В предыдущей части:
Нодзоми сталкивается с Нэцу и Юдзу: они действительно следят за ней. Ей удается ускользнуть. Наконец Нодзоми находит бар, хозяин которого сообщает ей кое-что о событиях, имевших место пять лет назад. Эта информация помогает Нодзоми "выбить" из Сатору страшное признание.
***
– Я толком не знаю, из-за чего у них произошёл конфликт...
– Опять врёшь! Что вы, вообще, здесь делали?
– Съёмки, договорные, не совсем законные. Без контракта, но с хорошим гонораром. Я был всего лишь посредником. Гэндзи сам захотел, чтобы я его сопровождал, а со стороны заказчика посредником был Нэцу. Ну вот, в общем, и всё...
– Всё? Не беси меня, Муни! Вмажу!
– Там было что-то... Что-то... Не знаю. Я не уверен. Кажется, Гэндзи намекнул на несовершеннолетних. Я, правда, ничего не знаю. Меня на площадке не было. Он хотел просто уйти. Успел по пути бросить мне пару слов. Очень расплывчато, типа, «они совсем уже, на малолеток я не подписывался».
– Как же ты жалок, Муни! Что тут неясного, вообще? Ясно как день! И с этими людьми ты дела ведёшь, да? Ну ты и мразота!
– Он мог ошибиться! Я никаких малолеток не видел! Ему надо было поговорить, а не пороть горячку! Нэцу вспылил и врезал ему. Вот и всё! Вот и всё! Я больше ничего не знаю!
Нодзоми закрыла лицо руками и заплакала. Сатору виновато замолчал и отвёл взгляд. Вдалеке за лобовым стеклом расстилалась беспокойная гладь ночного озера. Изредка то там, то тут вспыхивал несмелый огонёк, но сразу же гас. Снаружи не доносилось ни звука. И в салоне Тойоты было тихо. Тихо, темно и неуютно. Нодзоми плакала совсем беззвучно.
***
Тёплым апрельским вечером по тротуару мирного провинциального городка, то приостанавливаясь, то резко ускоряясь, торопливо вышагивала примечательная парочка: невероятно взволнованный, взъерошенный и потный упитанный великан в круглых очках и подтянутый, стройный чрезвычайно мрачный и раздражённый, можно даже сказать разгневанный, красавчик. Время от времени они перебрасывались обрывистыми фразами.
– Где он? Это здесь? – оглядывая тёмный ряд старомодных лавочек и забегаловок, жмущихся друг другу на тесной улочке, вопрошал красавчик.
– Послушай, остынь, а? – умоляюще бубнил толстяк
– Эта Биби. Китаянка. Ты знал о ней? – зло рявкнул собеседник.
– Да, китаянка. Но не нелегалка. Всё законно, – мямлил в ответ великан и потел всё сильнее.
– Законно?! Сколько ей лет? – ещё жёстче проговорил красавчик.
– Гэндзи... Видишь ли...
– Значит, знал!
– Ну, подозревал... Но на вид ей все 18. И поверь! Всё полюбовно! И сам подумай! В конце концов... Поэтому тебе и платят столько... А как ты хотел заработать восемь миллионов всего за неделю?! – изворачивался толстяк. – Лучше не лезь в это, хорошо? У них всё схвачено. Никаких тёрок с законом не будет. Остынь, а?
– Заглохни-ка! Ты совсем рехнулся! Нет, я на малолеток не подписывался! Я уезжаю! Пусть знают! – безапелляционно возразил Гэндзи.
Он остановился и нетерпеливо огляделся. На фасадах уже начали загораться пока что неприглядные и тусклые в сумерках неоновые вывески.
– Тут? – он решительно ткнул в какое-то неприметное заведение, тоже подсвеченное замысловатой розовой надписью, и, судя по движению плеч, собрался войти.
– Стой, стой, стой! Я напишу ему, – переполошился спутник и вытащил из кармана брюк телефон.
Гэндзи досадливо дёрнул головой, но всё же остановился.
Пока толстяк давил на экранную клавиатуру, Гэндзи из заднего кармана джинсов тоже достал телефон. На заставке экрана высветилось фото: улыбчивая женщина с тонким очерком нежного лица мягко смотрит сверху вниз, в удивительно бархатистых по-лисьи удлиненных к вискам глазах играют озорные огоньки, свободно лежат на обнаженных плечах шелковистые пряди тёмных волос, руки поднятые над головой упираются в серый потолок, на безымянном пальце левой руки сияет крупный сапфир.
