Цыганенка в детский дом привезли, когда Алины там не было. Она знала, что это случится в ближайшее время, и могла надеяться лишь на одно. Даже на фоне «трудных» детей, поступающих сюда, Бар покажется настоящим исчадьем ада, и будет принято решение перевести его куда-нибудь в другое место, в лечебницу, что ли.
Хотя Алине уже досталось от воспитательниц за то, что к Симе она относится с особой нежностью – и ей запрещено было носить девочке гостинцы, тут уж удержаться Алина не могла. Ей хотелось хотя бы какой-то мелочью порадовать осиротевшую девочку. На этот раз она сунула в карман детскую бесцветную помаду с клубничным ароматом, и колечко, которое нашла дома – в нем на синем фоне загорались искорки.
Алина обычно приходила в детский дом пораньше, чтобы больше времени провести с девочкой. Тут уж никто не был в претензии. Алина помогала нянечкам – собирала разбросанные игрушки, мыла горшки, и бралась и за швабру.
Но сегодня, первое, что она увидела, подходя к детскому дому – это детей, играющих на площадке. Алина замерла – Бар был среди них. И вроде бы ничего страшного не происходило – обычный смех, обычная возня…Вот Бар подбежал к Симе, начал что-то говорить ей, размахивая руками.
Алина ускорила шаг. Пошла, почти побежала. Хлопнула калитка. И через несколько мгновений Алина уже стояла рядом с детьми, инстинктивно стараясь держать поближе к Симе.
— У нас новенький? — спросила она воспитательницу Марину.
— Да, утром поступил. Шустрый такой мальчишка…
Лицо Марины выглядело безмятежным.
— Других детей не обижает?
— Да нет… Он так забавно танцевал перед нами. Мы все смеялись. При каждом удобном случае лезет обниматься. Наверное, матери ему не хватает. Бедняга. Шансов у него немного – мальчиков хуже, чем девочек берут. Наверное, у нас и останется.
— А с кем его поселили?
— С малышами, конечно. Было место в комнате на четверых.
У Алины вырвалось:
— Будьте поосторожнее. И другим передайте.
Она знала: Марина Степановна отличная воспитательница, она глаз с детей не спускает, и, конечно, заметит, если что-то пойдет не так. И все равно, Алина не могла быть спокойной.
Она поспешила к врачу, зная, что Сергей Петрович обычно задерживается в детском доме и после работы. Немногое Алина могла сделать в таких обстоятельствах, но надеялась, что хоть это ей удастся.
— Переведите, пожалуйста, Симу в изолятор, — начала она с порога.
Изолятором называлась маленькая комната на первом этаже, где обычно держали детей с температурой. Сейчас, к счастью, таких не было.
— Зачем? — удивился врач, — Или вы заметили, что ей стало хуже? Но тогда ее просто надо привести, я ее осмотрю…
— У нас новенький, очень неуравновешенный, — Алина решила пойти ва-банк, — А девочке нельзя нервничать. Возьмите ее сюда хоть на несколько дней, пока этот мальчик… не обживется тут.
Врач пожал плечами. Но и в этом жесте Алина увидела согласие.
— Я ее сейчас приведу, — и она поспешила за Симой.
Этот детский дом считался весьма неплохим, и ребята, которые попадали сюда из неблагополучных семей – если и недополучали внимания и тепла, то во всяком случае – еды им хватало. И даже самые худенькие, которые еще долго делали «заначки» - таскали и прятали под матрасом или за батареей – хлеб и коробочки с соком – даже эти ребята постепенно набирали вес.
Но с Симой было по-другому. Алине показалось, что девочка стала еще более хрупкой и под глазами залегли глубокие тени.
Врач только вздохнул, посмотрев на нее.
— Давайте положим, — согласился он с Алиной.
Сима доверчиво вложила Алине в руку свою ладошку и пошла за ней.
Изолятор представлял собой маленькую комнату, где тесно друг к другу стояли кровати. Стены, окрашенные серо-голубой масляной краской, тумбочки и окно, задернутое белой шторкой – вот и все, что тут было. Сима подняла на Алину глаза, в которых читался вопрос – я должна буду остаться тут одна?
— Сейчас я схожу, принесу тебе игрушки и книжки, — говорила Алина — А потом, у меня будет время – посижу с тобой и расскажу сказку. И ночью к тебе зайду…
— Я заболела как мама? — спросила Сима.
Алина закусила губу. Она не знала, навещала ли девочка маму в больнице. Скорее всего- нет. Кто пустит малышку к заразной больной? Да никому, наверное, и в голову не приходила – организовывать их встречи. Но Сима знала – мама попала в больницу и уме-рла. И вот теперь ее тоже кладут в больницу.
