Стена в три человеческих роста опоясывала дымный город, словно дохлый дракон. Шесть башен из кедра и лиственницы угрюмо торчали над зубчатым драконьим хребтом, бока его, облицованные керамической чешуей, источали жар. Земляной вал щерился острыми деревянными зубьями. В солнечном свете заметно было, как поблескивают над башнями медные колпаки аттарских застрельщиков. Слышались звуки труб и боевых рожков. Осадный лагерь стоял в двух плетрах от городских стен. Наилучшие не ожидали, что придется учинять такую долгую осаду. Победа, которую одержали они недавно, обернулась долгим и томным стоянием посреди пространной и голой равнины. Воины Камиша и Увегу жили скученно, в беспорядке. Все поля окрест Накиша были вытоптаны стадами этих бессмысленных, обозленных людей. Воздух был тяжел от гнилостного духа, сонмища мух толклись над грудами падали и нечистот. Отступая, аттары оставили обозы и великое множество раненых. Тех, кто не мог подняться с земли, камишцы, не думая долго, умертвили, прочих пленных разоружили и отправили в Хатор своим ходом. Вино и снедь аттары, уходя, щедро приправили ядом, и многие из людей Камиша и Увегу по недоумию своему отравились насмерть. Осталось в лагере немало украшений, рухляди, припасов и другого добра, награбленного во время похода, и поначалу победители на радостях устроили большой пир, истратив немало собственных припасов. Наутро многие из них не могли оторвать головы от земли, и, вернись сейчас Аттар-Руса с остатками своего войска, он, верно, причинил бы им немалый урон или даже обратил в бегство. Но великий лугаль скрылся за мертвой драконьей тушей, выжидая чего-то, ему одному известного.
Мало-помалу радость людей Пятиградия поутихла. Время шло, и страх креп в их сердцах. В горклом конопляном удушье костров редумы и баирумы передавали друг другу страшные слухи. Одни говорили, что на стороне Аттар-Русы бьются теперь злые духи — полулюди-полукони. Чудовища налетали на подвозы со снедью, отбивали скот и отравляли колодцы. Другие считали что Руса — колдун, который по ночам ходит по лагерю, умыкая дыхание спящих. Припасы между тем день ото дня таяли. Иные из воинов, оставшись без снеди, собирали дикие злаки, степной лук и пекли из них хлебы. От этой пищи их рвало желчью, с ними случались страшные видения, многие умирали в корчах. День за днем войско Камиша прореживал недуг. Сначала начался страшный понос, а следом объявилась черная горячка. Говорили, что Ночная гостья прибрала уже одного из Наилучших, а прочие истрачены недугом настолько, что не могут держать в руках рог. Таким увидел войско пяти городов Тиглат, когда в обществе двух проходимцев вышел к стенам Накиша.
Рядом с лагерем толпился пестрый базарный люд, так что на чужаков никто не обратил внимания. Нажитое торговцами добро громоздилось там и тут, словно стога сена. Возле одной из стоянок с рухлядью Тиглат остановился.
— Нам нельзя привлекать к себе внимание, — произнес он. — Ни с кем не разговаривай, саркан. Тебя могут распознать…
— С кем говорит змеиный жрец? — отозвался Утуку.
Тиглат огляделся. Сольпуга исчез. Окинув взглядом базар, северянин только плечами пожал: «Ушел, как жаль. Он бы нам пригодился…».
Вдвоем принялись бродить они по базару, выспрашивая и разведывая у продажных людей, что творится в лагере. Одни гнали от себя прочь праздных бродяг, иные, мучимые скукой, вступали в разговор, но от их слов все равно было мало проку — сплошь слухи да недомолвки. Скоро Утуку начал скрежетать зубами, Тиглат же в раздумьях присел на камень. Долгое время смотрел он на то, как тени проделывают свой путь по земле, постепенно укорачиваясь, истончаясь, бледнея…
— Я придумал! — воскликнул он наконец.
— Что ты придумал? — за его правым плечом вырос Сольпуга. Саркан был одет в плащ из цветного войлока с расшитым бисером капюшоном. На чреслах его красовался ремень из кожи, а за плечами трепыхался живой козленок. Тиглат уставился на островитянина недоуменным взглядом.
— Где ты все это… — начал было он.
— Украл, — праздно отозвался Сольпуга. Козленок подал голос, и саркан крепко тряхнул его.
— Украл? Что будет, если нас схватят? — испугался Тиглат.
Островитянин смерил его презрительным взглядом.
