В предыдущей части:
Нодзоми не обманывает себя: она помнит, что отношения с Гэндзи не складывались гладко, случались ссоры и размолвки, и характер у Гэндзи был по-своему сложный из-за его прошлого. Но они умели находить общий язык, и Гэндзи умел удивлять и заново покорять её.
***
– Посиди так!
– Что? – она не поняла и хотела было разлепить веки, но Гэндзи поспешно накрыл их ладонями.
– Не открывай глаза! Сейчас кое-что произойдет.
Нодзоми недоверчиво усмехнулась, но всё же послушалась.
– Прости! Я кое-что возьму из твоей сумочки, – дежурно сообщил ей Гэндзи и снял сумку с её плеча.
Нодзоми немного напряглась, но сразу же расплылась в улыбке, как только почувствовала, что Гэндзи завязывает ей глаза взятым у неё платком.
– Не доверяешь мне? – хихикнула она.
– Просто страхуюсь. Тебе придется ещё минут десять-пятнадцать так побыть и не подсматривать.
Он поднялся с травы и потянул её за собой. Повинуясь руке, обхватившей её запястье, она медленно встала и послушно последовала за Гэндзи, который уверенно повёл её к пруду. Пару секунд они помедлили у ограды, перекрывшей им путь.
– Не волнуйся! Просто держись крепче! – скороговоркой сказал Гэндзи и положил её руки себе на шею.
В следующее мгновение, подхватив Нодзоми в объятия, он ловко перемахнул через забор, а по ту сторону осторожно опустил её на бетонный берег.
– Приготовься! – скомандовал он снова и, взяв спутницу за талию, резким, но аккуратным рывком поднял и усадил на довольно широкую и плоскую перекладину ограды. – Удобно?
– Вполне, – отозвалась Нодзоми, немного поёрзав и продолжая держать руки у Гэндзи на плечах. – А не намекнёшь, чего мы ждём?
– Тссс! – ответил тот, приложив палец к её губам, и сразу же покрыл их поцелуем.
– Солнце садится, – произнёс он у самого её лица, любовно гладя её сияющие, уже чуть припухшие от поцелуя губы.
Нодзоми нетерпеливо облизнулась и подалась вперед, определенно желая продолжения ласки. Но он просто прижался лбом к её лбу и глубоко и медленно вдохнул запах её тела, словно пропускал каждый полутон и едва уловимый оттенок сквозь переменчивую гамму собственных чувств.
– Хочу запомнить всё: краски, звуки, запахи, – проговорил он низким шёпотом и, придвинувшись ближе, провел ладонью по её спине. – Прикосновения. Теперь это будет наше место.
Нодзоми тоже вздохнула полной грудью, попытавшись среди запахов знойного дня и пыльной травы уловить аромат Гэндзи – что-то неописуемо живое, телесное, манящее, солоновато-горькое и терпкое, словно смесь потаенных желаний и неосознанных страхов, что-то томительное, но родное.
Нодзоми вдруг тихо ахнула, потому что неожиданно его рука оказалась под платьем на её бедре.
Какая странная ситуация!
Смятение волной прокатилось от живота к горлу. А он молчал – ей было слышно только его неровное дыхание. Сейчас оно ложилось ей на грудь. Значит, он склонил голову.
Он поднял её юбку и рассматривает трусики, догадалась она.
От этой мысли её бросило в жар.
Наверное, сейчас я покраснею, как помидор. Какой позор!
А ладонь Гэндзи скользнула по животу, опустилась к паху, погладила и остановилась на лобке, легко протолкнув пальцы ниже. Они нежно задрожали под напрягшимся телом Нодзоми, словно вторили её собственной дрожи.
Нодзоми задышала быстро и сбивчиво, хватая воздух урывками и шумно выдыхая душистое густое тепло, которое Гэндзи попытался перехватить, приблизив лицо к самому её рту. Она почувствовала его рядом и снова потянулась за поцелуем. А он вдруг отстранился и положил руки ей на бока.
– Сними трусики! – потребовал он.