Толстяк невольно зацепился взглядом за фото женщины, но Гэндзи, заметив его интерес, презрительно сузил глаза и перевернул телефон.
Тем временем из бара вышел длинноволосый тип. Поведя хищно заостренным носом, он кинул уничтожающий взгляд на окончательно растерявшегося великана и направился к красавчику. Без каких либо объяснений он двинул ему унизанным металлическими кольцами кулаком прямо в лицо. Гэндзи рухнул. Последовала серия пинков: удары сыпались на спину, плечи и даже на голову. Наконец жертва застонала.
– Юдзу! – скомандовал бесноватый парень, резким движением смахнув с глаз жирные пряди.
Беззвучно возникший рядом, сутуловатый высоченный подельник меланхолично поднял Гэндзи за шкирку и без особого напряжения продержал так, пока Нэцу не подогнал к тротуару серую Мазду. Без посторонней помощи Юдзу загрузил избитого на заднее сиденье.
– Муни! А не пошёл бы ты! – гаркнул с водительского места Нэцу.
Сатору остолбенело пялился на всё происходящее, нелепо округлив широкие брови и приоткрыв пухлые губы. На его лице застыло глуповатое выражение полного замешательства и непонимания.
– А вы?... – умоляюще начал он и осёкся, встретив ледяной взгляд Нэцу.
– Просто поговорим. Понял? – холодно пояснил тот и тронулся с места.
В синих, стремительно загустевающих сумерках машина плавно отъехала от тротуара. Гэндзи, сползший со спинки кресла на сиденье, полубессознательно завалился набок и, упёршись лбом в стекло, проводил Сатору пустым мутноватым взглядом. Кровь из разбитого носа обильно залила нижнюю часть лица. Волосы вздыбились и слиплись. Кожа лоснилась от пота, исполосовавшего грязными разводами щёки и лоб.
Рядом, на заднем сиденье, темнел угловатый силуэт Юдзу. Жертва вздрогнула. Костлявые с длинными миндалевидными ногтями гибкие пальцы перехватили включённый телефон: на экране висело фото ночного города, и в меню «Действий» уже был открыт раздел «Поделиться». Галочка стояла на аватарке с миловидным женским лицом, подписанной «Нодзоми». Указательный палец надавил на крестик, отменив отправку, помедлил над иконкой «Удалить», но в итоге нажал кнопку «Выход». На заставке возникла улыбчивая женщина с тонким очерком нежного лица.
***
– Понимаешь, они вроде бы собирались с ним только поговорить. Ну, переубедить его там. Понимаешь?
– Ясно! Сделать внушение!
– Хорошо! – Сатору глубоко вздохнул и с облегчением повернул ключ зажигания. – Теперь, когда ты всё знаешь, можно, то есть нужно поскорее убраться отсюда. Пока не столкнулись с Нэцу.
– Нет, надо найти его! – тихонько шмыгнув, возразила Нодзоми. – Я не собираюсь, уезжать, пока не узнаю, где он.
Сатору ошарашенно вздёрнул брови и даже снял тёмные очки: глаза его сильно запухли от налившихся свежих синяков и кровоподтёков, но даже так было видно, что они полны величайшего возмущения и недоумения.
– Нодзоми! Ты что?! Ничего не понимаешь?! – прошептал он.
Мерно урчал мотор. Но Тойота стояла на месте.
Нодзоми упрямо засопела и пожала плечами.
– Ты что думаешь, что он?..
– Ты сам сказал, что они не собирались его убивать, – огрызнулась она, не дав Сатору договорить.
– Не собирались, но перестарались, видимо. Его уже нет! – торопливо проговорил он, видимо, опасаясь, что его снова прервут.
– Нет-нет-нет! Заткнись, заткнись, заткнись! Завали грёбаное ёбало, мудак ты сраный! – завопила она и истерично забила кулаками по приборной доске.
– Ну... – чуть встрял Сатору.
И побледневшее от напряжение и злобы лицо Нодзоми придвинулось к самым его глазам.
– Ты врёшь! Ты мне постоянно врёшь! Ты просто не хочешь, чтобы я его нашла! Скотина! Ёбаная скотина!
– Я врал, чтобы... – Сатору почему-то не договорил и нервно прикрыл глаза.
