Острые карикатуры Виталия Подвицкого хоть раз видел любой житель России, имеющий телевизор и доступ в интернет. Можно не запомнить его фамилию, но спутать оригинальный стиль с чьим-либо другим нельзя. Он постоянно находится внутри информационного потока. Ни одно резонансное событие, взрывающее новостные ленты, не проходит мимо его внимания. Умные, резкие и бескомпромиссные работы автора всегда бьют точно в цель и никого не оставляют равнодушным, вызывая полярную реакцию – от восхищения и благодарности до резкого неприятия. О том, сложно ли быть политическим карикатуристом в современной России, об особенностях этой редкой и непростой профессии, а также о запретных темах в творчестве мы откровенно поговорили с художником.
От автора: вышла вторая часть интервью, которую можно прочесть здесь:
– Виталий Викторович, жанр карикатуры уникален тем, что в него приходят люди из самых разных областей. И далеко не всегда это те, у кого за плечами есть художественные вузы. Вы, например, получили юридическое образование. Почему вы выбрали для себя дорогу, которая не имеет к юриспруденции никакого отношения?
– Всё просто: сколько себя помню, я рисую. Рисовал в садике, школе, армии. Уходил служить я в СССР, а вернулся со службы в новую Россию. Чем заняться – непонятно. Решил поступить в вуз на престижную в то время специальность, но очень быстро понял, что юриспруденция и я близко не стояли. Но в процессе обучения оказалось, что на лекциях масса времени, можно спокойно сидеть и рисовать, что я и делал. На четвёртом курсе студенты стали пробовать практику и подрабатывать по специальности. Я же случайно узнал, что в одной из питерских бульварных газет есть вакансия. Я пошёл и просто устроился туда штатным художником. Денег почти не платили, но я был очень рад, что нахожусь теперь при деле, на своем месте и могу делать то, что мне нравится.
Редакционный мир буквально поглотил меня и увлёк. Мир журналистов, корреспондентов, фотографов. Мир, где редактура, информация, бумага, вёрстка, тиражи и свежие номера газет переплетаются в причудливом вращении. Это очень интересно. Платой же мне были письма читателей и новый опыт. В таком режиме я проработал около шести лет, после чего стал свободным художником. С тех пор держусь выбранного пути, который мне очень нравится.
– Какими качествами должен обладать художник, чтобы из него получился хороший карикатурист?
– Хороший редакционный карикатурист помимо определённых навыков и желания рисовать должен обладать усидчивостью и бесконечным трудолюбием. Умение подмечать детали, сшивать их в образы можно и наработать. А вот трудолюбие и жажду к работе нужно иметь как свойство характера, внутреннюю фактуру. Кроме этого придётся очень сильно подвинуть своё эго и хорошенько изучить природу субординации. Редакционный процесс – это обычное производство, где информация как бы сырьё, а очередной выпуск чего-то и есть продукция. Художник, который хочет быть полезным, эффективным и успешным в данном деле, должен осознавать и своё место, и роли участников: понимать, кто есть главный редактор, как он думает. Уметь взаимодействовать с координаторами, дизайнерами, корректорами. В общем, уметь ладить со всеми с пользой для дела.
Большое заблуждение думать, что вот карикатурист что-то там нарисовал – и пошло, понеслось по соцсетям его произведение. Иногда так бывает, конечно, но это работа одиночных художников, и они молодцы. Я же всё-таки участник сложных информационно-производственных процессов. Так что если карикатурист решил, что он сам по себе, то ему всё равно нужно будет создавать график, стиль, формировать аудиторию, обратную связь, личную бухгалтерию и т.д. Короче, при любом раскладе успешный карикатурист – это специалист. Тут я могу долго разглагольствовать. (Смеется)
– Есть ли у вас любимые темы или персонажи, которые так и просятся на карандаш? И существуют ли запреты – то, за что вы никогда не возьмётесь?
– Темы актуальной общественно-политической карикатуры мне очень нравятся. Конечно, я могу работать в разных техниках и направлениях, но в политической карикатуре всё очень быстро и ярко, персоны крупные, образы выпуклые, узнаваемые. Это интересно. Что касается запретных тем, то они обозначены внутренним кодексом карикатуриста. Я не рисую на тему мучений детей, болезненных физиологических страданий человека. Не приветствую темы об оказавшихся безвинно в заключении, не изображаю разного рода анатомические вещи и всё, что с этим связано. Ну и, конечно, не беру в работу темы, затрагивающие религиозные чувства, уникальные культурные ценности и то, что для кого-то имеет признаки святости. Как-то так.
Вообще, хороший карикатурист не топчется по самому человеку, унижая его достоинство, а старается работать с образами, которые как бы подклеены к определённой личности. Однажды в эфире американского радио меня спросили о том, как я отношусь к Бараку Обаме, ведь я очень много рисую про него. Я ответил, что не могу к нему относиться никак, кроме как уважительно… . Кто я такой? А он – президент великой державы, обладатель множества титулов и международных наград, получивший Нобелевскую премию мира после слов «бомбить можно когда угодно и кого угодно».
Его именем назван лишайник и несколько видов плоских червей. Как я могу к нему относиться? Карандаш сам ползет в руки. Долго они размышляли над моим ответом… Что этот русский сказал? Так что образы порой и не надо придумывать, они сами присасываются к моим героям как черви.
– В чём, на ваш взгляд, главное отличие наших карикатуристов от западных?
– Знаете, что я вам скажу, наши карикатуристы, как и наши журналисты, люди очень добрые и честные по сравнению с западными коллегами. Я много времени провел на передовой информационного фронта и могу точно сказать: западные по нам работают всем, что под руку попадается: ложь, клевета, фейки, и это поставлено на хорошо согласованную технологичную базу.
