День шестьдесят первый, в который мы с Тимом Талером и месье Эль Байдом катаемся на гондоле по Венеции, слушаем безумную историю о хламе, обедаем у трактирщика Панталоне среди марионеток и просим его рассказать историю о некоем капитане Спавенте. Этот день описывает многоликого барона на венецианских переулках и наполняет страхом за сына Тима Талера, когда барон оставляет о нем некое замечание
В Венеции, где церковь Сан-Моизе красуется нарядным фасадом с каменными гирляндами, колоннами и фигурами, прямо напротив главного входа, у небольшого мостика на водах канала, именуемого рекой Святого Моисея, обычно качаются множество черных гондол.
Но как ни странно, когда мы приехали, у моста стояла только одна гондола, и та была занята. Сидевший в ней мужчина окликнул нас, пока мы искали свободную лодку: «Другие гондолы, господа, заняты. Турфирмой. Могу ли я пригласить вас покататься со мной? Мне все равно скучно одному. Если хотите, сами назовите пункт назначения и маршрут. Я просто хочу кататься на гондоле, не более того».
Изящным движением обеих рук он пригласил нас сесть в гондолу; и после недолгих колебаний, поскольку никакой другой гондолы не было видно, мы последовали приглашению незнакомца.
Для людей, которые обращают внимание на такие вещи, он был одет не по моде, и одежда его явно притерлась в дороге. «Должно быть, торговый представитель», подумал я. По-немецки он говорил певуче, как французы.
Мы поблагодарили его, когда гондольер помог нам сесть в лодку, после чего он, несколько странно улыбаясь, спросил, каким маршрутом мы хотели бы проехать через Венецию.
Я предложил сначала проехать по Гранд-Каналу, который проходит через всю Венецию большим вопросительным знаком, и за мостом Риальто повернуть направо, в сеть маленьких каналов. Незнакомец согласился с моим планом. И когда Тим перевел мое предложение на итальянский, плавным движением длинного весла стоящий на своих двоих гондольер оттолкнулся от воды, и мы заскользили по каналу между высокими стенами домов. Навстречу шла гондола попроще, груженая ящиками с помидорами. Два гондольера поприветствовали друг друга. Затем мы вошли в широкий Гранд-Канал и повернули направо.
Когда мы плавно последовали вверх по каналу между россыпью грузовых и туристических гондол и пароходов, заменяющих здесь автобусы, слева мы увидели церковь Санта-Мария-делла-Салюте, над которой виднелась зеленая куполообразная крыша, увенчанная ажурной башней, которую, в свою очередь, венчал купол поменьше, а возвышалась над всем фигура Девы Марии. Справа же открывались виды на аллеи, сады, кошек и балконы. Когда мы проплывали мимо ветшающих дворцов, перед входами которых из воды торчали украшенные красно-белыми или сине-белыми кольцами лодочные столбы, незнакомец наконец решил представиться нам по имени. Его звали месье Эль-Байд, он был французом, выросшим в Алжире, а потому африканского в нем было куда больше, чем французского. Как бы извиняясь, он сообщил в легком поклоне, что работает на фирму по переработке мусора.
Мы также представились и заверили, что не имеем ничего против переработки мусора. Тим даже сказал:
— Совсем наоборот, месье. Тот, кто живет так, что у него ничего не превращается в мусор, потому что все используется с повторной пользой, тот очень внимателен.
— Если бы все были такими внимательными, мы бы не смогли зарабатывать. — сказал, смеясь, месье Эль Байд.
Затем мы приблизились к мосту Риальто с базарами под двенадцатью арками и кишащими покупателями. Месье Эль-Байд, сидевший в передней части гондолы спиной по ходу движения, повернулся наполовину к мосту, наполовину к нам и сказал:
— Посмотрите на эти магазины, на эти базары. Они производят мусор в огромном количестве. Здесь все крутится вокруг денег и цен, торгов и прибыли. А когда вечером закрываются базары, господа, то остается так много мусора, отходов и ненужных объедков. И ни у кого больше нет ни времени, ни желания заботиться об этом. И, видите ли, я ничего не имею против. В конце концов, я здесь как раз ради мусора.
Тим хотел что-то сказать в ответ, но справа мы проезжали канал Рио-ди-Фонтего, и нам пришлось объяснить гондольеру, что мы хотим зайти в этот канал. Я сделал это на ломаном итальянском, и только когда наша гондола соскользнула в канал, Тим снова заговорил.
— Мне на ум приходит одна история, месье, в которой рассказывается о такой компании, как ваша. История даже связана с городом, по которому мы едем на гондоле — с Венецией. Потом я как-нибудь даже сделаю из него место действий для своих марионеток.
— Тогда, может быть, вам стоит рассказать эту историю, мистер… — месье Эль Байд запнулся и спросил. — Мистер Талер, не так ли?
Тим кивнул и сказал:
— Мне нравится рассказывать эту историю, тем более что... — он принюхался. — Тем более что Венеция начинает пахнуть канализацией. Вы не заметили?
Нам даже не нужно было принюхиваться, потому что, поскольку на Гранд-канале все еще пахло морем, запах канализации ударил в нос сразу после того, как мы вошли в боковой канал.
— Наверху дворцы, внизу канализация, — заметил Тим. Затем он сказал гондольеру, чтобы тот повел нас медленно, по своему усмотрению, так как ему есть что рассказать в деталях; и месье Эль Байд сказал:
— Итак, мы слушаем венецианскую историю, рассказанную в венецианской гондоле под плеск весел. — он поднял брови и развел руками. — Очень хорошо. Tres bien [«Очень хорошо» по-французски — переводч. ]
Затем, пока мы плавно скользили по каналам через высокие узкие городские каньоны, мимо лестниц, причалов и множества балконов, снова и снова встречая другие гондолы, с грузом или украшенные цветами с молодыми парами, Тим Талер рассказал нам историю:
"Хлам в ювелирном магазине, или только благодаря оправе отходы могут стать украшениями"
(продолжение следует)
—
Вторая часть из повести "Куклы Тима Талера, или проданное человеколюбие". Читайте целиком на канале по ссылке