– Да, я врал. Я часто тебя обманывал. Да. Прости, – сдерживая волнение, медленно произнёс он. – Но сейчас я не вру. Он мёртв. Прими это.
– Если бы он был мёртв, ты бы мне уже давно сказал. Разве ты не рад, что его больше нет?!
Сатору сжал губы и замкнулся, словно боролся с желанием хорошенько выругаться.
– Ага, молчишь! Ты ничего не знаешь. Просто боишься этих уродов, вот и несёшь чушь, лишь бы заставить меня всё бросить! – с суровым, но торжествующим видом Нодзоми откинулась на спинку кресла и сложила руки на груди.
– Я не говорил, потому что это убийство. И я в нем отчасти замешан. Разве не понимаешь? – через силу, едва слышно заговорил Сатору, явно борясь с чувством стыда и страха. – И ты права. Всё это время я вёл поиски вместе с тобой, зная, что они бесполезны, только по одной причине. Мне хотелось быть рядом с тобой. И да. Я надеялся на секс.
– Похвальная откровенность, но несколько запоздалая, – фыркнула Нодзоми. – И твоя исповедь, знаешь ли, не убеждает меня в том, что ты говоришь правду о Гэндзи. В конце концов, тебя там не было. Так?
– Да, но...
– Подожди! Когда это случилось? То есть это было воскресенье? Мне в баре сказали, что воскресенье, – вдруг оживилась и даже заулыбалась Нодзоми.
Сатору полез в телефон.
– Верно, – с некоторым удивлением наконец ответил он. – Но какая разница?
– А фото того бара пришло в понедельник. Я это точно знаю. Оно пришло в день моего ареста, вечером. А арестовали меня в понедельник! Ну?! Он жив! Он прислал мне фото! – Нодзоми рассмеялась и потёрла ладонями лицо, избавляясь от последних следов слёз.
Сатору помрачнел, заглушил мотор и глубокомысленно поднял брови, уставившись немигающим взглядом в безлюдный ночной пейзаж за лобовым стеклом.
– Ну, чего ты? Поищем гостиницу? А назавтра со свежими силами... – бодро начала строить планы Нодзоми.
– Я видел его могилу, – решительно вклинился Сатору и, набрав побольше воздуха, продолжил. – Они здорово напились тогда и много чего выболтали. А я только делал вид, что пью. Мне из-за почки нельзя. Поэтому я всю их болтовню и запомнил. Наутро, пока они отсыпались, я сам съездил на Волчий Пруд. Следы они не особо заметали. И свежую могилу сразу было видно. Там просто место такое, заброшенное. Поэтому никто сразу и не обнаружил. Сейчас уж, конечно, всё заросло. Но я хорошо запомнил, где это. Я хотел...
Он как будто бы поперхнулся и судорожно сглотнул.
– Я не верю, – холодно сказала Нодзоми, не глядя на Сатору. – Нет, никакой могилы.
– Я могу тебе показать, – осторожно предложил он.
– Хорошо! Показывай! Поехали! – с вызовом отреагировала она.
– Прямо сейчас? Ночь ведь?
– Значит, нет никакой могилы!
– Ладно. Поехали, – сдался Сатору и завёл мотор.
Одной рукой придерживая руль, другой – он принялся вводить данные в навигатор.
– Сокровище моё! – Нодзоми одобрительно хлопнула его по спине.
***
– Ну вот! Я так и знал! – Сатору с досадой стукнул по рулю, заглушил мотор и от души выругался: – Бесполезная дрянь!
Следующая затрещина досталась навигатору, который, судя по направлению стрелки на экране, предлагал продолжать двигаться вперед. Между тем за окнами Тойоты стояла непроницаемо угольная ночь, а свет фар вырывал из черноты плоский, контрастно желтый кусок пейзажа, рябящий мошкой и бамбуковыми зарослями.
– Почему ты остановился? – оторвавшись от телефона, беспечно спросила Нодзоми и быстро шепнула в трубку: – Извини, Ито! Тут у меня водила в истерику впал. Так что спокойной ночи! Утром договорим! Утром-утром! Ни о чем не волнуйся!
Спрятав телефон, она сжала губы, демонстративно широко раскрыла глаза и принялась вглядываться в картину за лобовым стеклом.
– А ты не понимаешь? Я предупреждал! Ночь ведь! – начал кипятиться Сатору.
– Ночь – ну и что? – прежним беззаботным тоном переспросила Нодзоми.
