Ленар Ахметов о новой выставке в «БИЗONе», влиянии Хундертвассера и перспективах национального искусства
На выставке «Взгляни на дом свой, ангел» в казанской галерее современного искусства «БИЗON» художник Ленар Ахметов представил грандиозный 6-метровый полиптих «Дежавю» и новые серии работ, выполненные в уникальной технике — мастер использует голографическую и зеркальную пленки. В беседе с куратором выставки он рассказал, как в Русском музее увидел в фольклорных орнаментах своеобразную «ленту новостей» наших предков, вспомнил о своем бэкграунде уличного художника, объяснил, как использование обычной изоленты может стать смелым графическим ходом, и назвал перспективных художников из Татарстана, на которых обязательно нужно обратить внимание.
«Первое, что пришло в голову: «Неужели это я сделал?»
— Ленар, зрителей выставки «Взгляни на дом свой, ангел» особо впечатляет 6-метровый полиптих «Дежавю», над которым вы работали 1,5 года. Название отсылает к тому, что автор и зритель чувствуют себя сопричастными к той эпохе, которая была задолго до их появления на свет…
— Да, собирательный образ старого мира меня всегда привлекал. Наверное, повлияли детские впечатления, мое увлечение архитектурой. Мне нравится, как выглядят здания Восточной Европы, возведенные в начале прошлого века, люблю фасады Санкт-Петербурга. Изображаемый мною город не современный, это не хай-тек, а именно классика. Отсюда и название — словно я однажды уже был там, одновременно с этим испытываю сожаление, что не могу вновь оказаться. Хотелось передать ощущение тепла от этого нетехногенного мира, запечатлеть его, как на старой черно-белой фотопленке. Поэтому работа получилась монохромной.
Когда-то у меня была серия винтажной графики со старыми паровозами, которых никогда не было в действительности, — они выглядели как проект секретного конструкторского бюро. Я до сих пор езжу на старой машине — автомобиль надежный, мне нравится думать, что он весит две тонны — там сплошное железо, минимум пластика.
— Хоть вы и не были в этом старом мире, все же по нему скучаете, верно?
— Честно говоря, да. На современного человека влияет мощный информационный поток. Иногда просто не успеваешь отвлечься, чтобы неспешно посозерцать, подумать. Многие погрязли в виртуальном мире, ощущают острую потребность в чем-то настоящем, естественном. Возвращаясь к теме архитектуры — меня радует, что Казань начала меняться, все чаще в строительстве используются натуральные материалы. Все-таки это очень приятно, когда ты ощущаешь, например, настоящее дерево, металл, стекло, кирпич.
Создавая «Дежавю», я не ставил цель оказаться в прошлом или в будущем. Это явление свойственно многим старым городам — в Казани, например, сохранились аутентичные дворики, попадая в которые не сразу понимаешь, в каком году оказался. Сегодня такие места могут служить декорациями для исторических фильмов. Они очень уютные и навевают ностальгию.
— А еще в «Дежавю» интересно изучать горожан. Они полноценные действующие лица. Вы закладывали для каждого из них некую историю?
— Да, этой целый мир! Без жителей это был бы мертвый город. Поэтому вот, например, встретились девушка и молодой человек. Рядом стоит бутылка шампанского и два фужера. Теоретически это либо свидание, либо день рождения. Можно заглядывать в окна домов, видеть в них жизнь — полки с книгами, накрытые столы, домашние питомцы. Я словно жил 1,5 года в этом пространстве «Дежавю» рядом с этими героями и проникся каждой мини-историей. Рекомендую зрителям внимательнее изучить каждого персонажа — интересно, какие истории увидят они.
— Особенно мне нравится образ девушки на мотобайке.
— Да, если допустить, что это условно 30-е годы прошлого века, то выглядит она крайне революционно, это вызов для того времени.
— В «Дежавю» сознательно была выбрана строгая черно-белая графика?
— Да, мне хотелось добавить цвет лишь в тех местах, где есть вода, ориентируясь на принципы нуарного кино, где при помощи определенного цвета расставляются акценты. Помните в легендарном фильме «Бойцовая рыбка» в цвете показывали только аквариумных рыбок?
— У вас есть уникальный авторский метод, благодаря которому вода, например, в «Дежавю» удивительным образом переливается. Как достичь такого эффекта?