И она буквально кожей ощутила, как он с вожделением смотрит на неё. Нодзоми судорожно втянула воздух ртом, как будто хотела что-то возразить, но Гэндзи на мгновение снова склонился к ней и, обжигая дыханием щёку, повторил:
– Сними!
Это непостижимо! Неужели я, сидя на улице, вот так вот разденусь перед ним? Что это значит? Он хочет прямо сейчас? Прямо здесь?
С удивлением Нодзоми вдруг поняла, что тоже этого хочет. Её завела одна лишь мысль о том, в каком непривычном положении она оказалась: с завязанными глазами, в незнакомом месте, среди полей, под открытым небом.
Но рядом с ним. Он со мной и хочет меня.
И ей нравилась власть его желания над ней. Она почувствовала, что готова отдаться его воли. Она уже это сделала, когда согласилась на время лишиться зрения. Теперь она беспомощна и ранима. Но он не причинит ей зла. Его голос прозвучал твёрдо и жёстко, но это всего лишь игра, чтобы доставить ей новое, ещё неизведанное ею удовольствие.
И Нодзоми покорилась. Положившись на силу рук Гэндзи, отпустила его плечи и неторопливо стянула трусики: сначала правую, потом левую сторону, спустила их через колени и, покачав ногами, сбросила на траву. Она сейчас же снова ухватилась за Гэндзи, а он приблизился к ней, вынуждая раздвинуть колени и бёдра.
Открывшийся взгляду аккуратно подбритый чёрный лобок нежно зарозовел влажной щелью.
– Покажи мне, чего ты хочешь?
«Я хочу?» – в смятении подумала Нодзоми и тут же согласилась: «Я хочу!»
Жар румянца залил её лицо, шею и плечи. Такого ей ещё никогда не приходилось делать напоказ. Она щедро и жадно облизала пальцы правой руки и опустила её, закинув ноги на бёдра Гэндзи.
Наслаждение сладкими пульсирующими толчками уже начало пробиваться внизу живота, грозя вот-вот прокатиться пронзительной, почти болезненной истомой по всему телу. Нодзоми будоражило до толе неведомое ей противоречивое чувство: жгучее смущение в сочетание с дичайшей похотью, которую ей уже не хотелось сдерживать.
«Он смотрит, он смотрит!» – крутилось у неё в голове.
И она была даже рада, что её собственные глаза завязаны, иначе ей ни за что не удалось бы перебороть стеснение. Зато теперь её волновали и пьянили рисующиеся в её воображении картины: его страстный взгляд, его рука, расстёгивающая ширинку, её заалевшее от приливающей крови лоно и, наконец, её бесстыдные пальцы.
Вся она непристойно распахнутая, полуобнаженная, выставленная перед Гэндзи в самом вызывающем виде в момент самого сокровенного и откровенного блаженства. От осознания реальности того, что не представлялось ей даже в самых безумных потаённых фантазиях, она вошла в такой раж, что почти не заметила как достигла пика. Судорога в мучительном, но блаженном экстазе изогнула её тело, и Гэндзи пришлось напрячь все силы, чтобы удержать её на ограде.
Как только рука Нодзоми опустилась, а сама она обмякла и безвольно легла в его объятия, он нашёл её пылающие губы и прижался к ним долгим глубоким поцелуем.
Нодзоми почувствовала его возбуждение и поспешила направить его рукой ниже, внутрь, с тихой радостью и какой-то необъяснимой жадностью ощущая, как её наполняет уже не пустопорожнее возбуждение, но властная мужская энергия. И она отчётливо и сладко застонала, входя в его ритм.