– Мы заблудились!
– Ты заблудился, – спокойно уточнила она.
– Мы непонятно где! Сама смотри!
– Я вообще здесь впервые. Это ты хвастался, что всё знаешь и всё видел своими глазами! – язвительно подколола она Сатору.
– Да я же предупреждал, предупреждал! – всё-таки взорвался он и снова застучал по рулю.
Нодзоми холодно оглядела его заплывшее от побоев лицо, вздохнула и вышла на дорогу. С улицы в салон хлынул оголтелый стрекот бессонных сверчков и цикад. Ветер шумел в листве. Вдали что-то ухало и повизгивало – это суматошные лягушки перекрикивали плотную темноту, разрывая полотно ночи.
Нодзоми включила фонарик на телефоне и легко шагнула во тьму.
Сатору беспокойно заёрзал, но остался в машине. Слегка втянув голову в плечи, он растерянно округлил брови, словно пытался сообразить, стоит ли ему что-то делать или просто подождать. В конце концов он достал телефон и открыл приложение с картами.
Неожиданно хлопнула дверь. Сатору вздрогнул. Нодзоми плюхнулась на сиденье и с довольным лицом сообщила:
– Это тупик!
– Я уже понял! – пробубнил он и снова углубился в изучение карты.
– Может, ты свернул не туда?
– Где?
– Не знаю. Где-то, – легкомысленно отозвалась она и тоже попыталась разглядеть карту на телефоне Сатору.
– Вот это место, – заметив её интерес, пояснил он и ткнул пальцем в какую-то точку на растрескавшемся экране. – Только я не понимаю, где мы. Если здесь (другая точка), то я здорово промахнулся. Но может, я просто заехал с тыла (ещё один тык в экран), тогда можно даже пешком.
– Отлично! Пошли! – мгновенно отреагировала Нодзоми и, не ожидая ответа, снова вышла из машины.
Сатору ругнулся, глубоко вздохнул и последовал за ней.
***
– Зачем монтировки? – подсвечивая телефонным фонариком глинистую тропку и озабоченно крутя в другой руке увесистую железяку, пробормотал Сатору.
– От комаров отбиваться, – грозно потрясая своим орудием, отозвалась Нодзоми, возглавлявшая шествие и тоже прокладывавшая себе дорогу светом фонаря на мобильнике.
Они пробирались по узкому коридору скрипучей бамбуковой чащи под несмолкающий аккомпанемент насекомых, лягушек и беспокойных ночных животных, чей вой гулко разносился в ночи, словно плач одиноких неприкаянных призраков.
– Вот ты всё шутишь, а мы ведь и заблудиться можем. Если бы у нас были нормальные фонари, а то из-за этих фонариков на телефоне зарядка кончится и останемся без связи, – заныл спутник.
– И наши полуразложившиеся тела станут добычей волков! Ву-у-у! – угрожающе завыла Нодзоми. – Хватит паниковать! Всегда можно подзарядить, в машине.
– Ничего я не паникую. Я знаю, что здесь нет никаких волков. Это, вообще, по карте, городская черта.
– Вот и хорошо!
– Просто до машины ещё дойти надо!
– Давай не ной! Лучше скажи, какие у тебя ориентиры? – требовательно заговорила Нодзоми.
– Чего?
– Ты сказал, что запомнил место. По каким приметам?
– Так... Подожди... – начал мямлить Сатору.
Нодзоми резко остановилась и метнула луч фонаря ему в лицо. Тот отчаянно заморгал, пытаясь побороть внезапное ослепление, и его покрытое отёкшими синяками лицо нелепо сморщилось и скуксилось.
– Ты издеваешься? У нас что, даже никаких ориентиров нет, чтобы найти ТО место?
– Да подожди ты! Не заводись! – взмолился Сатору и наконец догадался отвести руку Нодзоми в сторону.
– Ну? – с раздражением надавила она на спутника.
– Там был столбик такой! Да! И на нём ещё цифра «81»! Да! Точно! Я запомнил, потому что это год нашего... – вдруг радостно возопил он.
– Да, да, да, понятно! Дальше! – командным тоном несколько охладила его пыл Нодзоми.
– У столбика надо свернуть прямо в чащу. И через метров сто, кажется, будет поляна.
– Ясно! Тогда пошли! – бодро приказала Нодзоми и призывно взмахнула монтировкой.
