Стук-стук-стук!
- По.мо.ги мне! По.мо.ги! Я больше так не могу!
Валентина проснулась в холодном поту. За окнами набирал силу июльский рассвет. На липах под окнами уже защебетали птицы, предвещая погожий денёк. Слышалось шарканье метлы по асфальту, это дворник дядя Миша подметал дорожки во дворе, наводя чистоту. Его жена, тётя Галя, наверняка хлопочет возле клумб, любит она цветы, заботится и ухаживает за ними, как за родными детьми, оттого и двор у них такой чудесный, зелёный, всё в нём растёт пышно и кто бы ни пришёл в гости, все остаются в восхищении от их особого мирка. Да, уже с утра день вокруг Валентины складывался чудесно и идиллически. А вот на душе у женщины было отнюдь не солнечно. И ви.н.ой всему послужил этот кошмарный сон, что повторялся уже не в первый раз.
- Мало мы при жизни Лидочки на.му.чились обе, так ещё и теперь покоя нет ни ей, ни мне, - посетовала Валентина вслух со слезами в голосе, и, поднявшись с постели, направилась на кухню. Всё одно – не уснуть теперь.
Часы над кухонным столом показывали пять утра. На работу сегодня было не нужно, долгожданный отпуск как-никак. Можно бы и отоспаться, наконец-то, да вот не получается.
- Это просто нер.вы, - сказала сама себе Валентина и поставила чайник на плиту разогреваться.
Доставая с полки кофе и сливки, она немного всплакнула, не сдержавшись, но тут же вытерла слёзы и отмахнулась от назойливых мыслей.
- Ус.по.ко.ите.льное надо попить, и всё пройдёт.
Лидочку, младшую сестру Валентины, по.хо.ро.нили два месяца назад, в мае, в самый разгар весны, когда кругом царило буйство красок, всё цвело и благоухало в ожидании новой жизни, а сердце каждого живого существа пело от любви и радости. Вот в такую пору, совсем не подходящую для см.ер.ти, уми.ра.ла Лида. А как она хотела жить! Ведь ей и было-то всего лишь двадцать восемь лет. Молодая… Самой Валентине сорок один стукнуло зимой. И жених у неё, Лиды, имелся, Юра. Коллега её. Точнее даже начальник. Они свадьбу планировали, семью хотели создать, а вот как оно всё обернулось. Не зря говорят, человек полагает, а Бог располагает. Нашли во время очередного банального про.фос.мо.тра у Лиды нехорошую бо.ле.знь. Р.а.к молочной же.ле.зы. Поначалу и сама Лида была настроена решительно, и вра.чи давали благоприятные пр.ог.нозы. Но прошла первая опе.ра.ция, вторая, химия, а бо.ле.знь всё не отступала. Пошли ме.та.ста.зы в лёгкие. Какая-то редкая аг.рес.сив.ная форма за.бо.ле.вания оказалась. И Лидочка сникла. Осу.ну.лась. По.ху.дела сильно. Глазки потухли. Сдалась. Поняла она, что не выкарабкается. Жених пропал сразу, едва только понял, что дело решено и дни его невесты сочтены. И осталась Лидочка на попечении Валентины. Родителей у них уже не было в живых. Квартиру родительскую сёстры продали, поделили вырученные средства пополам и взяли себе каждая в ипотеку новое жильё. Лида хорошо зарабатывала, была инженером в крупной компании, быстро всё погасила. А Валентина, старшая, ещё всё платила. Муж её, Витя, ушёл в другую семью, когда их дочери Вике семь лет исполнилось, ребёнком не интересовался, ничем не помогал. Да и шут с ним. Валентина и сама выдюжила. Виктории сейчас уже двадцать лет исполнилось, живёт в другом городе. Учиться уехала, да там и осталась после окончания института. Хорошая у неё девочка, славная.
