-Ааа, -заревел Николай не своим голосом, ну гад, достану, берегись…
-Да тише ты, - шикнул Григорий, а метель во всю разыгралась. Он нащупал солому, свернул ее жгутом и поджег. Подойдя ближе к виселице, они ощупали уже окоченевший труп, вывернули карманы, но ничего не нашли.
Только на третьи сутки Петр пришел в себя. Ох ты голубчик ты мой, Петруша, что они с тобой окаянные сделали, - запричитала Агафья Илларионовна. Тут подошел Федор Митрич, сестры все были рядом, никто не отходил от кровати, даже лекарь сидел почти круглыми сутками.
-Ну сынок и напугал же ты нас, - сказал отец. Спасибо нашему спасителю, показывая на лекаря, - отдал низкий поклон ему Митрич. Уж в обиде не оставлю тебя родной, спас ты мне сына. Застыл ты сильно сынок и ребра поломаны, вон видишь, стянули тебя как простынями. Ну, давай скажи что-нибудь. Есть-то хочешь?
-Поесть бы батюшка, да мне идти надо. Сколько я пролежал? Там дела есть у меня, да и Кузьмич болеет, один он там сейчас, трудно ему.
-Ишь, все помнит, а мы уж думали и память у тебя отшибло, не дай бог. Никуда ты не пойдешь, справятся без тебя. Ты еще с кровати не вставал, сначала это попробуй, а потом уж, о работе думай. Прасковья накрывай на стол, обедать вместе с сыном будем, - распорядился повеселевший Митрич. Петр встал, слегка покачиваясь, подошел к столу и едва не упал, сел на стул.
-Ну вот, а говоришь пойду. Никуда ты не пойдешь, - настаивал на своем отец.
-Петруша, миленький не ходи ты к ним, забьют они тебя до смерти, - обхватив брата, расплакалась младшая Настасьюшка, тут и Нюра не отстала.
-Не пустим мы тебя Петя, за что они так с тобой? – причитали сестры.
-Ну ладно, ладно милые мои. Садитесь. Вон вы какие уже у меня, выросли- то как, а? – Заулыбался брат. Я чуть не проспал, - рассмеялся он, обнимая своих сестер. Не ровен час скоро замуж будем выдавать, а бать? Что скажешь? Вот заработаю. Поставим мельницу и заживем, - все веселее становился Петро и все домашние вместе с прислугой, приходили в хорошее расположение духа.
Прасковья всех позвала отобедать мясной похлебкой, с картофелем, капустой. Подала и жаркое, приготовленное в печи. Сочное у нее получалось всегда жаркое, присаливала она его в конце жарки, так, говорила Прасковья, в нем больше сока сохраниться, а соль вытягивает сок.
-Ну Прасковья, а винца, сын – то Слава Богу жив и почти здоров. За это надо, - улыбался Федор Митрич и Агафьюшка пригубит за сына-то, - ласково посмотрел он на свою жену.
-Батюшка, а у нас гости, - глядя в окно, удивленно проговорила Нюра.
-Кого это к нам, мы никого не ждали, - сказал Митрич, встал из-за стола и пошел на встречу. Ворота уже открывали. В санях долго кто-то копошился и взяв тяжелый с виду мешок, вошел во двор. Это был младший сын Тимофея Мироныча, Иван.
-Здорово живете, Федор Митрич, низко поклонившись, приветствовал хозяина молодой человек. А я вот попроведовать Петра приехал, батюшка послал. Вот гостинцы прислал.
-Ну, коль попроведовать, так проходи, милости просим. Как раз к обеду подоспел. А у нас вот радость, Петро только встал на ноги, к столу вот сам подошел, поесть попросил. Ох уж как мы все рады, что жив наш сынок. А ты проходи, присаживайся с нами. Нюра с Настасьей сели возле матери, Петро сидел рядом с отцом, Ивану, как гостю, тоже отвели почетное место.
-Это все вам вот тут, - растерянно проговорил Иван, да вот еще Петро, деньги, что отняли у тебя и на лекаря тут тоже батюшка дал. Он протянул денежный мешочек Федору Митричу.
-Ты садись, садись к столу Иван, отобедай, чем Бог послал. Потом поговорим о деньгах. Только тут Иван увидел сестер Петровых. Особенно он не мог оторвать глаз от Нюры. Уж больно она была хороша. Черноброва, кареглаза. Слегка вздернутый носик, делал ее еще более привлекательной и веселой. Алые губы, сама белая из себя красивая, цветет молодостью. Она заметила пристальный взгляд парня и опустила глаза, заметил и Петро.