— Ты сказал, что придумал что-то, — произнес он.
— Как мы попадем за стены? — пробормотал Утуку. — У Накиша трое врат, но все они закрыты и охраняются. Муравей не проползет мимо аттарских баирумов. Мы-то покрупнее муравьев… Разве что нас впустят туда как желанных гостей?
— Да! Да! Верное говоришь! — Лицо Тиглата вновь прояснилось. — Будь у нас бубен или арфа…
— Держи… — Сольпуга перекинул козленка на плечи Утуку и, превратившись в рябую тень, исчез среди палаток. Желчный человек из страны Син присвистнул ему вдогонку. Через некоторое время саркан появился опять, на плече он нес целую связку инструментов — арфу с тремя струнами, пару кимвал, облезлый бубен и гладко ошкуренный шофар. На руках у него запеклись бурые разводы.
— Откуда… — спросил было Тиглат, но тут же одернул себя, выправился. — У меня появилась мысль, и это недурная мысль, как мне думается, — сказал он с видимым удовольствием.
Сольпуга плюнул себе под ноги, Утуку расплылся в довольной усмешке. Как был, с козленком на плечах, он подбежал к островитянину, выхватил из его связки шофар и принялся бойко бренчать на нем. Щеки синца раскраснелись, только нос и уши сохранили желтый оттенок, что сделало его лицо особенно неприятным. Тиглату оно напомнило посмертную маску. «Этот человек только притворяется живым, — подумал он. — Хорошо притворяется, но меня ему не провести».
Человек из страны Син играл и приплясывал, спутанный по ногам козленок жалобно мекал. Вокруг уже стали собираться праздные люди. Наконец Сольпуга, которому наскучили эти ужимки, ткнул Утуку кулаком в грудь. Тот с хриплым хохотом повалился на землю, разбив шофар о камень.
— Нам нужно приготовиться, — сказал саркан резко. — Я не хочу умереть под этими стенами.
На закате к Западным вратам Накиша подошла странная процессия. Впереди шел северянин. Играя на арфе, он пританцовывал, воспевая красоту и плодоносную силу Дилбат. Одесную его волочился угрюмый саркан, отбивая на барабане монотонный ритм, хорошо знакомый каждому гребцу. Желчный человек из страны Син гремел кимвалами, козленок, привязанный к его ноге бечевой, плелся следом, ковырял носом пыль и жалобно блеял.
Со стены раздался сердитый оклик:
— Идите прочь, соглядатаи!
— Мы прошли многие страны, миновали дикие земли для того только, чтобы воздать богине Дилбат нашу скромную жертву! — произнес Тиглат нараспев.
— Никого не велено подпускать к стенам, — произнес аттарский баирум, чернобородый тощий человек с голодной тенью под глазами. Свесившись со стены, он внимательно разглядывал путников.
— О, Благорожденный! — пропел Тиглат. — Ты можешь принести жертву от нашего имени?
Лицо стража после этих слов страдальчески исказилось, как у человека, стоящего перед мучительным выбором. Еще раз он пронзил всех троих пристальным взглядом и скрылся за стеной.
— Сейчас в нас полетят камни, — протявкал Утуку.
Тиглат только отмахнулся от него и сделал несколько шагов к воротам. Никто не бросил в него дротик, не метнул камня. У глинобитного основания стены в одной из круглых бойниц он приметил какое-то движение. Собравшись с духом, он прислонился к бойнице и услышал трусливый скорый шепот:
— На восточной стороне есть тайный лаз размером с горчичное зерно. Взрослый человек пролезет по нему, согнувшись вдвое. До третьей стражи я охраняю этот лаз. Когда прогремит третья стража — приходи к нему. Ты погонишь козленка через него — прямо ко мне в руки.
— А ты не обманешь меня, добрый человек? — спросил Тиглат. — Я хочу, чтобы козленок был предан всесожжению весь и не осталось никаких членов — ни целых, ни тем паче поврежденных.
— Что ты, что ты! — фыркнул стражник. — Как я могу обмануть паломников? Родная мать проклянет небо над моей головой!
Тиглат поблагодарил честного стража, кивком дав понять своим спутникам, что дело устроено, и все трое удалились.
Баирум же опять поднялся на стену. Его товарищ стоял рядом, сглатывая слюну. Оба провожали голодными взглядами козленка.
#темное фэнтези #псевдоистория #древний восток
Продолжение здесь: https://dzen.ru/a/ZdQdXS_hdxSmRVyh