***
Гэндзи поднял со своего плеча голову полусонной Нодзоми и осторожно снял с её глаз платок. Она растерянно заморгала – окружающий пейзаж изменился до неузнаваемости. Сгустив все цвета до разных оттенков шелковистого индиго, на землю опустилось усеянное звёздами и отмеченное ярким диском луны, лёгкое полотно летней ночи. Оно простёрлось над водами пруда и растеклось, разлилось, расплылось по ним, отразилось на ряби прерывистым сиянием, словно отсветами потаённой драгоценности. На горизонте белёсыми пятнами бледнело зарево далёкого мегаполиса. Воздух, напоенный горячими ароматами травы и сухой земли, дрожал в мерцании призрачных отблесков и пульсировал голосами сверчков. Тьму вокруг пруда прорядил лившийся со всех сторон свет. Самый яркий исходил от линий ЛЭП. Блики их красно-белых огней прихотливо рассыпались по водной глади, дробные и трепетные, словно ослепительные всполохи в сердце бесценного кристалла.
– Это невыразимо! Спасибо! – с придыханием воскликнула Нодзоми.
Она собралась было соскочить с ограды, но Гэндзи галантно её удержал и с неподражаемой учтивостью помог ей надеть нижнее бельё. Нодзоми подарила ему лёгкий ласковый поцелуй и, высвободившись из его объятий, спрыгнула на бетон и сбежала к воде.
– Как же хорошо! Какой цвет! У меня слов нет! – крикнула она снизу, стоя у края пруда.
– Цвет – топаз Лондон[1], – отозвался Гэндзи.
Он не спешил спускаться к Нодзоми, а всё ещё стоял у ограды, словно ему хотелось насладиться удивительной красотой момента: его возлюбленная в полупрозрачном платье кружила у тёмно-синей кромки вод, подставляя тонкое лицо, шею, плечи серебряному свету луны и тусклому блеску звёзд, как будто бы купаясь в струях прохладного переливчатого дождя.
– Тогда уж – сапфир. Мой любимый цвет. Синий. Непроглядно синий, – радостно откликнулась Нодзоми и прямо в одежде вбежала в неподвижную воду.
Стоячая ночь в отражении пруда задрожала, изошла кругами, раздробилась. А Нодзоми просто легла на спину и устремила взгляд в небо.
– Иди сюда! Попробуй! – позвала она Гэндзи. – Это космос!
– Теперь это твоё! – ответил он.
«Теперь это моё», – подумала она, глядя в бесконечность сгущающейся ночи.
Она чувствовала, как созвездия обступают её, заключают в свой тихий, но головокружительный хоровод, покачивают и перекатывают в невесомости времени. Она всматривалась в мириады далеких галактик, неведомых восхитительных миров, расцветающих в вечной недосягаемости.
«Так же ли я счастлива там, как здесь сейчас?»
***
«Так же ли я несчастна там, как здесь сейчас?» – подумалось Нодзоми, которая в бессонной маете всё смотрела в сумеречный потолок камеры.
И вдруг до неё донесся то ли всхлип, то ли подавленный стон. Нодзоми приподнялась. Перед ней в мутноватых потёмках метнулась и исчезла чья-то тень.
Странно!
А приглушённые рыдания между тем не прекращались. Посидев пару секунд неподвижно, Нодзоми наконец поняла, что звуки доносятся со стороны Фуми.
– Ты чего? – встревоженно прошептала Нодзоми, вплотную придвинувшись к соседке.
– Какая же я дура! – всё ещё давясь плачем, отозвалась Фуми. – Я ведь даже имя придумала: «Томо» – для девочки и «Томоки» – для мальчика.
– Ах, милая! – Нодзоми не нашла, что ещё сказать и просто обняла вздрагивающие плечи.
Фуми не отстранилась, но и не успокоилась, а, кажется, зарыдала ещё сильнее, гася приступы подушкой. И Нодзоми мягко погладила её по голове, понимая, что сейчас никакими словами невозможно умалить боль потери.
***
После завтрака в комнате обнаружилась Мао. Она увлечённо копалась в шкафу, попутно строя такой безмятежный вид, как будто и не отсутствовала целую неделю, а поблекшие синяки и остаточные отёки на лице – дело привычное и не должны вызывать ни удивления, ни любопытства. Женщины, в общем-то, так и отнеслись к её возвращению – без удивления и без любопытства. Впрочем, она не разочаровала скучающую публику, и очень скоро «отколола новый номер».
