, где ты. К беде это ведет. К беде.
Лиза испуганно смотрела. Она вспомнила, что была на балу. И вспомнила, что говорила с Романом, когда в нее бросили чем-то зажженным. Ей казалось, что это графиня. Но она не была уверенна в этом.
- И… как я тут оказалась… как вы тут оказались?
- Ты пришла за ответами. Многие приходили. Но не все находили смелости пройти по тропам до конца. – Вздохнула женщина. – Я далеко прошла. Но… испугалась. И вернулась. Нужно было дойти до конца. Теперь понимаю. Жалею. Но прошлого не вернуть.
В домике повисла тишина.
- Послушай мою историю. Может быть, тебе она станет уроком. Замуж за мужа своего я вышло уже тогда, когда и не надеялась. Мне был 20-й год. Семья небогатая, хоть титул и был. А денег не было. Никто не хотел брать невесту без приданного. К тому же, я и вовсе не красива была. Несуразная. И храбрилась я сильно, хотя в душе трусихой была. За графа с радостью пошла. Понимала, если не он, то уже все, не быть мне женою.
В родовое поместье он меня сразу привез. И не пугало меня ничего. Ни статуи страшные, ни легенды жуткие, ни странное поведение жителей деревни да крепостных. Уж много лет спустя поняла я, что все они нехристи. Что в церковь они только для вида ходят, а на самом деле своим каменным идолам поклоняются.
Но тогда я так рада была. И мне казалось, что все беды пережду. Храбрилась сильно. Вот только когда первый мой сын умер, испугалась. Тогда и рыжая эта пришла. Все спрашивала меня, готова ли я дальше детей хоронить. Коли ума нет у меня, то пусть других слушает. Жертву принести надо. Да сделать все как положено.
Испугалась я, сбежать хотела. На лошадь села и погнала ее галопом. Да только лошадь у моста стала, как вкопанная. Испугалася, и понесла. Я с лошади и упала. В себя уже в комнате пришла. Определил меня муж в отдельную комнату. И не смотря на хворь мою приходил каждую ночь. Скоро я понесла. Вновь понесла.
Приходила рыжая каждый день. Все шептала что-то да поила чем-то. И я сыночка родила. Рыжая пришла на третий день. Сказала мужу, что сделала она все что могла. Но из-за моей трусости еще больше бед на голову сына нашего упадет. Тяжко ему будет.
Муж меня в тот день и избил. После часто руку поднимал.
Рыжая не подходила больше ко мне.
Только когда нужно было сына женить, пришла. Сказала, что жену нужно искать сильную да смелую.
А я поняла, что нужно сына на путь правильный наставить. И искала жену ему сильную верой своей православной. Чтобы не искусили бедняжку эти нехристи да демоны.
Не трудно было найти. Первая жена сына моего юная совсем была. Ей только 18 годочков исполнилось. Маленькая, миленькая. Ни одно дело без молитвы и благословения не начинала.
Вот только сын к ней холоден оставался. Она молилась каждый день. Церквушку посещала в любую погоду. Уж тут и я начала пугаться. С животом-то в церкви стояла, и на коленях до алтаря шла. Батюшка тоже ругался. Но она по-своему делала.
Родила сына. Да тот умер. Она плохо это перенесла. Но хотела родить сыну детей. Все детки ее умерли. А она с ума сошла. Страшно было смотреть на нее. Стала на тень свою похожа. Не отличала день от ночи, лета от зимы. Зимой, будучи на сносях, пошла в церковь в легком платье. Еще темно было. Крепостные да сенные спали еще. Никто не видел, как ушла. Как спохватились, что ее нет, сразу же искать начали. Нашли. Закоченела вся. Но живая была. Да так и померла от горячки. И дитя в ней. Тогда я и поняла слова, что рыжая та говорила. Да только вот… струсила к ней идти. Сама решила новую найти. Нашла новую невестку. В ночь перед свадьбой сына, вышла на улицу. Сама не знаю зачем. И рыжую увидела. Та с узелком шла по дороге.
