Сегодня юбилей у моего прекрасного товарища Ивана Соллогуба. Ему 50. Он – французский художник.
Он внук великого русского писателя Бориса Зайцева, эмигранта, автора одной из любимейших моих книг «Золотой узор».
По материнской линии – его бабушка Оболенская, дедушка – Лопухин, мама дедушки – Осоргина.
Жена Петра Великого – Евдокия Лопухина – предок Ивана. Писатель XIX века Владимир Соллогуб – родственник.
Перед нами та самая аристократия, которой в России больше нет – и в данном случае перед нами тот случай, что я жалею об этом; в том числе и потому, что мои друзья Соллогубы – ни на что не претендуют. Они не грезят восстановлением монархии в России, не клянут большевиков, они просто живут – во Франции, в Париже. Старший его брат – крупный ученый-химик, младший – актер. Сестра – работает во французском издательском бизнесе.
Не знаю, придётся ли нам увидеться ещё, когда-то они оставили Россию, теперь я, можно без пафоса сказать, изгнан из мира – я под санкциями всех «белых» стран, и в большинстве «цветных» меня тоже могут арестовать.
Ну да ладно. Зато как мы дружили с Иваном 20, 15, 10 лет назад. Я был в Париже десятки раз (во Франции долгое время переводились все мои книги – вообще все, включая публицистику и биографии) – и каждый раз у нас были удивительные, преисполненные счастья встречи – с ним, самым близким мне по возрасту (он на год меня старше) из семьи Соллогубов (поэтому у нас были похожие музыкальные вкусы), и со всеми остальными обожаемыми мной Соллогубами.
Я так их любил.
Да, «жизнь – это не пикник», – как, смеясь, часто повторял Ваня, когда мы с ним валяли дурака; и пили, конечно. Мы так славно выпивали.
У меня дома есть три его работы.
Остальные я видел в его парижской мастерской, где бывал десятки раз.
Вот они; увы, без названий, потому что я по-французски не говорю. Мы из крестьян.
Но, быть может, названия и не обязательны.
У него, что называется, свой мир. И я туда заглядывал. Мне нравилось в этом мире с цветами, которые на первый взгляд кажутся иными, «неправильными». На самом деле всё здесь правильно, всё так, чтобы в сердце была недвижимая, как вода в стакане, светлая печаль.
Это автопортрет Ивана.
А это его работы, которые живут теперь со мной, у меня, в моих домашних музеях.
Автопортрет на фоне вечернего Парижа.
Портрет Захара.
И, наконец, финальная работа в подборке. Мальчик, выходящий в сад. Мне она кажется волшебной. Я часто подолгу смотрю на неё.