Он слегка улыбнулся и тоже посмотрел на Нюру; « мол, вот говорил же, что замуж выдадим и вот»… Нюра была среднего роста, хрупкого сложения. Вся утонченная, изящная. Говорили уже на селе: «Вон какая невеста у Федора Митрича. -Да больно гордая. -Ласково взглянуть ни на кого не хочет». В отличие от своей младшей сестры, которая уже была повыше ее на полголовы в свои пятнадцать лет. С веснушками на румяных, с ямочками щеках. Светловолосая и видно шустрая. Так и не сиделось ей спокойно. Вела себя она непринужденно, чего не скажешь о старшей сестре. Так и норовила что-нибудь спросить у Ивана.
-Настенька, угомонись милая, дай гостю опомниться, пусть поест, а ты Ванюша, не обращай на нее внимание, она у нас такая, бойкая, - Проворковала Агафья Ильинична. Петр ел за десятерых.
-Ну и аппетит у тебя братец, - опять встряла Настенька. Нюра дернула ее за платье, та присмирела.
-Иван да ешь ты, просверлишь взглядом мою сестру, дырки во лбу будут, - пробовал пошутить Петро. Видно было, что силы у него появляются. Иван покраснел, не ожидал он такой прямолинейности от Петра, но это даже и лучше. Пусть знают. Зато скрываться не будет. Открытый он человек, такой уж уродился, добряк. Нюра вся зарделась, наклонив голову еще ниже.
-Ну молодежь, потешились, хватит, - сказал Федор Митрич. Что Иван, говоришь деньги на лекаря. А я вот что скажу, долг за работу Петра возьму, а остальное, отвезешь назад, отцу отдашь. Нам чужого не надо. Петро вот собирается снова идти к вам, да я его не пускаю. Думаю, нечего ему у вас делать. А за то, что беспокоитесь, благодарствуем. А разговор у нас еще будет. Войны я не хочу, мы люди мирные, но не все у нас еще улажено. Мой сын конокрадом слыть не будет. Вот такой мой сказ, - отрезал Федор Митрич.
-Батя, я поеду с Иваном, мне надо. Я там сразу не буду много работать, Кузьмич поможет. Как он, кстати? – Спросил он у Ивана.
-Поклон слал, переживает за тебя и Марфуша и все мы переживали за тебя Петро. Рад, что тебе лучше. Если можешь, поехали, сам смотри. Как не отговаривал Петра отец, не смог. На своем стоял тот. Надо и все тут.
-Ну, смотрите Иван и передай отцу и братьям, что разговор у нас еще будет. А ты бравый парень. Живи дальше по совести. Благодарствую Федор Митрич, Иван поклонился в пояс всем и задержав свой взгляд на Нюре, ей поклонился отдельно.
Иван уже знал, что лошадь находится в соседней деревне, знал, что ее еще не продали. Что-то не получается у братьев. Думал, как сказать об этом Петру. Ту же думу и Петро обдумывал, помнил он услышанный разговор братьев, когда они его оставили в снегу, в чистом поле. Видно думали, что уж и не живой, а оно вон как вышло. Ехали молча. Каждый думал свое и не знали, что оба думают об одном.
Долго и Тимофей Мироныч размышлял над рассказами Соколовых. «Ни стыда ни совести у них нет. -Чтобы оголить плечи»… Он как представил себе Алену с голыми плечами, аж сплюнул. Встал и стал ходить взад вперед.
-Чего ты батюшка-кормилец? Не спится тебе?- спросила Ефросинья Никитишна.
-А тебе спится?
-Нет, не могу и я уснуть, как подумаю, на поруганье отдаем дочь, так все внутри клокочет. Но твоя воля Мироныч и залилась слезами.
-Хватит тебе реветь, всех перебудим, - зашептал муж. Хорошо, что сейчас распознали. Нет. Не получат они Алену. Не дам посрамить дочь свою. А она бедненькая как чуяла. Иди спи, утром видно будет, - уже мягче заговорил он с Ефросиньей.
-Ох, кормилец ты наш, какой груз ты снял с сердца моего и кланяясь мужу в пояс, пошла на свою кровать.
Знали братья, что долго не удержать в сарае лошадь, не любят они без человека или хотя бы еще была одна. Может занервничать да и заржать, что тогда? А услышат кто?
- Сегодня уже трое суток Николай, что думаешь? – Спросил Григорий. Обещался на следующий день забрать и что? Ты где с ним должен был встретиться?
-Там же у Василя. Ездил я к нему вчерась. Он и сам в сарай перебрался, спит на сене, тулуп ему отвез, холодно там хоть и дыры закрыл.