***
– ЭТА поляна? – скептически уточнила Нодзоми, обводя светом фонарика тесную прогалину, зажатую между плотно стоящих бамбуковых стволов.
Возможно, от полного зарастания её спасали вытянувшиеся по периметру витиеватые дзельквы[1].
Здесь тревожно потусторонняя ночь окончательно сомкнула кольцо глухой тьмы и накрыла мир хаосом звуков и обрывков неясных пугающих очертаний.
– Ну, – засомневавшийся было Сатору, под прицелом неприязненного взгляда Нодзоми, сразу же подсобрался и выдал более или менее определенный ответ: – Я так запомнил.
– Отлично! Где копать? – задорно воскликнула Нодзоми и с энтузиазмом вогнала монтировку в землю, хорошо заросшую травой
Сатору явно онемел от удивления, а Нодзоми не стала дожидаться его ответа и принялась активно разрыхлять верхний слой почвы в первом попавшемся ей под руку месте.
– Надо ближе к тому дереву... – промямлил совершенно растерявшийся Сатору и указал на ствол молоденькой дзельквы, помеченный в два ряда по три вертикально процарапанными чёрточками.
– Ага! Догадался-таки отметить! – не прерывая своих земляных работ, отозвалась Нодзоми и передвинулась в указанном направлении.
– Это уже было, – совсем тихо ответил он.
Понаблюдав некоторое время за активностью своей спутницы, он неуютно поёжился, попробовал поправить очки, которых не было, и, грустно шмыгнув, решился сказать:
– Нодзоми! Ну, пожалуйста! Брось! Без лопат мы...
– Или помогай! Или вали! – беззлобно рявкнула она. – Посмотрим, что они тут закопали. Скорее всего, хлам какой-нибудь. Или вообще, не они. Кто-то не захотел платить за вывоз мусора, а ты уже и напридумывал.
И Нодзоми усилила напор.
Сатору потоптался, помялся, повертелся по сторонам, а потом пристроил у какой-то коряги светящий фонариком телефон и присоединился к Нодзоми.
***
Серый свет утренних сумерек уже начал прореживать ряды тонкоствольных бамбуковых деревьев. В лесу повисла сонная тишина. Лишь изредка в предчувствии близкого рассвета перекрикивались ранние птицы.
– У нас точно нет ещё одного? – озабоченно спросила Нодзоми, утрамбовывая наполненное землёй ведро одетыми в суровые матерчатые перчатки руками. – А может, есть какая другая ёмкость? Ты хорошо смотрел?
Сатору, копошащийся поблизости, оттёр пот с перепачканного лица, невольно перенеся грязь с перчаток на лоб и щёки и добавив туда пару новых тёмных разводов, отчего приобрёл вид новобранца, впервые нанёсшего маскировочный грим. Отдуваясь и громко сопя, он воткнул в дно неглубокой ямы железный прут, которым орудовал, и устало взглянул на спутницу.
– Чем мы, вообще, тут занимаемся?! Я валюсь от усталости! Телефоны разрядились! Мы все по уши в грязи!
– Сатору!
– А что? Я не прав?
– Ведро!
– Да нет там ничего! – огрызнулся он и тут же послушно подхватил из рук Нодзоми ведро с землёй и вытряс его содержимое рядом с ямой.
Расправившись с этой нехитрой задачей, он осмотрелся. Ночь трудов дала довольно жалкий результат: глубина вырытого едва ли превышала полметра. К тому же раскопки явно велись бессистемно. Неровные края, неровное дно.
– Всё! – обречённо выдохнул Сатору и устало сел на осыпающуюся кромку.
– Сдаёшься? Значит, нет здесь никакой могилы, да?
Сатору насупился. Нодзоми вытащила монтировку из грунта и требовательно сунула её спутнику.
– Если они, по твоим словам, всё делали как попало, то вряд ли надо три метра копать. Пошевеливайся! – с укором высказалась она и сама тут же принялась за дело. – К тому же утро! Больше не нужны фонарики! Разве не хорошо!
Сатору недовольно фыркнул:
– Но ты-то считаешь, что там ничего нет! И сколько же мы ещё будем искать ничего?
– Ладно, – смягчилась Нодзоми. – Давай ещё пару часиков. Если нет, значит, ты ошибся. Наверняка там была какая-то чушь, могла и разложиться за пять-то лет.
Сатору угрюмо качнул головой и ухватил монтировку.