Как только все разошлись по своим уголкам и занялись ленивым перебиранием личных вещей, оставляя что-то для еженедельной прачечной, что-то для починки, что-то на выброс, Мао демонстративно пододвинулась к Нодзоми и бухнулась лбом об пол.
– Нижайше прошу Вашего прощения! – почти провопила она, не поднимая головы. – Я проявила крайнюю неосмотрительность и неуважение!
От удивления Нодзоми буквально остолбенела, и Мао, сидевшая перед ней в неподвижной просительной позе, тоже как будто превратилась в каменное изваяние.
Что делать? Как реагировать? Сказать «прощаю»? Промолчать, притворившись, что ничего не происходит? Презрительно отвернуться? Оттолкнуть?
Пока эти противоречивые мысли теснились в мозгу Нодзоми, инициативу перехватила Харука: вальяжно подойдя к Мао, она так же вальяжно и непринужденно пнула ту под дых и, рассмеявшись, бросила:
– Ты перед кем извиняешься, дура?!
И все в комнате тоже сдержанно хохотнули. Все кроме Нодзоми, которая бросила на Харуку холодный взгляд и, игнорируя предостерегающие покашливания Фуми, подняла Мао с колен.
Казалось, на этом инцидент был исчерпан. Женщины молча вернулись к своим делам.
***
На прогулке Нодзоми обычно держалась особняком, но сегодня к ней прилипла Мао. Ничего не говорила, ни о чём не просила – просто ходила за ней хвостиком и каждый раз отводила глаза, когда Нодзоми обращала на неё пытливый взгляд. Лицо Мао, почему-то всё больше и больше напоминавшее мордочку шустрой и пронырливой крыски, хранило невозмутимое и бесстрастное выражение. Издали Нодзоми перехватила неодобрительный взгляд Фуми и попыталась обратиться к Мао напрямую, но в этот момент к ним неожиданно подошла малознакомая троица. Кажется, эти были из крайней комнаты по их коридору. Нодзоми, всю первую неделю пребывавшая в социальной изоляции, почти никого из соседей не знала. А уж разговаривать с кем-то тем более не решалась.
Но тут женщины сами вызвались пообщаться.
– Это ТЫ учительница? – проговорила сурового вида плоская и широкая дивчина с неровно выстриженной чёлкой.
Её спутницы молчали, но сверлили Нодзоми то ли презрительными, то ли подозрительными взглядами.
Совсем рядом с ними вдруг продефилировала Харука, тряхнула мощными телесами и, недобро посмотрев на Нодзоми, почему-то фыркнула.
– Я учитель английского, – не тушуясь, призналась Нодзоми.
– И что? Ученики не нужны? – кхекнула дивчина и сплюнула.
– Бесплатно не преподаю, – отрезала Нодзоми.
– А пробное занятие? – внезапно засипела тонюсеньким голосом одна из спутниц, пучеглазая, как рыбка, девушка.
– Я уже заняла! – встряла Мао, оттесняя троицу и бросая на Нодзоми преданный взгляд.
– Какие-то проблемы? – жёстко вмешалась в переговоры подоспевшая из дальнего конца двора Рика и деловито осмотрела публику.
Троица тут же ретировалась.
– Чего хотели?
Нодзоми неопределённо пожала плечами. И Рика устремила испытующий взгляд на Мао – та засуетилась, закрутила остреньким носом.
Сейчас переметнётся!
– Ничего! Мы их отшили! – против ожидания выпалила Мао и снова преданно посмотрела на Нодзоми.
***
– Читать умеешь? – строго осведомилась Нодзоми и отчеркнула ногтем небольшое предложение, взглядом предлагая Мао показать свои умения.
Мао неуверенно закряхтела, придвинула книгу к себе, настороженно оглядела комнату отдыха и только после этого наконец-то каким-то натужным голосом озвучила английские слова: «My hobbies are dancing, hiking and reading manga»[2]. Она старательно выговаривала «нгу» вместо носового «н», все «эй» читала как «а» и тянула раскатистую «р» везде, где встречалась «ар»[3].