Алина присела перед девочкой на корточки, заглянула ей в глаза. Сима ответила ей серьезным, грустным, почти уже недетским взглядом.
— Маленькая моя, ты пробудешь тут только несколько дней. А потом. мы что-нибудь придумаем. Может быть, мне разрешат взять тебя домой.
Алина принесла девочке несколько игрушек и большую книжку с картинками, и до того момента, как ей надо было заступать на дежурство, сидела возле Симы, читала ей, и рассказывала сказки, которые сама любила в детстве.
*
Вадиму не составило труда найти в далеком сибирском городе тот район, где жили цыгане. Это был частный сектор, где теснились старые дома, но постепенно их заменяли особняки из красного кирпича.
Цыгане облюбовали это место давно, и как раз самые большие и крепкие дома принадлежали им. Поблизости была школа, и добрая половина ребят в классах – были как раз из многодетных цыганских семей.
Обычно Вадим легко находил общий язык с самыми разными людьми. Жизнь никогда не баловала его – к своим сорока годам он где только не побывал. Работал и на стройках, и на рыболовецком сейнере, помогал археологам – сменил несколько профессий, прежде чем закончил юридический институт. Свое агентство он основал несколько лет назад, но дела, которыми он тут занимался – обычно были самыми заурядными: слежка за мужьями и женами, подозреваемыми в неверности, поиск пропавших людей и даже животных.
Он взялся за дело, которое поручила ему Алина, потому что она согласилась на оплату и потому, что он рассчитывал разобраться во всем достаточно быстро. Однако, все пошло не так, как Вадим того ожидал. Цыгане долго не хотели говорить с ним на эту тему, сообщать какие-то подробности. В конце концов, дав денег одной из женщин, чья семья была беднее всех тут, он услышал:
— Томила говорила, что ее зовут голоса. Никто их не слышал, кроме нее. Но она с детства была странной. Сначала все наши думали, что это хорошо. Когда такая девушка начинает гадать или что-то вещать – люди ей больше верят. Но она была очень-очень странной. Иногда она сидела, смотрела в одну точку и ничего не отвечала. Тем, кто ее не знал, казалось, что Томила под кайфом. А потом она сказала, что ее зовет один человек.
Ей все запрещали уходить, потому что она часто была не в себе. Она могла жить только с нами, когда за ней одним глазом кто-то смотрел. Чтоб с ней ничего не случилось, - цыганка жестикулировала, Вадим не мог оторвать взгляд от ее рук, таких гибких и выразительных, — Замуж ее из наших никто бы не взял, потому что – какой мужчина захочет иметь сумасшедшую жену.
Но она все-таки ушла, никто не видел как. Этот человек… то, что она о нем говорила…Это была какая-то секта. Только там поклонялись не Богу, а дьяволу. И там ее очень высоко ценили, нашу Томилу.
А потом она вернулась и оказалось, что она – беременная. Если бы у нее родился нормальный ребенок – он бы вырос с нашими детьми, даже если бы Томила не смогла о нем заботиться. Но вот та старая женщина, о которой ты мне сказал, она нас предупреждала, и Томилу предупреждала – что ребенок может быть… вот такой, какой он есть сейчас, да? – сам сущий дьявол.
И тогда Томила придумала….Она никогда не была хитрой, кроме этого раза. Она пошла к этому мужчине, к Николаю… И устроила так, чтобы быть с ним. Она узнала, что у него нет детей. И она все время читала заговоры, чтобы он взял этого ребенка… если он окажется… плохой… если наши его прогонят.
Когда родился мальчик… Томила его очень любила. Она старалась сделать всё для него. Но стало ясно, что старая Ромалия права. Чем старше Бар становился, тем понятнее было – он не может жить с нами, он не может жить с людьми вообще. Это плохо, очень плохо кончится. Он любит причинять людям боль, заставлять их страдать. В той секте считалось, что боль очищает, страдание очищает. Они там приносили жертвы. Я даже думаю, что Томила ушла от них, потому что боялась, что ее ребенок рано или поздно станет такой жертвой.
Но и тут ей не удалось убедить всех, что ее мальчик - просто обычный ребенок. И настал день, когда наши ей сказали — иди куда хочешь, ты не будешь жить с нами, ты теперь опоганена. Но Бар – еще очень маленький, о нем надо заботиться. И тогда мальчика отвели к тому, кто мог поверить – он его отец.
— Спасибо, — Вадим вложил в руку цыганке еще несколько купюр, — Вы мне очень помогли.
