Мы в училище в 67-ом году поступили. А в 68-ом, 23 февраля Советской Армии 50 лет исполнилось. Была выпущена большая красивая медаль, которой награждали всех, кто в это время в армии служил. Представляете, как наша пацанва ждала эту медаль! Это теперь только депутатский знак реальную ценность имеет. Это теперь можно услышать: «Служи дурачок, получишь значок», а тогда…. Еще ничего – и вдруг сразу медаль! Девушки будут спрашивать: за что? А ты с загадочным лицом небрежно отвечаешь: «Да вот, приходилось как-то». Им, девушкам, что юбилейная медаль, что Золотая звезда. Раз на груди висит, значит, герой!
Еле дождались 23-го февраля. После завтрака команда: «Переодеться в парадную форму!». Все побежали в каптерку. Давка, очередь. Шутки, подковырки, «…а на груди его могучей одна медаль висела кучей. И та за выслугу годов…» И вдруг – как водой из ведра: «Второй взвод! Построение в повседневной форме». Как? Почему? А мы?
Выясняется: на железнодорожную станцию, именно сегодня (чтоб им треснуть) прибыло два вагона с какими-то пошлыми досками. И чтобы не платить за простой вагонов, надо срочно эти вагоны разгрузить. И пошли мы, солнцем палимы…. Нет, день был просто прекрасный, светило солнце, легкий морозец щипал за щеки. Но как же нам обидно было! Все сегодня пойдут на танцы в медалях, и только мы как лохи – без! А не пойти…. Это как же? Ждали целую неделю. Девушки придут. А мы? Тогда мода была, просто класс! Девушки носили коротенькие балахончики без талии и выглядели – упасть не встать, а на ощупь – с ума сойти! Впрочем, даже если бы они пришли в рогожных мешках с прорезями для глаз, то избыток тестостерона и мешки компенсировал бы. Лишь бы под мешками те же девушки находились.
Вагоны разгрузили. Работа на свежем воздухе отвлекла и развеселила. Медали как-то забылись. Мне повезло. Мой друг из 4-го взвода в наряд заступил, и медаль ему в этот вечер как бы и не нужна. Но расставался он с ней ( это всего-то на 2-3 часа), как мать с сыном-солдатом, уходящим на войну. Все же мне удалось вырвать у него медаль и покрасоваться на танцах.
В понедельник наш взвод построили в ленинской комнате. Командир роты, прижимая к животу бумажный кулек с медалями, положил на стол стопку удостоверений. Мы удивились, что медали были насыпом, а не в коробочках, как это показывали в кино. Это награждение поставило печать на всю мою жизнь. Когда я поймал первую свою лодку, как раз именно на ней перестали награждать экипажи за удачный поиск. Орден за Чернобыль мне вручили на заседании кафедры, прикрученный к орденской книжке. Но это пустяки по сравнению с той детской обидой, которую мы испытали тогда, при вручении первой воинской награды.
Рассказ о медали был бы неполным, если я не упомяну, как всего через две недели эти медали дневальный выметал из-под кроватей. Уже без колодок и изрядно ободранные.
Медосмотр
С врачами не соскучишься. Особенно когда массовый медосмотр идет. У нас в роте чудик один был – Леха. Слегка заикался и каждый день мы думали: «Если сегодня Леньку из училища не выгонят, то завтра обязательно». Так мы думали с первого дня до самого выпуска. Чудил он на каждом шагу. Но забавнее всего было наблюдать за ним на медосмотре.
Зашел он к хирургу. Там кроме костей еще и отсутствие геморроя проверяют. Вот врач Лехе командует:
– Повернись! Сними трусы! Наклонись! Раздвинь ягодицы!
Леонид все выполняет, вплоть до последней команды. Тут он начинает дико корячиться и извиваться. Врач его спрашивает:
– Порошенко, что с тобой?
– Я..я-яя-яяя-ягодицы раз-раз-раз-двигаю.
– Да ты что, руками раздвинь!
И тут же доктор кричит:
– Палку мне дайте, быстро мне палку!
Леха:
– Ч-ч-ч-чего палку? Зачем палку?
– Катюхи посбиваю.
В другой раз, а медосмотр и медкомиссию мы раз в полгода проходили, Ленька, уже ученый, сделал все как надо, наклонился и ягодицы руками раздвинул. Тут друг его, Юрец, в кабинет заглядывает. Видит Лёню во всей красе и выдает:
– Скажи «А-аааа»!
Леха тут же:
– А-а-а-а-аааа!
Доктор:
– Спасибо! – и чуть со стула не упал. А Леха за Юрцом погнался.
Без лота не ходить
Помощником командира взвода у нас был Валентин Череда. Паренек невысокий, не шибко умный и говнистый до чрезвычайности. Вот привяжется к какой-нибудь ерунде и нудит, нудит. Сам себя заводит. Пока не всыплет тому, к кому привязался, все, что ему Дисциплинарный устав позволял. Шуток совершенно не понимал. Все ему казалось, что над ним издеваются. Его в роте никто не любил, и друзей у него практически не водилось. Даже подхалимы, что в каждом взводе есть, к нему не липли.
Как-то, после дождя, послали наш взвод что-то где-то разгружать. Идет взвод строем. По лужам топаем. Валентин сбоку бежит и, по обыкновению своему, на кого-то уже гавкает. Время от времени команды подает:
– Взвод! Взять ногу! И-разь, и-разь, и-разь, два, три… Выше ножку! Акулинкин! Курсант Акулинкин! Тебе что, специально на ухо орать?
