Наш второй день питерских новогодних каникул мы решили целиком посвятить Русскому музею — очень давно мы там не были, к тому же дополнительным стимулом стала проходившая там большая выставка к 175-летию Василия Ивановича Сурикова. Так что о визите в музей мечталось ещё из Тулы.
Мы намеревались успеть к открытию, однако, подгоняемые нешуточным морозом, до канала Грибоедова мы добрались даже раньше, и уже застали небольшую очередь у дверей корпуса Бенуа. Ещё целых пятнадцать минут ожидали открытия музея.
Хотели было купить вместе с билетом на выставку Сурикова единый билет в Русский музей и его корпус Бенуа. Но оказалось, что вход на основную экспозицию отсюда перекрыт, а единые билеты продаются только в Михайловском дворце.
Как же верно мы поступили, придя на выставку к открытию! Это позволило нам начать осмотр без особой толчеи. Мы разглядывали картины, пользуясь возможностью изучить живопись Сурикова детально — каким ещё образом возможно увидеть подробно технику, как не стоя непосредственно перед холстом? И, полюбовавшись работой в целом, мы принимались снимать фрагменты, детали, живописную мозаику, открывающуюся при близком рассматривании холста. Это было так увлекательно, что мы не сразу заметили, как по мере течения времени залы наполняются посетителями всё плотнее. И, заметив, порадовались, что успели многое увидеть в почти камерной обстановке!
Мы с интересом изучали и масштабные полотна с многофигурными композициями, и совсем небольшие, но очень звонкие и точные по цвету и рисунку этюды.
Учиться в Академии нужно, но не очень следовать за указаниями академиков. Искусство — оно большое, и ему не вместиться в академических стенах.
Разглядывали лица и фигуры изображённых людей, читали истории персонажей и событий. «Вот как начнешь изучать фамильные портреты, так и уверуешь в переселение душ». Никого не напоминает?
Особенно если вспомнить, что на следующем портрете старшая дочь живописца, который стал наставником её мужа Петра Кончаловского — создателя объединения художников «Бубновый валет», а также родоначальника знаменитой династии Михалковых-Кончаловских.
Портрет молодой девушки с густыми волосами и ярким румянцем — воплощение излюбленного Суриковым типа женской красоты... Недавно было установлено, что на портрете изображена Галина Анатольевна Добринская (в замужестве Ченцова) — знакомая Сурикова. В 1910-е годы, когда Суриков общался в Москве с семьёй Добринских, она училась на историко-филологическом факультете Высших женских курсов и занималась балетной студии Михаила Мордкина.
Мы, может, и не стали бы так акцентироваться на ней, если бы она не стала моделью для ещё двух очень ярких картин Сурикова.
От громадного холста, изображающего битву Ермака за Сибирь,
и до маленьких этюдов с четырьмя Вселенскими соборами — эскизов росписи храма Христа Спасителя в Москве — всё было полно истории и звало снова и снова возвращаться, и разглядывать, и обнаруживать что-то новое…
Строительство и взятие снежных городков являлось в Сибири традиционной казачьей забавой на Масленицу... Сценарий игры подразумевал наличие двух команд — пешей, которая защищала возведённую накануне снежную крепость, и верховой, которая крепость атаковала. Суриков изобразил на картине кульминационный момент: один из всадников, несмотря на усилия защитников, прорывается к снежным воротам и разрушает их, сбивая ловким жестом вылепленную из снега фигуру коня. Потом победителей чествовали: вначале их купали в снегу, а затем уносили в дом отпаивать вином.
Мы многое снимали на память, отплясывая по залам сложные танцы — в стремлении поймать ракурс с минимальным количеством бликов. Фотографировать живопись — непростая задача, особенно в выставочной полутьме, но зато в процессе этой фотоохоты мы снова открывали для себя завораживающие фрагменты, фигуры, лица… Если уж не снять картину целиком — так хоть запечатлеть эти удивительные детали! Чего стоят, к примеру, лица персонажей полотна «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Вереники и проконсула Феста» (1875)!
Обидно только, что имея большой архив графики Сурикова, кураторы показали так мало акварелей, отметив при этом на стендах, что он был прекрасным рисовальщиком. Те рисунки, что на выставке показали, и правда впечатляют — хотелось ещё больше.
В отличие от живописи, с которой Суриков выходил к широкой публике, графика, прежде всего акварель, оставалась преимущественно интимной областью творчества художника, заветным уголком в мастерской, куда доступ дозволялся немногим. Здесь, по словам знаменитого искусствоведа и критика Абрама Эфроса, «его тяжёлый гений обёртывался блестящим талантом», который как и в живописи, находился в состоянии неустанного развития. И если акварели Сурикова первой половины 1870-х годов, написанных ещё в пору учёбы в Императорской Академии, выдавали в нём верного ученика Павла Чистякова и последователя жанристов-шестидесятников, то произведения, созданные в конце жизни, особенно во время путешествия в 1910 году с Петром Кончаловским во Францию и Испанию, своей цветовой экспрессией и лапидарностью изобразительных приёмов обнаружили близость поискам, увлекавшим тогдашнюю молодёжь. А между этими хронологическими полюсами было несколько десятилетий увлечённой работы, подаривших русскому искусству ряд шедевров в области портрета и книжной иллюстрации...
И до того мы увлеклись Суриковым, что время до обеда пролетело совсем незаметно. Так что, когда мы наконец выбрались на мороз Питерского дня, и добежали до Михайловского дворца — на воротах нас встретила табличка, оповещающая о том, что билетов на сегодня нет и не будет.
И мы снова направились к Михайловскому замку...
Санкт-Петербург, 3 января 2024 г.
ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ...
