Когда утонет белый день в чернильной тишине
и волн прожорливых круги мучительно по мне
пройдут асфальтовым катком, ровняя страх и смех,
одна она, воронья ночь, останется на всех.
Одно дрожанье проводов, неясный их фальцет,
и лунный свет один на всех (другого просто нет),
и плен пожизненной беды, и льда блестящий плен,
неравновесие земли и неба чёрный крен,
под ним горбатый террикон, ему акафист спет,
скелеты умерших берёз и тополя скелет…
Один на всех последний снег и в нём лядащий след,
один замёрзший городок, один на целый свет.
Но сладко мне, я воздух пью, - черничное вино.
Моё распахнуто окно. Мне кажется, одно.