Сказала мне, что я трусиха. Испугалась судьбу свою принять. И чужие судьбы сгублю. Сгинут пока за ум не возьмусь. И ушла. Так и вышло. Со следующей случилось то же, что и с первой, детей та теряла, сама девка с ума сходила.
После третьей, или четвертой, сама я в хижину к рыжей пошла. Да не было ее. Как ушла тогда, так и не вернулась.
Слухи дурные пошли про семью нашу. Что девок в брак сыну моему, что на плаху отправлять. Я распереживалась. И заболела. Быстро померла.
На смертном одре рыжую видела. Она меня трусихой называла. Говорила, что себя пожалела, сыну жизнь сгубила.
Так и есть. Права была рыжая. Сгубила сыну жизнь из-за трусости. Не хватило мне смелости. – Женщина закрыла лицо руками.
- Вы не переживайте. Женился ваш сын в последний раз хорошо. Последняя его графиня ему троих детей родила и продолжила род. – Сказала Лиза. – К моменту первого брака вашего сына Катерина только родилась.
- Слышала про нее. Слышала. Видела ее. Духом дома этого проклятого я была, пока хозяйка новая не пришла. Как она пришла, так и смогла я уйти. Помню девочку эту маленькую. Кто бы подумал, что у нее сил столько будет… - Сказала Марфа Авдотьевна. – Теперь ты хозяйка дома. И твоя судьба такая же, как и у нас. Придет час и ты будешь жертву приносить, что бы детям твоим жизнь дать. И не бойся. Не трусь, как я. Моя трусость многим жизней стоила. Не трусь.
Женщина встала.
- пора тебе. Времени не так уж и много у тебя.
Она подхватила холодными пальцами Лизу под локоток и вывела из дома.
- Иди до самого конца. Там, в самом конце, начало всего. Я не дошла. Не смогла. Ты дойди. И не бойся. Не будь трусихой, как я.
Лиза вновь пошла по тропинке. Снег закончился. И вот она уже ступала босыми ногами по земле. Розы сменились другими цветами. Лиза присмотрелась к дивным цветам. И поняла, что это ландыши.
Только ландыши были необычными. Они были из стеклянными. Бутоны полупрозрачные разных оттенков. И почти не было белых цветов.
Лиза осторожно ступала по тропке, стараясь не касаться стеклянных цветов, боясь их разбить.
Она остановилась у стеклянной калитки, за которой ее ждала хозяйка дома.
Лиза поняла, что видела ее портрет раньше. Это была одна из бывших хозяек дома. Она не помнила, как ее звали, но знала, что именно эта графиня жила в тот страшный момент, когда царская власть сменилась советской.
Графиня открыла стеклянную калитку и пустила внутрь дворика. Но не пустила в дом. Они устроились на скамейке, где хозяйка стеклянного дома нежно погладила стеклянные цветы.
- Но они же не живые! – Вдруг сказала Лиза. И ей сразу стало стыдно от того, что она это сказала.
Но женщина улыбнулась.
- Но ведь и я не живая. – Мягко сказала она. – А они… - ее рука вновь коснулась стеклянных ландышей. – Они живые. Просто другие. Здесь другая жизнь.
- И… как вам тут живется?
- Спокойно. Спокойно живется. Мы не достойны рая, не достойны даже ада. Мы живем тут, в покое. И благодарны. Не все. Но многие.
Некоторое время молчали.
- Я могу рассказать тебе свою историю. Но думаю, ты ее знаешь.
- Вашего мужа расстреляли во время революции. Вы же каким-то чудом удержали и поместье и заводы. – Сказала Лиза.
- Чудо это – древний культ. Я родилась Офольской, как и ты. И знала с рождения про то, как обстоят дела. Не знала всего, как знаю теперь. Но тогда я все делала правильно. Изначально я была хозяйкой дома. Не моя мать. Моя бедная мать… - Женщина горько вздохнула. – Она… не смогла перенести всех бед свалившихся на нее. И я не допускала ее ошибок. Я все делала для детей. И мне не стыдно.