– Неплохо! – обрадованно отреагировала Нодзоми, по-видимому, сильно сомневавшаяся, что ученица прочтёт хоть что-то.
В комнате отдыха стоял мерный гул. Вдалеке работал телевизор, и женщины, сидевшие перед ним, время от времени комментировали происходящее на экране, обмениваясь короткими взволнованными репликами.
За соседними столами читали и играли в «интеллектуальные игры». Кто-то даже рисовал.
Казалось, что до занятий Нодзоми и Мао никому не было никакого дела. И если сначала они беспокойно перешёптывались, низко склоняясь над книгами и тетрадями, словно надеялись так ото всех отгородиться, то постепенно осмелели и уже не понижали голоса, когда читали, переводили или декламировали.
Нодзоми впервые за долгое время почувствовала себя свободной. Всё, что не касалось английского языка, сейчас совершенно улетучилось из её головы. Мао не была идеальной ученицей и, похоже, многое просто пропускала мимо ушей. Но так было даже интереснее, потому что труднее. Нодзоми с неожиданным для себя удовольствием терпеливо повторяла избитые правила и без раздражения выслушивала всё те же тривиальные ошибки.
Зато к концу первого занятия ученица уже смогла самостоятельно, не заглядывая в записи, и почти что правильно произнести: «Хай! Ай эм Мао. Май хоббиз ар дансин, хайкин энд ридин манга»[4].
– Чего? Чего? – грубо вклинилась в занятие Харука и подхватила со стола учебник. – Ай май хай?
Нелепо гримасничая, она попыталась передразнить Мао, и торжествующим взглядом обвела комнату. Публика оказалась неблагодарной. Харука надменно фыркнула и как бы нечаянно уронила книгу на пол.
Продолжение следует.
Читайте часть XI здесь.
Примечания.
[1] «Топаз Лондон» (London Blue «синева Лондона») – натуральный облагороженный минерал, то есть с искусственно измененным цветом на насыщенный тёмно-синий с металлическим оттенком. Камень такого оттенка в природе встретить практически невозможно. Для изменения цвета белый топаз подвергают иррадиации, то есть воздействию радиоактивного излучения. Не каждый топаз может быть превращен в топаз Лондон. На самом деле, лишь небольшое количество природных камней могут в результате облагораживания приобрести тёмно-синий цвет. Именно поэтому топазы Лондон являются самыми дорогими в линейке облагороженных топазов. Сегодня большинство голубых топазов, поступающих на рынок, подвергаются облучению гамма-излучением, электронами высоких энергий или нейтронами с последующим отжигом для улучшения цвета. Для отжига камни помещают в специальную печь, где происходит нагрев и охлаждение. Чем темнее требуемый оттенок, тем более длительная иррадиация требуется камню. Соответственно для получения тёмно-синего топаза Лондон, камень проходит наиболее длительную иррадиацию. Такие топазы перед поступлением в продажу должны от года до двух лет выдерживаться в свинцовых контейнерах, чтобы уровень их радиации снизился до безопасного для человека.
[2] «My hobbies are dancing, hiking and reading manga» – англ. «Мои увлечения – танцы, походы, чтение манги».
[3] «"Нгу"» вместо носового «"н", все "эй"» читала как "а" и тянула раскатистую "р"» везде, где встречалась "ар"» – речь идёт о типичных ошибках при чтении английских слов. Сочетание «ng», согласно правилам, произносится как носовое «н». Буква «a» чаще всего дает открытый звук «э». А буква «r» чаще всего звучит как долгое «а». Как «р» она читается, когда стоит перед читаемой гласной буквой и если имеет место удвоение «rr». Но даже в таком случае английский звук «р» не является раскатистым и не обладает вибрацией.
[4] «Хай! Ай эм Мао. Май хоббиз ар дансин, хайкин энд ридин манга» – ломанный англ. «Привет! Я Мао. Мои увлечения – танцы, походы, чтение манги».