В Бору, нашем поселке, Верку Погодину считали безголовой. Да и как иначе? Сами посудите: бабе четвертый десяток шел, ребенок имелся, а ума как не было, так и нет. Ладно, своей честью не дорожит (Господи, о какой чести идет речь в нашем веке), так хоть бы сыночка Родьку пожалела, мужа пожалела бы, зараза такая!
Поселок у нас небольшой, километра два в длину. Гусеницей стелется вдоль дороги, на дорогу приветливо поглядывая. Раньше это деревня была. Хорошая такая, чистенькая, и дворы опрятные. А как в тридцатых годах государство взялось за освоение бокситовых рудников, да завод начало строить, да город при нем, так и деревеньку в оборот взяло.
Выросли в деревне кирпичные многоквартирные дома, клуб аховый отстроили, котельную, детский сад, школу, магазины… В общем, образцовый совхоз высокой культуры. Некоторым этот совхоз, как собаке пятая нога. Но в основном, люди были, конечно, довольны. А что плохого? Тротуары асфальтированные, в магазинах все есть, даже того, чего в городе нет – есть. За водой на колодец ходить не надо, с заготовкой дров – никаких тебе мучений. Квартира! Все под рукой. И туалет теплый, и ванна – живи, как буржуй, и в ус не дуй!
Потянулись, конечно, в совхоз работники. Народ разный. Многонациональный. А что? Трехкомнатные хоромы дают – бери, да радуйся. Только трудись. На новеньком животноводческом комплексе даже сауну с бассейном отгрохали – сама, доярка, плавай, семью приводи, детишек! Хорошо! Вот многие сейчас советскую власть ругают, а я скажу: не на что поселковым жаловаться было – для них коммунизм уже наступил.
И приехала в Бор молодая семейная пара. Явились они из Кишинёва, богатого и шумного города. Местные понять не могли: ну что забыли они здесь? Потом выяснилось. Муж Веры, Серега Погодин, был чистокровным русаком с рязанской мордой. Из армии возвращался с другом. Тот его к себе в гости заманил. Там он эту Веру встретил. И женился. И увез Веруню на Родину. В Рязанское село сначала, а потом сюда, поближе к Ленинграду перебрался.
Вера Чаруну (это девичья фамилия) была настоящей смуглянкой-молдаванкой. Красив-а-а-а-я, жуть. Волосы – смоль, густые, длинные, тяжелые. Глаза – огневые, громадные, затягивают в себя, как омуты на торфяных болотах. Губы алеют и без помады. Зубы ровные, шея тонкая, ноги длинные… Статная такая – не баба, а кобылица из сказки Ершова. И норов дикий – не подходи – обожжет!
На фоне наших девиц – ну как бабочка-махаон среди капустниц. Серега, понятно, рядом с такой, как с боку-припеку. Белесый, конопатый, с рыжими ресницами. Правда, фигурой мужика Бог не обидел – крепкий, высоченный, косая сажень в плечах. И характером не в пример супруге – спокойный как удав. Работает – любо-дорого на него смотреть. Тракторист, а всегда чистенький, опрятный. Ухаживает, поди, женка за Сергеем, хотя сама… распустеха, я вам честно скажу. Как на духу!
Вечно волосья распущены, вечно она ими трясет! Такую гриву подобрать бы! Еще живы были бабки, которые без платка на улицу выходить не смели. Уж привыкли к новым модам, но к этому привыкнуть не могли. Вот и плевались вслед росомахе этакой. А Верке начхать на старушечьи плевки, она еще и цветок какой воткнет в космы – красиво ей!
Колец, бус на шее, как на цыганке! И грудь наружу! Ну это вообще – ни в какие ворота! Ведь среди людей живет. На ферме наклонится – у скотников глаза с пятаки размером! Жены скотников возмущаться начали, потребовали у директора комплекса убрать это похабство с глаз долой!
Пришлось беседу проводить. Строгую. С мужем вести разговоры о совести и приличиях. Серега молчал, да улыбался. Бабам бросал обидное:
- Не завидуйте, товарищи женщины. Не надо. Ее не переделаешь.
Ну, доярки, само собой, на Серегу вилы:
- Мы те щас покажем зависть, мы те щас устроим! Укороти жену! Или мы ее укоротим!
Тот посмеивался лишь.
А вот и не надо было посмеиваться! Надо было иногда к бабонькам прислушиваться! Они, жизнью битые, опыта поболе имеют! И не все из них – злые сплетницы!
Сергей взял у совхоза ссуду на постройку дома. Жить в благополучной квартире ему не хотелось совсем.
- Ну не могу я! Давит, как тесный сапог, давят на меня стены. А в доме простор, воля! Огородик под боком опять же! Яблони посажу! Сливы! Верка вина наделает. У них там под Кишиневым не вино, а мед, я вам скажу, мужики! Пьешь целый день, а голова ясная-ясная. И на душе хмель такой приятный, и не злишься ни на кого, и не дерешься… Нам бы такого вина, дак и горя бы не знали!