- Что вы делали? – Спросила шепотом Лиза.
- Все. Возводила новые статуи, наделяя их душами жертв. Но я думала о своих детях. Графиня Екатерина Офольская принесла много жертв. Но другие были так трусливы… что этого стало не хватать. А я не могла позволить моим деткам мучится. Не могла…
Лиза молчала. Она не знала что сказать. Все это было так страшно. Так жутко.
Хозяйка стеклянного дома схватила ее своей ледяной рукой.
- Но ты не думай о нас. Не о нас ты должна думать. – Сказала она. – Сделала та графиня ошибку. Ошибку страшную. Ошибку, из-за которой мы не можем найти покоя. Ни одна из нас.
- Ка-какую ошибку? – Спросила Лиза.
- Приворожила она того кого любила. Но тот, кого она приворожила и без того любил ее. Сильная ворожба сковала и его род и наш. Теперь из раза в раз мы встречаемся, да не можем оторваться друг от друга, принимая ворожбу за любовь. Не можем мы полюбить никого, кроме них. И они не могут полюбить никого кроме нас.
- Вы говорите про Борхов? – Спросила Катерина.
- Да, про них. Сколько лет мы страдаем…
- Не только вы… род Леру тоже…
- Знаю, слышала. Безумная графиня сделала все что только могла, что бы защитить своих детей. Разве можно ее за это судить?
- но ведь умерли другие…
- А так бы умерли ее!
Вновь молчание.
- Жалко. Мне их тоже жалко. – Сказала хозяйка стеклянного дома. – И этих детей и других. Но каждая мать думает в первую очередь о своем дитя. Мне жаль тех малюток, что сгорели из-за своего отца да матери. Из-за их жадности. Жалко… но своей детей я люблю больше. И у них было хорошее будущее!
Лиза кивнула.
- И ты думай о своих. У тебя их нет, но будут. И ты будешь думать, как облегчить их судьбу. А для этого нужно дойти до конца. И найти силы вернуться. Иди. Не знаю, заговорит ли с тобой еще кто-нибудь. Но ты в закрытые двери не ломись. Им страшно. До сих пор страшно. И живя в покое не могут они этот покой найти.
Лиза попрощалась и вышла через стеклянную калитку. Она шла по тропинке мимо разных домов и светов. Но никто больше не вышел ей на встречу. Она сидела и сирень, которая была словно маслом написана, и жасмин, словно из жемчуга. Много чудного видела. Но не видела она жизни. Все было ненастоящим. Один дом, самый последний, не украшен цветами. Он темный и мрачный. И пахнет гарью. Лиза сама поспешила уйти, не оглядываясь.
Цветочные поля сменились травой. Лиза увидела вдалеке дом-крепость из дерева. Перед домом тем горел костер, у которого кто-то сидел.
Лиза подошла к костру. Жара или тепла она от него не чувствовала.
«Здесь нет ничего настоящего…» - Думала девушка. – «Но может быть они не способны чувствовать холод или жар, не чувствуют ароматов. Если так, то оно и должно быть таким?»
У костра сидела девица с длинной русой косой, с простом платье, венком на голове.
«Наверное, цветы там тоже не совсем живые», - подумала Лиза, смотря на венок.
- Сорванный цветок умирает, как только его оторвут от корней. – Сказала девушка, проследив за взглядом незнакомки. – Я Дарица. Я та, с кого все и началось.
- Что началось? – Спросила Лиза. – Проклятье рода Офольских?
- Да. С меня все началось. Я во всем виновата. Но… Я бы вновь поступила бы так же.
Лиза села у костра напротив Дарицы. Она поняла, что только тут, где бы она сейчас не находилась, она может узнать правду.
Дарица была рада рассказать свою историю.