Все элементы: пресса, сети, отделы по связям с общественностью и даже профильные службы у них действуют строго скоординировано. Вбрасывают цинично и без стеснений. Получаются масштабно оформленные информационные акции. Однако всё это работает на короткой временной дистанции. И требуется новая ложь, которая наслаивается на старую.
Мы же всё время стесняемся и стараемся работать только с проверенной информацией, переживаем на тему как бы чего не вышло. Однако мы многому научились у неприятеля, и сейчас на поле информационных войн действуем гораздо эффективней, но все-таки находясь в глухой обороне. А зря! Я считаю, что мы имеем право уже идти в наступление. Государство в лице спецслужб и всяких органов не только должно, но и обязано наладить и скоординировать выпуски оперативного, быстрого и качественного контента с привлечением профессионалов из журнально-редакционной среды.
Вы даже не представляете, как эффективно работает с карикатурой Китай! Я плотно общаюсь с редакцией партийной газеты компартии Китая «Глобал Таймз» и регулярно рисую для них карикатуры. Они работают очень чётко: каждый инфоповод хорошо отрисовывается и распространяется прямо через соцсети больших и высоких чиновников. Таким образом, ударный охват одной карикатуры получается огромный. Госдеп и прочие очень нервничают, увидев жёсткие антиамериканские карикатуры в профилях и лентах китайских крупных деятелей.
Нам бы перенять это! Но наши как-то всё стесняются. Однажды наше посольство в Лондоне опубликовало мою карикатуру с медведем, и шуму было очень много. Взорвало их заголовками, вроде: «Русские устроили информационную диверсию карикатурами с медведями!» Вот так бы почаще.
– Кого из художников вы могли бы назвать своим учителем?
– Список бесконечен. Помимо великих и безусловных классиков, Куприянова, Крылова, Соколова, Бидструпа и других, я очень люблю школу Гэри Ларсона и в целом американскую классику. Но самый мой любимый американский карикатурист – Майкл Рамирез из журнала «Las Vegas Review». Его карикатуры представляют, в основном, консервативные точки зрения. Он двукратный лауреат Пулитцеровской премии и, на мой взгляд, величайший художник-карикатурист. И вообще американская школа карикатуры имеет очень мощные традиции.
Мне сильно повезло впитать в себя сразу две школы классической карикатуры: с одной стороны, мне близка наша советская редакционная традиция, имеющая в себе сильную графику и плакатно-агитационные наработки. А с другой стороны, американская оперативная карикатура, имеющая в себе яркую графику и динамичный комиксовый сюжет. И американская рисовальная традиция, скажу вам, на меня повиляла очень сильно. Люблю до невозможности!
Их школа ни на секунду не останавливалась в своем развитии. Наша же после развала СССР сильно забуксовала, завязла в частных редакционных экспериментах, личных идеях отдельных художников… Что-то мы потеряли в своей истории оперативной карикатуры. Может быть, жгучее желание восстановить нарушенный паритет графических возможностей и побудило меня в тринадцатом году плотно взяться за большую работу. Что-то удалось, но надо бы больше.
– Если бы вам пришлось заново выбирать профессию, вы бы связали свою жизнь с карикатурой или всё-таки выбрали для себя иную стезю?
– Хе… Да… Если бы был такой шанс прожить заново, я бы меньше работал и больше посвятил себя природе. Конечно, рисовалка – это моё всё. Но я люблю очень природу. И теперь, когда объёмы рисования из-за богатого «мемостроительсва» неизбежно падают, у меня есть шанс наконец-то сходить в отпуск и получить, как и все трудящиеся, свои выходные дни. А ведь я не был в отпуске больше 23 лет!
И будучи, по сути, свободным художником, я недостаточно отдыхал. Теперь пришло время всё исправить. Ура! Но рисование – моя любовь. Если появится сильная площадка, я с готовностью отправлюсь на передний край со своей карикатурой.
– Вам комфортно работать сейчас, в наше сложное и переменчивое время? Не возникало ли мыслей всё бросить и заняться чем-нибудь другим, более размеренным и спокойным?
– Какой хороший вопрос. Мне его жена всё время задаёт, именно такими же словами, как и вы. Что сказать… Нет, я не брошу рисовать (просто не смогу не рисовать!), и да, я займусь чем-то более размеренным и спокойным. Тут, кстати, мне посчастливилось приобрести чудесное место на природе, где я сумею многое реализовать. Это будет творческое ландшафтно-природное пространство, где я смогу жить, творить, экспериментировать и принимать в гости всех желающих. В этих по-настоящему красивых русских местах проходили кровопролитные бои во время Великой Отечественной войны, и я намерен заняться ещё и вопросами увековечивания памяти подвигов наших воинов. Идёшь по лесу, а земля сама выталкивает наверх истлевшие солдатские личные вещи, осколки и свидетельства страшных событий ушедших эпох. Прямо от земли зовут тебя раны войны что-то делать. Хочу создать место для семейного отдыха и путешествий. Это будет особое природное пространство. Там будет и отдых в общепринятом понимании, и тропы по реальным местам боев, и комплексные мероприятия для семей, детей, групп, и мастер-классы самые разные. И всё это на природе. В общем, планов море.
Кроме этого, так уж случилось, что в какой-то момент жизни я занялся вопросами помощи людям с ДЦП и вообще парализованным больным. Я никоим образом не имею ничего общего с медициной, но всё как-то само собой получилось, затянуло, увлекло. И теперь я внутри этих дел и процессов. Не люблю слово «благотворительность», но, видимо, это такая история – о людях скрюченных, нуждающихся, глубоко больных. Не могу сказать, что это спокойное дело, но кому-то надо делать и такое. Пусть это буду я.