— Я применяю голографические и зеркальные пленки, пейнт-маркеры, пластик, иногда фольгу. За счет этого получается такой блеск. В «Дежавю» я использовал фольгу с эффектом морозного стекла — когда наклеиваешь ее на витражную пленку, возникает ощущение водной ряби. Здесь важно объемно-пространственное мышление, когда ты можешь нарисовать дом с разных, порой неожиданных, ракурсов. Мне помог опыт работы в московской ландшафтной компании — я рисовал там малые архитектурные формы. Внимательно наблюдал за тем, как педагог из МАРХИ Вячеслав Лабзин рисует, меня это вдохновляло.
— Какие чувства были, когда все 8 секций образовали единое произведение и вы увидели полиптих целиком?
— Это невероятные ощущения! Первое, что пришло в голову: «Неужели это я сделал?» «Дежавю» создавалось частями и долгое время сохранялась интрига, каким будет общее впечатление. Окончательно работа заиграла, когда был выставлен свет, появилась возможность внимательно разглядеть все ее детали.
«Это новости того времени, просто мы их воспринимаем как орнамент»
— Облик нового мира представлен в вашей новой серии «Красные линии». Название отсылает нас к тому, что это графика красным по белому, или же речь идет о запретных линиях и стоп-факторах?
— Да, само название «Красные линии» отсылает к манере исполнения — в этой серии все красным по белому. Эти цвета присущи славянским народам, финно-угорским. У татар несколько иная гамма, но в этой серии применяется чисто татарская техника шамаиль, снова используется фольга. На эти работы меня вдохновила выставка в Русском музее — там я увидел экспозицию с национальной вышивкой, и, глядя на расшитые узорами полотенца, подумалось, что именно так могла выглядеть лента новостей в древности. Стоят дома с резными окнами, наши предки катаются на лошадях, петушки бегают в огороде… Это новости того времени, просто мы их воспринимаем как орнамент, а на самом деле это своеобразные бытовые зарисовки красными нитками на белом полотне.
Так появилась идея запечатлеть события последних лет в подобном орнаменте. Это моя реакция на актуальную повестку, а фольклорный орнамент позволил мне сделать емкое художественное высказывание — это куда интереснее, чем если бы это было реалистичное изображение. Совершенно справедливо вспоминается и термин «красная линия», который в последнее время мы слышим часто. Что может произойти за пределами этих «красных линий»? Где их предел?
Мне также было важно напомнить, что границы между народами условны, все мы находимся в одном этнокультурном пространстве, нас объединяет одна планета, наш общий дом, которому постоянно угрожает опасность.
— Да, поэтому название выставки к теме дома нас и отсылает.
— Конечно, возможно, через язык культуры однажды произойдет примирение между Востоком и Западом, я вижу только такой выход. В советское время, например, дипломаты из Москвы перед встречей с иностранными коллегами показывали им фильмы Леонида Гайдая — так они располагали к себе через культуру, через кино. Фольклорные орнаменты — часть нашего культурного кода, но эти традиции нуждаются в разумном переосмыслении. В моих узорах можно увидеть реальные паттерны времени, это своеобразный исторический документ. Любопытно спустя несколько лет будет отследить, какими окажутся новые символы российской действительности.
— В серии «Красные линии» неожиданно появляется образ девушки в стрингах. Что она символизирует? Это ведь не просто провокация?
— Она воплощает жену, мать, подругу. Все в тех же узорах мы видим военный парад, и этот контраст словно отсылает нас к знаменитому лозунгу 60-х: make love, not war. Мне нравится это противопоставление — жесткая, угловатая техника и изящная фигура девушки. В человеке нет углов, он выглядит естественно, а конфликты, которые постоянно разгораются в разных уголках планеты, противоестественны.
— Молодой казанский медиахудожник Рамиль Резванов на основе серии «Красные линии» создал диджитал-арт. Его цифровое произведение в какой-то степени идеологически продолжает ваше художественное высказывание?
— Для меня это было неожиданно — получилась мощная коллаборация. Летом я вошел в экспертный совет open-call галереи «БИЗON» и еще тогда обратил внимание на портфолио Резванова, у него любопытные эксперименты в диджитал-арте. В его новой работе много надежд: ракеты из «Красных линий» превращаются в воздушных змеев, а оружие — в цветы. Мне очень понравился такой поворот и его творческий посыл.
— Хорошая находка — использование изоленты в одноименной серии. Как появилась эта идея?
— Этот материал почему-то как изобразительное средство не используется, хотя в самом названии уже есть слова «изо» (изобразительное то есть) и «лента». Мне показалось, что это может быть смелым графическим ходом. Тем более изоленты бывают разных цветов, толщины и длины. Я стал делать полигональные линии вокруг птиц, и получился какой-то невероятный эффект, потому что изолента находится на передней плоскости стекла, и возникает особое чувство глубины, пространства.