Худенькая, уже немолодая, изможденная женщина смотрела на него с жалостью.
— Пусть будут осторожны, — сказала она, — Если найдутся люди, которые возьмут этого мальчика к себе — пусть они будут очень осторожны. Чем старше он будет, тем страшнее дела сможет делать. Не хотела бы я увидеть его снова. Вы всё это скажите тем, кто вас послал.
Вадим обещал.
*
Николай тоже сдержал свое обещание, данное жене. Тест на отцовство был сдан. Но мужчина предупредил сотрудников медицинского центра.
— Я готов заплатить дороже. Но мне нужно два результата…. То есть – если окажется, что я и вправду отец этого ребенка, вы мне дадите одну бумагу. Но если нет… Сделайте другую справку. Я буду знать правду, но супруге я должен сказать, что мальчик – мой. Понимаете, мне очень жаль этого ребенка, я хочу взять его в семью, воспитывать, заботиться о нем. Моя жена не может иметь детей. Но она не согласится принять Бара, если только я – не его отец. Давайте немного покривим душой… ради сироты. Для его блага.
И вот теперь Николаю позвонили из медицинского центра, чтобы сказать – результаты получены.
*
До позднего вечера Алина была занята. Нужно было помочь детям приготовиться ко сну – проследить, чтобы они почистили зубы, постелили постели. Утихомирить тех, кто не только не хотел спать сам, но и мешал другим. Кого-то успокоить, к кому-то присесть на постель, сказать несколько ласковых слов.
Подсознательно Алина ждала, что Бар – которого и тут сразу переименовали в Борю — устроит такую же сцену, какую почти каждый вечер закатывал у них дома. С криками, требованиями то одного то другого… Пожалуй, Алина даже хотела этого – надеясь, что ребенка, который настолько неадекватен, куда-то переведут. Но цыганенок лишь сверкнул на нее глазами, и забрался с головой под одеяло. Алина поймала себя на том, что не верит в то, что мальчишка изменился к лучшему. Это было затишье перед бурей.
Потом дежурная воспитательница попросила Алину протереть пол в туалете. И еще на женщину напало желание поговорить, и она не отпускала няню – рассказывала Алине о трех своих дочерях и многочисленных внуках. Младшая дочь была особенно требовательной. Недавно она вышла замуж и, хотя родители помогли молодым купить квартиру, дочь требовала еще денег - на самую лучшую мебель.
Алина слушала, мялась, молилась про себя, чтобы Анна Степановна поскорее закончила свои истории. Потому что – не могла же она сказать, что ей хочется посидеть рядом с Симой.
Но воспитательница переходила с темы на тему и, в конце концов, Алина не выдержала.
— Я спущусь в изолятор, посмотрю, как там девочка, — сказала она, поднимаясь.
Алина шла по коридору. В изоляторе было темно, но через стеклянную дверь ей почудилось, что внутри движутся какие-то тени. Еще несколько шагов – и она услышала сбивчивое дыхание.
Молодая женщина ускорила шаг. Распахнула дверь, и на мгновение замерла, не в силах осознать то, что видит. Цыганенок взгромоздился на кровать, где лежала Сима и прижимал подушку к лицу девочки. А она тщетно пыталась освободиться. Вернее, уже и не пыталась. Если бы Алина вовремя не зашла...
Свой крик Алина слышала будто со стороны. Не понимала, что это кричит она. Алина кинулась, чтобы оттащить мальчишку, ей важно было в эту минуту не расправиться с ним, а увидеть – жива ли Сима, не пострадала ли она.
Но Бар оттолкнул ее с такой силой, словно это был не ребенок – а взрослый мужчина. Алина не устояла на ногах. Она врезалась спиной в железный край кровати, что стояла напротив. От боли на пару секунд перехватило дыхание. Потом она снова бросилась к мальчику, и теперь даже не пыталась соизмерить свои силы и его… Это был враг – единственное, что она в тот момент понимала, и его надо было одолеть любой ценой.
Все свое отчаяние после крушения собственной семьи, всю ярость на судьбу, всю любовь к этой маленькой девочке – она уложила в этот удар.
А потом что-то взорвалось в голове у нее самой – и больше она ничего не помнила.
*
— Вы понимаете, что, если бы не дежурная воспитательница – вы могли бы у-бить этого ребенка? — спрашивал ее психиатр раз за разом.
Но Алина смотрела мимо него. Она уже узнала две вещи, которые для нее только и были важны – Сима жива, и она в больнице. Больше она и не пыталась никому ничего объяснить.
Окончание следует