– Но если найдем чемодан денег, то чур – мой! Свой ты уже получил! – со смешком съязвила Нодзоми.
Сатору обречённо угукнул и с маху копнул поглубже. Раздался хруст, а за ним сразу же тревожное, почти испуганное «А!», которое не смогла сдержать застигнутая врасплох Нодзоми. Она замерла, и даже в мучнистом свете нарождающегося утра стало заметно, как сильно она побледнела.
Сатору посмотрел на неё виновато и пришибленно, но ничего не сказал. И всё вокруг тоже как будто насторожилось и оцепенело в безмолвии. И даже ранние птицы почему-то перестали подавать голоса. А может быть, всеобщая оглушительная тишина была лишь воображаемым следствием внезапного и глубокого потрясения. Оно обрушилось на Нодзоми как окончательное осознание нелепости этого странного мироустройства, которое и бессмысленно, и жестоко, и не вознаграждает, и не наказывает, а лишь позволяет сосуществовать самым глупым образом самым невообразимым вещам.
Как она могла верить? Теперь это казалось особенно абсурдным и нелогичным. Она верила до последнего, как будто бы одна лишь сила её желания способна была претворить в реальность очевидно невозможные мечты о новой счастливой встрече, о новом обретении радости, о бессмертной любви, о них, о себе.
Так она и стояла, остановив пустой взгляд на Сатору, пока он первым не пришёл в себя и, проворно выбравшись из ямы, не подал Нодзоми руку.
– Пойдём! Всё! Довольно!
Это вывело её из ступора, но она не последовала за Сатору и даже не удостоила его хоть какого-нибудь ответа. Опустившись на колени, она начала судорожно разгребать сухую глинисто-охристую землю поблизости от брошенного железного прута.
Через несколько секунд показалось нечто светлое. Нодзоми аккуратно расчистила остатки грунта вокруг: похоже, это была большеберцовая кость[2]. В одном месте костная ткань раздробилась в мелкие осколки, видимо, из-за неосторожного удара, только что нанесённого Сатору. А чуть выше над разломом выступало кольцо уплотнения. Нодзоми задумчиво поводила по нему пальцами и едва слышно прошептала: «Перелом?»
Постояв в напряженной и отрешённой тишине несколько секунд, она вдруг шумно сглотнула, подавляя подступающие к горлу рыдания, и спешно обратилась в противоположную сторону от находки.
Сатору, наблюдавший за происходящим со смешанным выражением ужаса и жалости, вдруг вернулся в яму и принялся энергично выгребать почву рядом с первой находкой. Вскоре на поверхности появились другие останки.
Нодзоми и Сатору работали в полном молчании, почти не глядя друг на друга, лишь время от времени передавая из рук в руки ведро, то наполненное землей, то уже опорожненное.
***
Когда верхушки заслоняющих небесную синь бамбуковых крон озолотило взошедшее солнце, и лес зашумел и загалдел в полную силу своих бесчисленных обитателей, Нодзоми тихо и задумчиво присела на край могилы.
– Как думаешь, что он чувствовал, посылая мне то фото? Он думал, что мы уже никогда не увидимся? Ему было страшно? Он ждал спасения? Помощи? Он подозревал, что они везут его к месту его смерти? В той машине, как ты говорил, он чувствовал, как истекает время? Скажи!
– Не надо, Нодзоми, – пробормотал Сатору, тоже выбираясь на поверхность.
Он присел рядом на корточки.
Зачем она всколыхнула всё это?
Грязновато-серая Мазда отъезжает от тротуара. Гэндзи, неловко сползший со спинки кресла, почти лежит на заднем сиденье, полубессознательно завалившись набок, упёршись лбом в стекло. Кровь сочится из разбитого носа. Он провожает Сатору пустыми мутноватыми глазами.
Так ли? Не молил ли он своим взглядом о помощи?
Как долго Сатору не позволял себе задумываться о случившемся! Смотрел со стороны, как на кадры киноленты, как на чужой кошмарный сон. Но прошлое нагнало его, и оглушило, и опустошило. И сейчас он не имеет права сбежать в уютный бездумный мирок. Он должен взглянуть правде в глаза и должен быть рядом с Нодзоми. Ей сейчас намного тяжелее.
И Сатору смотрел, не отводя взгляда.
В ложе светло-бурой земли покоилось обнаженное до костей тело: череп, полоски рёбер, плечевые, лучевые[3], локтевые, бедренные и берцовые кости, проступали неровные края таза.
