Глава 6.
Как- то однажды на святки мать где-то раздобыла Оракул (книгу по гаданию). Пригласила меня погадать. Я пришла, пришли соседки моего возраста и чуть моложе, мать ими очень восхищалась. Гадаем. И все мне выпадает что-то не очень хорошее, а соседке Надежде наоборот. Мать мне и говорит: «Так тебе и надо, лучше бы я тебя на рожала, ты хорошего не заслуживаешь. Ты даже замуж за нормального парня выйти не смогла, нашла себе какого-то научного работника. Зять – не хрен взять. Голь перекатная. А вот у Наденьки и муж богатый будет, и дом – пятистенок, и жизнь полная чаша». Представляете, так меня унизить? Но получилось все наоборот. Судьба у Наденьки печальная: вышла она за пьяницу, который бил, пил, не работал, утонул по пьяни, а сынок повторил путь отца.
Скажите, какая мать будет желать своему ребенку несчастья и беды? Моя мне желала, потому что я – змея подколодная. А вот за «рижскую закваску» она горой стояла. Это было ласковое любимое дитя, которое двух маток сосет, а я - постылое, которое ни одной матки не видит. В четыре месяца мать отдала Наташу в ясли, сама вышла на работу. В те времена декретов по году и больше не было. Потом сестру в садик определили. В садик ее отводила я утром по дороге в школу, если училась в первую смену, а вечером забирала. Я тогда уже хотела стать учителем, поэтому сестра была моей первой ученицей. Учила ее читать. Чтобы стимулировать ее интерес к чтению и письму печатными буквами, применяла такой прием. "Ты читаешь от сих до сих вслух, а я рисую тебе куклу, читаешь еще вот этот отрывок - платье нарисую или книжку почитаю". Это было, когда я классе пятом-шестом училась. Вот, пожалуй и все наше общение с сестрёнкой в детстве.
Отвлеклись немного. Ну вот, я уже глубоко беременная, вьем с мужем свое собственное гнездо. Живот у меня огромный. По срокам гинеколога я должна была родить 1 октября, по моим подсчетам - 10 октября, а родила 1 ноября 1977 года. Переносила почти 3 недели. Трудно иногда срок определить. С этим пузом я и сараи разбирала, и доски возила, и опилки носила, и глину месила, и по две двухведерных корзины под самые дужки, загруженные стиранным бельем, носила на коромысле на колоду полоскать, и колуном пятнадцатикилограмовым дрова колола, чтобы роды спровоцировать. Тишина. Пришла в больницу и говорю, сделайте что-нибудь, а то скоро ноги изо рта торчать будут. Меня положили. Стали колоть стимулирующие. По прежнему - тишина. Потом говорят - будем к кесареву готовить. Ребенок как будто услышал. И началось! В пять вечера отошли воды, ночь промучилась. Боль была такая, что я руками разогнула прутья кровати (они же железные были - старые кровати в больницах помните, наверное). И только к двум часам дня разродилась. А там еще послед прирос, началось кровотечение, в общем сплошной кошмар. Я три недели провалялась в роддоме, гемоглобин никак не приходил в норму. Поэтому и послеродовой 72 дня. У всех детки рождались красненькие, сморщенные, а у меня беленький, с пушком на голове.
Вернемся чуть-чуть назад. В январе 1976 года я сдала последнюю сессию и приступила к дипломной работе. Сейчас не вспомню точное название темы, но суть была такая: сравнительный психологический анализ образа Степана Разина в романах Чапыгина «Степан Разин», Злобина «Степан Разин», Шукшина «Я пришел дать вам волю». Тема была для меня очень интересная, но диплом написать не получилось. Беременность протекала очень тяжело. Я взяла академический отпуск. Потом рождение ребенка. Заботы о хлебе насущном. Вместо защиты диплома, я сдала госэкзамены и получила диплом. В так называемом декрете была около пяти месяцев: 56 календарных – очередной отпуск, 72 дня - последовой. И снова на работу воспитателем группы продленного дня. Учебный год подходил к концу, я выпустила своих четвероклассников и с чувством выполненного долга переводом ушла работать учителем русского языка и литературы в школу рабочей молодежи. Встала в очередь на ясли. Очередь подошла, кода сыну было уже год и десять месяцев. А как же ребенок? С кем он находился? Сейчас в меня полетят не просто камни, а целые булыжники! Он находился дома. Один. Первые его слова были не «мама» и «папа», а «кто там». Он радовался тому, что видел и слышал нас. Утром муж уходил на работу, в этот период он был МНС (младший научный сотрудник), я топила печь, готовила молочную смесь (сын был на искусственном вскармливании по причине отсутствия молока), занималась ребенком и домашними делами, затем уезжала на работу. Были раньше диван-кровати назывались «Ладога», со станками с трех сторон, он как раз поместился поперек комнаты, что называется впритык. Я его застелила медицинской детской клеенкой, поверх фланелью, там лежали игрушки-погремушки. Так что ребенку было чем себя занять. Напрасно многие думают, что дети в этом возрасте ничего не понимают. Очень даже понимают.