-Сижу себе тихо, попиваю бражку, закуску ты мне хорошую привез, благодарствую. Давно так не барствовал, - признается Василь, да как услышал ржание, меня так и подорвало с места, бегом в сарай. Разговариваю, поглажу ее и присмиреет. Так и пришлось перебраться, - разжалобился он мне.
- Браги ему привез. Но пьет в меру. Еды, вон сколько наготовлено, отвез ему. Не было, говорит никого. Что он крутит этот бандюга, что-то хитрит. – мыслил вслух Николай. Ссыльный он. На базаре познакомился с ним. Вижу, ходит приторговывается то одно спросит, то другое. А тут подошел к мясной лавке и конину спрашивает. Казах говорит я, люблю конину .
Да у нас ее и в помине сейчас нет. Ты знаешь, что за это будет? Здеся строго у нас с этим,- объясняет ему лавочник.
-Строго так строго и отошел. Ну, я подошел к нему, отвел в сторону и спросил, а как насчет хорошей лошадке не на мясо, а так продать, чтобы она в деле была. Жалко на мясо, хорошая лошадь. У него и загорелись глазки-то. Ну, слово за слово и договорились.
Когда к Василю отвели ее, я сразу не сказал ему где будет стоять лошадь, думаю надурит, ссыльный и есть ссыльный. Велел ему сюда прийти. Вот он и пришел тогда под утро. Все разошлись спать после застолья, я вышел к нему. Думал он мне деньги, а ему скажу, где лошадь. Нет говорит, посмотрю, потом и обменяемся на месте.
-Далеко отсюда? - Спрашивает он.
-Версты две.
Я говорит, дам тебе знать через день, два.
-Не я один тут, надо потолковать кое с кем. -Тут же недалеко Турки, в лошадях нуждаются, сам понимаешь, - разоткровенничался он. Все это дело тонкое, понимаешь… В табун ее надо для начала, а потом... На том и разошлись.
-Что-то у самого на душе не спокойно, ночью давай сходим, поглядим что там, не окалел ли наш Васька в сарае. Да еще браги ему прихватим.
-Батя Ивана на перемирие послал к Митричу, слыхал? – Спросил Гришка брата.
-Слыхал, крепкий орешек оказался, думал, Богу душу отдал.
-Живуч, гнида, - сквозь зубы процедил Григорий.
Ладно, чуть стемнеет, пойдем. Лучше на санях, так быстрее будет, батя не успеет спохватиться, да и завьюжило. Еще гости, скорее бы они уже съехали. Видать не быть Аленке женой этого, вертлявого. Да и бати он не по нраву. Уж она обрадуется. Видал, сидела и ни разу не взглянула на него, да и он холодком. Женитьба – то ему не больно и нужна, - как будто сам с собой разговаривал Николай.
-Запрягай по тихому, Кузьмичу пригрози, а то он смелый что-то стал. Волком глядеть научился, приструнить бы его не мешало… - Продолжал Николай
-Да слышишь ты меня, аль нет? – Спросил он обернувшись. Григорий молча, что-то складывал в мешок.
- Слышу, - отозвался он. Пойдем. С Богом. До села они добрались быстро. Сани поставили чуть дальше от сарая. Григорий вошел в хату, окликнул, там темень, никто не отозвался. Николай, взяв мешок с провизией, шел сразу к сараю.
-Я же тебе сказал, он в сарае живет пока лошадь там. Но почему открыты двери, метель во дворе. Вот сукин сын! Все выстудит и лампа не горит…
-Спички взял? – Спросил он.
-Они завсегда при мне, - ответил Гришка.
- Ну, так свети, с нетерпением приказал тот.
-Ах ты гнида, - воскликнул Николай, лошадь, где лошадь? Григорий свети получше, чего ты возишься.
-Да свечу, они отсырели видно, ойкнув, на что-то наткнувшись, - молвил Гри шка
-Николай, смотри, - удивленно произнес Григорий. Во дела-то! Перед ними под потолком висел Василь.
-Ааа, -заревел Николай не своим голосом, ну гад, достану, берегись…
-Да тише ты, а метель во всю разыгралась. Григорий нащупал солому, свернул ее жгутом и поджег. Подойдя ближе к виселице, они ощупали уже окоченевший труп, вывернули карманы, но ничего не нашли.
-Поехали, а то хватятся нас. Пусть висит, кто-нибудь хватится, снимет. Выпить придут дружки… Не знали тогда братья, что за ними почти след в след ехали другие сани…
Продолжение следует…