– Он без одежды. Наверное, ему было холодно лежать тут так. Почему они не завернули его хотя бы во что-то? – Нодзоми говорила медленно и, похоже, сама с собой.
Сатору достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, но, поразмыслив, спрятал назад.
Они сидели усталые, грязные, потные, совершенно истощенные, выжатые до предела, не способные ни осознать, ни почувствовать, что их сейчас настигло и смогут ли они когда-нибудь от этого оправиться.
Нодзоми пыталась заставить себя заплакать, лишь бы не видеть его, лишь бы не видеть Гэндзи таким, каким она его помнила: восхитительным в полной и откровенной наготе. Но теперь он виделся ей лишенным жизни, навсегда отнятым у неё, опустошенным, обездушенным, совершенно, совершенно мёртвым.
Как они могли поступить так с человеческим телом, с его телом? Словно со сломанной вещью, словно с ненужным мусором... С его бесподобно прекрасным, нежным телом... Отдать его гниению, тлену... В этой грубой, злой земле...
Зачем она думает об этом? Как глупо! Разве это главное? А что главное?
Горе, горе, горе, неизбывное, рвущее душу, горе. Надо выплакать его, чтобы не сойти с ума, чтобы оно её не поглотило.
Но заплакать она не могла.
Чувства и мысли, что бессвязно роились в её мозгу никак не могли вылиться в горечь слёз.
Неужели это происходит с ней? С ними? Почему? Она недостаточно старалась, она так и не исправила свои ошибки, не искупила своей вины? Значит, она плохой человек. Ведь с хорошими людьми такого не случается. Случай? Судьба? Она заслужила? Или просто судьба насмехается над ней за то, что она никогда в неё не верила. Если так, то все усилия бесполезны. Чему быть, того не миновать. И слёзы бесполезны. Поэтому она и не плачет.
Или просто её сердце ожесточилось, очерствело? Всё? Конец? И для них, и для неё. Она уже не Нодзоми, наверное.
***
– Смотри! У нас похожие руки! – она приложила свою ладонь к его.
– Твои совсем крошечные! – засмеялся Гэндзи и сцепил пальцы замком. – Но в этом что-то есть. Не зря ведь говорят «моя половинка».
И он, не выпуская её руки из своей, привлёк Нодзоми к себе на грудь и поцеловал. Оторвавшись наконец от его губ, она принялась расправлять по подушке его тёмные слегка волнистые волосы, ласково прикасаясь кончиками пальцев к чистому высокому лбу и отмеченным голубыми прожилками вискам.
– А ты знаешь числовую теорию половинок? – мягко улыбаясь одними глазами, словно думая о чём-то другом, проговорила она.
– Расскажи! – с готовностью отозвался он и притянул её руки к губам.
– Есть теория, что вместе мы дюжина.
– Да?
– Потому что пол, то есть «половина» – это «секс». Понимаешь? «Шесть» по-латыни[4].
– Это интересно! – с лукавой усмешкой прокомментировал Гэндзи.
– Прости! Совершенно бесполезная информация! – и Нодзоми покатилась со смеху.
– Да нет. Мне, правда, было интересно. Всё когда-нибудь пригодится. Ты вот ругала меня, что я так потратился на кольцо...
– Не надо об этом. Мне стыдно, что пришлось его продать.
– Забудь! Зато я теперь знаю, что если что-то случиться,.. – Гэндзи почему-то не договорил, а только хмыкнул и плотнее прижал Нодзоми к себе, а она спрятала лицо в его густых волосах.
Продолжая лёгкими круговыми касаниями поглаживать плечо Нодзоми подушечками расслабленных пальцев, Гэндзи вдруг посерьёзнел, словно воспоминания о кольце всё же расстроили его, но заговорил он внезапно совсем о другом:
– Я хотел сказать тебе, что всё это время был ужасным эгоистом. Я только и думал о том, как удержать тебя. Но не думал о том, чего хочешь ты. Знай, если захочешь уйти, то только скажи мне честно. Я тоже обещаю, что не оставлю тебя, как трус. На самом деле, это ты должна подозревать меня в том, что я легко могу уйти в закат. Но я не сделаю этого, не попрощавшись. Обещаю! Как бы тяжело ни было.