А сам по другую сторону проезжей части идет, чтобы его не забрызгали, когда по лужам топаем. А мы стараемся, чтобы и ему досталось. Но, хитрый змей, не долетают брызги до него.
И вдруг тишина. Замолк наш Валек. Только что на кого-то орал и нами командовал, а тут – тихо и никаких команд. Мы даже остановились. Как дальше без команды идти? Озираемся. А Валька-то и нет. Был же только что, секунду назад. А теперь только взвод стоит и пустая дорога, лужами покрытая.
Вдруг из небольшой, два на полтора, лужи наш Череда выныривает. Мы и не поверили – лужа маленькая. Как он туда поместился весь? А у него глаза по пятаку, рот открыт, воздух хватает. Вытащили мы его из воды и только потом разобрались.
Вчера электрики столбы под освещение ставили. А тогда ямобуров не было и ямы под столбы рыли лопатами, вручную, уступами, глубиной 2–2,5 метра. Дождь сильный прошел, и такую яму до краев налило. От других луж не отличить. Череда и в бассейне плохо плавал. А тут в одежде да в сапогах – сразу на дно пошел. Вода холодная, грязная и мутная, ничего не видно. Еле ступеньку-уступ нащупал и от нее оттолкнулся. Так и выскочил на поверхность.
Уж и насмеялись мы, когда Валек наш как мокрая крыска в казарму побежал. А когда в роту пришли, всем остальным в красках рассказали. Юрец - Длинный, товарищ мой, в наряде стоял и очень жалел, что этой картины не видел. Так он специально к Вальку, уже сухому, подошел, чтобы посмотреть и посмеяться. А на другой день сбегал на яму глянуть, только вода уже ушла. Как будто нельзя было на месте, у тумбочки дневального, посмеяться? Вот чудак!
Ночные баталии
В мае вечера были теплые, а если прошел дождь, то и душные. Особенно в казарме, где в двуярусных рядах улеглось 180 разгоряченных за день парней. Забрался на свою верхнюю койку и я. Мысль о возможности соприкосновения с горячей простыней была невыносима, а о том, что ее сверху можно прикрыть шерстяным одеялом, в голове и вовсе не укладывалась.
Десяток комаров, сумевших долететь до третьего этажа, давно уже лопнули от обилия горячей молодой крови. Да и какому глупому комару могло прийти в голову лететь на третий этаж, когда по пути следования находилось еще два этажа таких же казарм? Моя койка располагалась рядом с открытым окном и сладкий, настоянный на цветущей акации воздух волнами навевал сон. Даже если бы и не навевал, все равно курсанты засыпали еще до того, как голова касалась подушки.
Рассвет еще не брезжил, когда я проснулся оттого, что кто-то тащит с меня одеяло. Я еще толком не проснулся, но уже был преисполнен негодованием. Это же надо такое нахальство! Очевидно, лежащий рядом Кондрат замерз от свежего предрассветного воздуха и решил создать себе дополнительные удобства за мой счет. В сильном раздражении я дернул одеяло к себе и завернулся в него. Засыпая, я краем сознания отметил силуэт Кондрата, сидящего на белой постели и чешущего себе затылок. Затем прыжок, стук удаляющихся в сторону туалета сапог, надетых на босу ногу и …провал.
И снова из глубин сна меня выволокли на раскручивающемся одеяле. Тут уж гневу моему границ не было. Не нашел, негодяй, на полу свое одеяло и тянет мое! Я негодующе зашипел и поднял кулак, чтобы покарать наглеца. Но Кондрат, не прекращая тянуть к себе одеяло с меня, в свете разгорающегося дня указал мне на мое одеяло, аккуратно сложенное с вечера у меня в ногах.
Стыдоба. Оказывается, под утро, под воздействием майской прохлады, вливающейся в окно, я нашел способ утепления своего организма и просто перетащил одеяло с безвинного Кондрата. Как мне это удалось, никто не скажет.
Я рассказал об этом происшествии в курилке. Оказывается, этой же ночью произошло похожее событие в несколько другой вариации.
Зяфа и Боря занимали рядом расположенные койки в нижнем ярусе. Ночью с Зяфы сползло одеяло. Он его подтянул, но при этом обнажились ступни ног. Дальнейшее коловращение одеяла привело к тому, что оно легло поперек. Если грелись ноги, мерзла грудь, если подтянуть одеяло к подбородку, мерзли ноги. В конце концов полудремотное сознание приняло решение о приоритетном обогреве ног. Зяфа укрыл ноги, а свою волосатую грудь подставил пресловутым утренним волнам свежести. Но долго мириться с этим положением не стал. Решив оставить на утро решение проблемы внезапно укоротившегося одеяла, он схватил угол одеяла с рядом лежащего Бори и накрыл свою иззябшую грудь.
Теперь закрутился обделенный Боря. Он подтянул на свою открытую всем ветрам грудь нижнюю часть своего одеяла. Они оба довольно долго скрипели пружинами своих солдатских коек. Но наконец достигли комфорта и консенсуса. Утром они проснулись, укрытые двумя одеялами, которые лежали поперек кроватей. Причем Зяфино одеяло укрывало ноги обеих, а Борино – оба торса молодых героев.
Эх, если бы и дальше в жизни нас ждали только такие бескровные баталии.