«Манкиз», «Роллинг Стоунз», Стиви Уандер... Головокружительное сумасшествие! Блеск и цвет пиджаков, с пижонством застёгнутых, чтобы оголилась завившаяся с обезьяньих времён чёрная грудь... Ведь именно так выступал Том Джонс, который тоже звучал здесь сейчас без всяких препятствий. Вычурные, невиданные платья и причёски «а ля Париж» у женщин, волосы ниже плеч у мужчин... Эрвин и Белла на этом умопомрачительном фоне, действительно, выглядели бюргерами – теми самыми, которые каждое воскресенье из года в год посещают церковь, чинно завтракают и до гроба влачат своё ничем не примечательное существование.
«Что это такое?» – прошептала девушка, не в силах ни на чём остановить ошарашенный взгляд. «Тот самый реальный мир, который так презирают наши с тобой государства», – улыбнулся Эрвин. Он заметил два свободных места и, усадив свою спутницу, крикнул сквозь плотный шлейф звуков: «Возьму нам что-нибудь выпить!» – и исчез за чьими-то спинами.
В своём простоватом платьице Белла чувствовала себя неловко на этом празднике цвета, но – слава небесам! – никто, кажется, не обратил на новых посетителей никакого внимания. Движения, улыбки, разговоры, танцы, стиль одежды, манера держаться – эти люди излучали свободу. Ничто не давило на них, ничто не было для них препятствием. Они без страха мечтали – о бесконечных путешествиях с гитарой через плечо по утомлённым солнцем саваннам от ранчо к ранчо, от городка к городку, от Берлина до Нью-Йорка, от сердца джаза – Нового Орлеана – до сердца оперы – Флоренции, от таинственной далёкой Индии – до самого края галактики, который, быть может, гораздо ближе индийских границ...
Белла вздрогнула: на столик со звоном приземлились четыре бутылки. Эрвин разлил по первой.
– За наше удивительное совместное приключение, фройляйн! – поднял он свой стакан.
– Хватит меня так называть! Я пока ещё вполне себе Белла Шнаакер! – нахмурилась она по обыкновению.
«Вот уж, поистине, дурацкая привычка: она так портит милое личико», – подумал Эрвин, которого совсем не смущало то, что он сидит спиной к их новому реальному миру, из-за чего тот поневоле проходил мимо него. Это удивляло Беллу, не замечавшую, что она была для своего соседа по столу самым интересным объектом на этом пире. Девушка не привыкла даже к лёгким спиртным напиткам, и после первой опрокинутой в себя ёмкости ощутила приятное тепло вплоть до кончиков пальцев ног, а мир вокруг стал ещё прекрасней.
– Как здесь замечательно! – вырвалось у Беллы.
Эрвина она бесконечно изумляла в тот вечер. Зацикленная на правилах – всё равно, где они применялись: в государственном кодексе или в быту – и на требовательности к самой себе, девушка никак не могла приоткрыть себя настоящую. Немцам сложно показывать своё сердце, ведь для этого нужно оторваться от матери-рациональности, а мать, как известно, часто не велит...
– Тебе, правда, нравится? – пожав плечами, поскольку в Ленинграде он частенько ловил вражеские радиоволны и этот музыкальный бурлеск не был откровенно в новинку, парень разлил по второму.
– Ещё бы! У меня такое чувство, что я среди родных людей! – говорила девчонка.
– Что, нравится воздух свободы? – ухмыльнулся её спутник. – Может, ты ещё и танцевать соберёшься?
– А можно? – с робкой надеждой заглянула она в его глаза. – Или за это надо дополнительно платить?
Вот те раз. Неужели она рискнёт разделить с сияющим всеми красками счастья большинством танцевальную площадку? Эрвин недоверчиво буркнул:
– За всё заплачено. Это твой вечер, Белла Шнаакер.
Девчонка без лишних слов поднялась и бесстрашно направилась к шевелящейся под музыку пестроте. Она оглянулась:
– А как же ты?
Эрвин скупым жестом отказался, надеясь, что она вернётся и будет его уговаривать. Но она тут же о нём забыла. Постояв какое-то время в стороне и понаблюдав за танцующими, Белла без труда повторила их движения. Очень точно повторила. Парень не ожидал, что зануда, ничего не смыслящая в музыке, умеет танцевать. Она двигалась так ловко, так заразительно энергично, что вокруг неё начали скапливаться мужчины и женщины. Белла Шнаакер ничего не замечала, кроме всплывающего иногда лица советского парня в роскошной толпе. Она даже на карусели в детстве не испытывала таких неземных ощущений, такого душевного подъёма, как в потусторонней реальности Рёдельбара.
Она только заметила, что Эрвин танцевал довольно однообразно, как будто танец был для него временной обязанностью, а не наслаждением, да ещё под такую чудесную музыку! Белла потеряла счёт времени. Они с Эрвином ещё немного выпили, потом опять бесконечно танцевали, пока не подкралась их первая песня. “Yesterday... All my troubles seemed so far away”...
И только сейчас время, наконец, остановилось. Они смотрели друг на друга, качаясь в такт с волнами волшебной убаюкивающей музыкальной реки.
– Меня не удивляла ни одна девушка за всю мою жизнь так, как ты удивила за этот короткий вечер, – тихо говорил он.
– А вот ты меня даже разочаровал, – улыбнулась она.
– Почему это?
– Ты плохо танцуешь.
Он согласился, не обойдясь без своей классической милой ухмылки.
– Для меня главное атмосфера. Музыка, люди, ощущение полёта... Ты же понимаешь, о чём я?
– Теперь понимаю, – улыбалась она. – Но всё-таки жаль, что ты ничем меня не удивил, как я тебя. Это было бы эффектно, Эрвин Морозов.
– Боюсь, я на это не способен. Хотя у меня для тебя имеется первоклассный секрет, фройляйн.
Он так хотел увидеть, как девчонка нахмурится, и услышать, как она сквозь насупленные брови процедит: «Это какой же?».
Эрвин наклонился и поцеловал её. Они остановились. Вчерашний день подошёл к концу, уступив место полуночи. А эти двое всё стояли, закрыв глаза, трепетные, тёплые и ещё свободные, не догадываясь, что наступил новый день.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZdZiqfuY-mqVoBHH?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link