– Почему мы говорим об этом? – Нодзоми подняла нахмуренное лицо и провела пальцем по угрюмой складочке, залёгшей между его бровей, словно хотела таким нехитрым способом вернуть Гэндзи хорошее настроение.
– Потому что мы половинки. Помнишь? – улыбнулся он ей и с неожиданным проворством перекатился, уложив Нодзоми на спину и накрыв её тело своим.
***
– Может быть, это не он... Я слышал, что Волчий пруд такое место... В общем, облюбовано криминалом. Так что может быть,.. – вдруг заговорил Сатору и поёжился, несмотря на не спадающую жару и парящую духоту.
– Это он, – как-то совсем буднично отозвалась Нодзоми и прибавила: – Кури, если хочешь.
Сатору не заставил себя упрашивать и поспешно, словно опасаясь, что Нодзоми передумает, достал сигарету и закурил, не снимая неудобных матерчатых перчаток.
– Почему ты так уверена? – сделав спасительную затяжку и облегчённо выдохнув, спросил он.
– Уверена. Смотри! Видишь выступ на кости? Как кольцо. Это сросшийся перелом. Перелом левой ноги, перелом правой, перелом на правой руке и два на левой, двойной перелом челюсти. Значит, это он, – безжизненным голосом пояснила Нодзоми, для наглядности сопровождая свои слова указательными жестами.
Но Сатору смотрел на неё. По грязным щекам Нодзоми катились обильные слёзы.
***
– Мы не можем оставить его здесь, – Нодзоми спрыгнула назад в яму и снова занялась расчисткой земли.
– Да, конечно, – пробормотал Сатору, раздавливая окурок в портативной пепельнице.
Понаблюдав пару секунд за тем, как Нодзоми, не проявляя и тени усталости, с удивительной быстротой высвобождает кости из грунта, он взял ведро, видимо, подразумевая, что в него они сложат останки, но, немного подумав, выпустил его из рук и поднялся на ноги.
– Принесу сумку из машины, – коротко пояснил он и, не дожидаясь ответа, поспешил прочь.
– Отлично! Ты сокровище! – бросила ему вслед Нодзоми.
И только когда синяя клетчатая рубашка Сатору уже перестала мелькать между однообразных бамбуковых стволов, она встрепенулась, поискала своего спутника взглядом и тихо ругнулась под нос: «Чёрт! Надо было ему напомнить зарядить телефон».
***
Несмотря на то, что пока ещё тянулись утренние часы, в лесу, казалось, давно наступил оглушительный, трескучий, изнуряюще жаркий полдень: орали обалдевшие от зноя и влажности цикады, шумела трепещущая на горячем ветру листва, угрожающе скрипели хрусткие бамбуковые стволы. Всё шумело, бушевало, жило!
Нодзоми, стоявшая на дне ямы, сняла с рук и отбросила суровые перчатки. В тихой задумчивости она склонилась над краем, помедлив, смахнула с разложенных перед ней сероватых костей налипшие кое-где песчинки и с нежностью произнесла:
– Ну вот! Мы практически на озере Бива, как мы и хотели!
– А мы только что оттуда! – приветственно прогремел над её головой незнакомый голос, заставив Нодзоми отпрянуть в дальний конец ямы.
Дрын и Оглобля нависли над кромкой свежеразрытой могилы, едва не топча с таким трудом обретенные останки.
Продолжение следует.
Читайте часть XIX здесь.
Примечания.
[1] «Дзельква», или зельква (лат. Zelkova) – род деревьев семейства Вязовые. Широко распространён в Евразии с третичной эпохи до настоящего времени. Листопадные деревья до 30 м высотой и со стволом до 2 м в диаметре с густой кроной и чешуйчатой корой. Листья простые, очередные, с быстро опадающими прилистниками, яйцевидные или эллиптические, по краю зубчатые, с перистым жилкованием, голые или опушённые, на коротких черешках.
[2] «Большеберцовая кость» (лат. os tibia) – крупная, расположенная медиально кость голени, вторая по размерам кость в теле человека (после бедренной), наиболее толстая часть голени.
[3] «Лучевая кость» (лат. radius) – парная кость в составе предплечья, расположенная рядом с локтевой костью (лат. os ulna).
[4] «"Половина" – это "секс". "Шесть" по-латыни» – речь идёт о двух разных латинских словах: существительном «sexus, us m – пол» и числительном «sex – шесть». Сама теория о родстве этих слов, хотя и создает красивый образ, является псевдонаучной.