Петра Платоновича, плачущего и трясущегося, вывели из гостиной, где лежал Остап, в столовую. Старик был не в себе. Побледневший Феликс бегал от отца к брату, не зная, кого утешать. Александр послал к себе в имение нарочного с запиской для Софьи и теперь сидел молча, как в воду опущенный.
- Да где же доктор?! – в отчаянии восклицал Феликс.
Он совершенно измучился. Наконец, он ушел в столовую, прикрыв за собой двери, и долго оттуда не возвращался. Спустя пару часов он вышел оттуда, побелевший и обессиленный, со словами:
- Остап умер. Все кончено.
Петр Платонович схватился за сердце.
Софья, приехавшая поздно вечером, уже не застала своего брата в живых. Она не плакала, но была бледна и молчалива. Александр более беспокоился за будущего ребенка, чем за нее. Прибывший доктор осмотрел Остапа, подтвердив, что кончина его наступила в результате большой кровопотери и опасных внутренних повреждений.
- Мне жаль, - сказал он. – А что касается Петра Платоновича… на все воля Божья. Он уже в летах, пережил сильнейшее потрясение, сердце у него очень слабое. Ему необходим полный покой и отсутствие всяческих волнений.
В доме то и дело слышался плач. Не плакали только Софья и Александр. Первая держалась стойко, сохраняя полное самообладание, а второй пребывал в странном оцепенении.
Феликс отчаянно надеялся на то, что к утру отцу станет лучше. Петр Платонович, белее мела, неподвижно возлежал на своей постели. Ближе к утру он вдруг зашевелился, очнувшись от забытья, потянулся рукой в сторону Софьи, но тут же обмяк, взор его потух, и он умер.
Похороны были тихими, горькими и унылыми. После похорон Софья пожелала ехать домой – она очень устала за эти несколько дней. Феликс, по просьбе Александра, отправился вместе с ними.
Вернувшись домой, Софья сразу удалилась в свои покои. Феликс с Александром решили выпить настойки, греясь у камина.
- Я должен тебе рассказать кое-что, - начал Александр, – там было не до того.
И он поведал о признании Остапа. Феликс изменился в лице, но спокойно произнес:
- Теперь уже ничего не вернешь. И ты, Александр, не мучь себя. Остап поплатился за свои грехи. Нет ни его, ни отца, ни Настасьи… все изменилось. Моя семья принесла тебе немало страданий… но прости и Софью, и Остапа… Бог им судья… мы уже ничего не можем поделать… ты сейчас должен беспокоиться о наследнике… поэтому будь терпелив с Софьей… другого выхода нет…
Слова Феликса мало успокоили Александра. Он жаждал справедливости. Впервые в своей жизни он обозлился на свою судьбу. Все вокруг потеряло для него интерес, кроме мыслей о его горькой участи и участи Настасьи. Александр вспомнил о Даниле, и в голове его зародилась навязчивая мысль.
- Я должен ехать в скит, - повторял он Феликсу, - должен увидеть Данилу, рассказать ему все. Бедняга считает себя повинным в смерти Настасьи. А это Остап… Остап! И Софья. Я хочу объяснить это. Пусть он вернется обратно. Пусть живет в деревне, как прежде, мне так будет легче.
Феликс молча созерцал исступленные порывы Александра. Затем вздохнул и сказал:
- Не следует тебе туда ехать. Что это изменит? Данила назад уже не вернется. Ты теперь знаешь, почему. Не тревожь беднягу понапрасну. Забудь о нем.
- Забыть?! Как это – забыть? Что ты говоришь! Я до конца дней своих всего этого не забуду! Виновные должны быть наказаны! Софья и Остап! Данила должен знать это! Пусть все знают, кто повинен в ее смерти!
- Ты не в себе, Александр. Успокойся.
- И ты туда же! Феликс, неужели ты не понимаешь, как мне тяжело! Мне всю жизнь придется провести с женщиной, которую я теперь ненавижу! Не могу я так, не могу…
Феликс побледнел.
- Тише, Александр, опомнись. Софья может услышать. Она носит под сердцем вашего ребенка, не забывай. Мы не должны ее сейчас волновать.
- Мне все равно! Она не любит меня, и никогда не любила! Что я для нее?
Александр в изнеможении опустился на кресло.
- Поезжай, - сказал Феликс, - если тебе станет легче, поезжай. Только возьми себя в руки. Когда думаешь выехать?
- Завтра, как рассветет, - ответил Александр.