Валентина налила кипяток в чашку, перемешала напиток, отхлебнула, присела за стол, вздохнула тяжело. Когда Лидочка уже не могла сама за собой ухаживать, Валентина перевезла её к себе. Лидочкину квартиру стали сдавать, чтобы на ле.кар.ства деньги были. Всё дорогое. А государство давало дешёвые аналоги, от которых Лидочку постоянно тош.ни.ло. И без того ей плохо было, чтобы ещё от побочек стра.дать. Вот и старалась Валентина дать самое лучшее, из кожи вон лезла, ночей не спала, сидела рядом с сестрёнкой, к каждому вздоху прислушивалась. А в одно утро на рассвете уже задремала, сидя возле её постели. Столько бессонных месяцев, шутка ли. А когда вздрогнула и очнулась, словно бы от прикосновения, то увидела, что Лидочка уже не дышит. Отошла. Тихо и бесшумно. Даже её не потревожила. Ох, как рыдала Валентина, как корила себя, что в этот момент не держала сестрёнку за руку, что дала ей уйти в одиночестве. Чуть с ума не сошла от го.ря. Человек ведь как устроен? Он до последнего верит и надеется. Так и Валентина надеялась. Что Лидочка справится, выздоровеет. Молодая ведь ещё, силы есть у организма. А оно вот как вышло… По.хо.роны, по.мин.ки, то да сё, беготня по инстанциям, работа – поначалу Валентина куда-то девала себя, глушила б.о.ль от потери. Да и не верилось, что ли, до конца-то. Всё казалось, что это сон, неправда. А потом как нахлынуло… Вр.ач назначил пр.е.па.раты, после них стало полегче. Но как полегче? Будто бы тоска ушла глубже, куда-то в недра души. Не стала меньше. Но словно бы боялась теперь проявиться наружу, показать себя. И окружающим казалось, что Валентина стала приходить в себя. Только это было не так. Не лечили её эти та.б.л.е.тки, а лишь создавали видимость благополучия. А ещё начались эти сны…
Впервые сон приснился Валентине аккурат на сороковой день. Будто бы пришла она к Лидочке в гости. Дом большой у неё, добротный, из чистого дерева. Вот только окон в нём нет и дверей тоже. Как же тогда Валентина в него вошла? Сама не знает. Как-то сразу себя уже внутри увидела. И приглушённый свет откуда-то пробивается, будто бы сквозь ставни в летний жаркий полдень, не темно в избе. Обстановка ладная, напомнило Валентине бабушкину хату деревенскую, в которой так любили они, будучи детьми проводить летние каникулы. Цветы стоят в вазе, салфеточки какие-то кружевные, мебель добротная, крепкая, тоже из простого дерева сделана. И пахнет свежо так. Елью или сосной, хвойным духом. И вот Лидочка её встречает, в светлом платьице, радуется ей, а сама с лица грустная вовсе.
- Что ты, Лидушка? – спрашивает её Валентина, - Болит чего?
- Нет, Валя, ничего уже не болит. Только вот устала я. Покоя мне нет. Стучат и стучат ко мне целый день, и ночью снова то же.
Прислушалась Валентина – и точно, как сразу не приметила? Стук доносится сверху, будто стучат по крыше дома – тук-тук-тук.
- Кто же это? – спрашивает она у сестрёнки, - Соседи что ли?
- Нет, - качает та головой, - Не соседи. Они у меня хорошие, мирные. Бабушка вот одна Анна Прокофьевна справа-то живёт, а слева Антон Семёнович. Ещё Серёжка есть, ему восемь лет.
- Может он хулиганит?
- Нет, что ты! Серёжка хороший мальчишка, он ко мне забегает иногда, - покачала головой Лидочка, - Не он это.
Стук тем временем становился всё сильнее, громче, чётче. Валентина задрала голову к потолку. А там будто чечётку отплясывают, шум уже такой, что их с Лидочкой голоса заглушает. Лида уши ладонями зажала, глаза зажмурила.
- Валюшка, страшно мне! – твердит.
Валентина едва только рот раскрыла, чтобы сестрёнку успокоить, как с потолка хлынула потоком жидкость – тёмная, густая. В избе железом запахло.
- Кр.о.вь? – в ужасе подумала Валентина и закричала.
Так и проснулась, дрожа всем те.лом.
И с той ночи сон этот повторялся уже несколько раз, обрастая всё новыми подробностями.
- С ума схожу, - прошептала Валентина, допивая кофе, и направляясь в спальню, чтобы прибрать кровать и пойти в душ.
Но едва она откинула одеяло, как глаза её округлились от страха. На простыне виднелся чёткий отпечаток человеческой ладони алого цвета.
- Что… это? – Валентина опустилась на колени, ноги стали ватными.
Она склонилась над постелью почти вплотную и вновь ощутила тот запах из кошмара – сладковатый, железистый. Валентина едва успела отвернуться в сторону, как утренний кофе оказался на полу, а она, согнувшись в сп.аз.мах, всё продолжала извергать из своего же.луд.ка горькую ж.ел.чь.
- По.мо.ги мне! – стучал в ушах голос Лидочки.
(продолжение следует)
Художник Аарон Вайзенфельд.