- Так у нас ведь продают! – удивлялись мужики, портвейны всякие, пьем ведь!
- Да то, что тут продают, с теми винами, что я пробовал, и рядом не стояли! – возмущался Серега, - эту бурду нюхать даже нельзя! Ничего, ничего, обустроюсь, обязательно вас угощу.
И так он упорно взялся за строительство дома, так вклинился в работу, что завидки брали. Мужики, ясен пень, разбаловались. Ничего делать не надо – на работу ходи только, да план выполняй. Они и рады. Раньше так вот погуляешь – и привет! Печь топить нечем, жрать нечего. Гуляй, Вася. Мерзни в подворотнях. Дома ведь и околеть можно.
А теперь – красота. Можно до ночи у пивнушки с дружками околачиваться. Скотины тоже не надо – в магазине и молоко, и сметана в развес продаются, и масло, и сыры. За мясом придется, конечно, погоняться, так ведь техника на что? Там подкалымил на казенном самосвале, здесь чего-то упер - глядишь, и выделят тебе добрый кусман убоины. Шмякни жене половину свиньи, и пусть она от тебя отвяжется навеки!
А Сергей просто старорежимным каким-то был. За год управился со своим теремком! За второй двор отстроил: и сарайки, и дровеник, и гараж у него, и хлев. Чего только нет! И Верка, как королева, по двору юбкой метет! Ну достанется же такой растрепе счастье!
Серега умный. Не успела Верка к хоромам привыкнуть, как накинул муж на нее ярмо. Пузатая стала! А родив, немножко присмирела. Волосы вокруг головы обвила, затянулась вся. Грудь прикрыла, чтобы не застудить. Выхаживала с коляской, как пава. Теперь-то можно было выхаживать – декретный отпуск!
Ребятенка назвали Родионом, Родькой. Такой хорошенький мальчишечка получился, прелесть! Весь в мамку, от отца разве только спокойный нрав перенял. Никогда от него ни нытья, ни хныканья не услышишь. Все, конечно, любовались мальчиком. Вере это приятно было. Она и баловала Родьку, и наряжала.
- Жалко, что мальчика не сильно нарядишь, - иногда жаловалась, - и косы не заплетешь ему. А волосы-то какие, а ресницы…
Верка, жалеючи, сокрушенно разглядывала своего малыша, потом, тряхнув головой, заключала:
- Н-э-э-э-т, не надо девку! Девке разве жизнь? Отдадут замуж за нелюбимого, и будет маяться всю жизнь!
Ну, все вокруг ахали:
- Да что у нас, Вера, крепостное право, что ли? Да разве Серега дочку бы насильно замуж отдал?
А Вера глазами к-а-а-а-к блеснет!
- Он насильно замуж взял! И этого достаточно!
Крутнула коляску и из магазина вышла.
Потихоньку Сергей скотинкой начал обзаводиться. Родика в ясли отправили. Верка на ферму вернулась. Ну и дома тоже полно работы. Птица галдит, поросята хрюкают, полный порядок! Мрачная ходит. Усталая.
- Закабалил меня этот капиталист! С Родькой поиграть некогда! – жаловалась в магазине.
Женщины сочувствовали и завидовали. На Верке цепочка не цепочка, кольцо не кольцо, вся в обновах, вся в серебре-золоте, конфеты берет самолучшие, на цены не смотрит. С Танькой-спекулянткой сдружилась! Та тоже, сплетница не из последних:
- У Погодиных телевизор цветной, стенка финская, все в коврах, только что на потолке ковер не висит! Это в избе, девки, представляете, представляете? Шмотки хапнет, не торгуясь! Джинсы купила, да три кофточки, да платьев, да…
- И что выкобенивается? – Судачили бабы, - мужик достался зо-ло-той, не то, что наши алкаши! Тьфу ты, прости нас, грешных!
А потом случилось вот что.
Затесался в наш поселок еще один работник. Красавец! Ну, глаз не отвести. Брюнет! Голова курчавая, глаза – синие-синие, прямо синь небесная! Сам стройный и гибкий, улыбнется, так у всякой женщины, и молодой и пожилой ноги подкашиваются. И у холостых и у замужних грех в голове крутится. И не специально даже, а вот нечаянно как-то, борчанки прихорашиваться начали. Одеваться. Волосы на бигуди завивать.
Все ждали: попадется на глаза этакому молодцу наша Верка – не сносить тому головы. Втюрится! Ни он в нее, так она – в него! А видно – парень – не северная косточка, не русских кровей. И имя такое – Цуркан, и фамилия – Бойко. То ли болгарин, то ли молдаванин. Ой, что делается!
Автор: Анна Лебедева