В четыре часа дня приходил муж, а в девятнадцать часов – я. Летом у учителей отпуска, так что на такой пересменке ребенок находился примерно два месяца. С первого сентября я начала работать в школе рабочей молодежи уже по специальности: учителем русского языка и литературы, муж писал кандидатскую диссертацию, вел лабораторные и практические занятия со студентами, ребенок был занят конструкторами. Все были при деле. Должна вам сказать, что пока ребенок был дома, он ни разу, ни чем не болел, я ни разу не была на больничном. Как только стал ходить сначала в старшую ясельную группу, а затем в детсад, больничные посыпались, как из рога изобилия. Без особых событий, обыденно и рутинно пролетели семь лет. И тут произошли два события, которые напомнили мне, кто я есть и где мое место.
Слухи о том, что Коноваловские пашни будут сносить ходили давно. По плану градостроительства на их месте должен быть возведен новый микрорайон с высотными домами, широкими улицами, школами, детсадами. А тут кто-то шепнул, что буквально год-два остались до сноса, да и в домовые книги перестали прописывать новых жильцов, а число желающих прописаться к родителям, родственникам, чтобы получить квартиры, увеличилось. Все приметы налицо. Сидим мы с матерью и сестрой на кухне в родительском доме и обсуждаем этот вопрос. Мать, как всегда, строит планы, что им с отцом и двушки хватит, а Наталье трешку дадут, их же четверо. Она у тому времени вышла замуж, родила двоих детей-погодков. (Это был 1985 год, через год наши дома и правда снесли.) Ну и я говорю, что мне бы тоже трешку хотелось. Мать изменилась в лице, посмотрела на меня, как на врага народа, и говорит: «Какая еще тебе трешка? Вам и двухкомнатной хватит. Вас же трое. Это у Натальи двое детей, да она с мужем. Им три комнаты положено. А ты на трешку даже не рассчитывай». Я говорю: «У меня муж – кандидат наук как-никак, ему кабинет полагается, вот будет третья комната».
Мать нахмурилась: «Тоже мне - важная птица, какой-то кандидат, профессор кислых щей. И двушкой обойдетесь». Такое впечатление, что она лично квартиры раздает, от себя отрывает. Неприятно мне было это слышать, но промолчала. Дома с мужем поделилась. Решили правом на кабинет воспользоваться. Постановление было еще сталинских времен, но его никто не отменял. В результате получили мы трехкомнатную квартиру. Да, еще забыла сказать, до этих посиделок, я ходила по инстанциям, оформляла их дом. Тут была такая тонкость, за снесенный дом выплачивались деньги, сколько - не знаю, в руках не держала, а мать не сказала. Но чтобы их получить, дом должен был построен согласно плану, который выдавался при получении участка под строительство. Так вот их дом этому плану не соответствовал, и мы с мужем ходили в райисполком, переделывали план, его снова утверждали и ставили на учет в БТИ. Тогда все было намного проще, чем сейчас. Это сейчас на каждый чих представь заверенную бумажку. Так что дом мы им оформили. Вот видимо за все хорошее меня снова маменька ткнула «мордой в дерьмо», face on the table, так сказать. А чего стесняться! Змея подколодная стерпит. Но всему на свете однажды приходит конец, настал конец и моему терпению.