— В этой серии изображены птицы, но до конца непонятно, сбиваются ли они в стаи или, наоборот, разлетаются. Какова авторская трактовка?
— Птицы — это символ души человеческой и, конечно, свободы. Здорово, что в галерее «БИЗОN» они соседствуют с работами Рината Миннебаева, ведь он смотрит на города с высоты птичьего полета. Так наши произведения вступают в некий художественный диалог. Траектория их полета в этой серии не так важна. Обратите внимание, что птицы находятся за гранями крупных линий. Я сделал это намеренно, чтобы донести важный посыл — чувство свободы можно сохранить даже в тех случаях, когда кажется, что ты со всех сторон ограничен.
— К образу птиц вы обращаетесь часто. В фонде галереи «БИЗON» есть несколько работ, на которых можно увидеть мистических воронов…
— Это очень древний символ — по сути, тотемное существо, которое часто встречается в национальных сказаниях. Достаточно вспомнить баит «Сак-Сок». Для меня птицы — это прежде всего вестники. Неслучайно есть примета, согласно которой в дом может залететь птица, когда человек умирает. Я сам был свидетелем такого случая, и для меня те же вороны несут абсолютно сакральный смысл. Птицы несут различные предзнаменования, но не только плохие, ведь о скором приходе весны мы тоже узнаем именно от них.
— На выставке «Взгляни на дом свой, ангел» также представлена новая серия «Инвожо». Можем расшифровать это название?
— Удмурты называют так день летнего солнцестояния. В этой серии я снова обращаюсь к женским образам, и девушки в графике становятся современными Берегинями. Плавный восточный орнамент и финно-угорские мотивы сочетаются здесь со славянскими, более угловатыми. В очередной раз мы наблюдаем взаимопроникновение разных культур, они обогащают друг друга. Эти заимствования часто встречаются в музыке, а в нашем случае сразу несколько национальных мотивов встречаются в серии «Инвожо», они выглядят очень гармонично в этом синтезе. Женский образ хотелось сделать без вульгарности, поэтому орнаменты выводятся на первый план, закрывая тело, делая его еще более желанным.
«Хотя Башкортостан и Татарстан рядом, наше искусство отличается»
— На выставке ваши новые работы соседствуют с экспонатами Рината Миннебаева. Насколько я знаю, его серию Underground, которую мы привезли в Казань, вы видели еще в процессе создания в мастерской Миннебаева?
— С Ринатом мы знакомы около 20 лет. Я видел разные периоды его творчества, и мне действительно посчастливилось увидеть серию Underground еще несколько лет назад. В тот день Миннебаев собирал очередной город из этих маленьких домиков — это очень трудоемкий процесс, который требует невероятной усидчивости. И подумать тогда не мог, что наши работы встретятся в 2024 году на выставке в Казани. Для меня это соседство стало большой радостью, потому что был найден отличный ход — проект «Дежавю» словно вытекает из произведений Рината, но он представляет город в плоскостной форме, а у Миннебаева вид сверху.
— Урбанистическая тема на выставке поддержана проектом «Говорящие стены» — это коллаборация Динары Хёртнагль с уличными художниками Европы и России. Каково ваше отношение к стрит-арту? Насколько это направление развито в Набережных Челнах?
— В юности я увлекался граффити, участвовал в фестивалях уличной культуры, даже занимал призовые места. Мне очень нравится, что, во-первых, стрит-арт действительно уже стал явлением в истории искусств. Раньше это воспринималось исключительно как хулиганство, а теперь художники с уличным бэкграундом активно выставляются в галереях по всему миру.
В Челнах в уличном искусстве чаще всего есть элемент госзаказа, то есть наверху сидят люди, которые принимают решение, каким оно должно быть. При этом все мы понимаем, что настоящий стрит-арт не требует согласования.
Нашим уличным художникам не хватает экспериментов с материалами, ведь краска быстро выгорает. У меня был опыт восстановления уличного панно в Нижнекамске, и мы использовали современные аналоги советской керамической мозаики — у них повышенная адгезия, износоустойчивость, эта работа будет дольше жить. А еще когда я создавал «Дежавю», то представлял, как было бы здорово расписать в таком стиле целый фасад. Такой дом мог бы стать жемчужиной города, местом, куда будут приезжать туристы. Технологии позволяют воплотить эту идею. Если выйти за рамки шаблонного восприятия стрит-арта, каким еще он может быть? По идее, работы Рината тоже могут быть представлены на улице, его идею с городами тоже возможно масштабировать до размеров фасада.
— Вы возглавляете правление союза художников в Набережных Челнах. Эта работа отнимает много времени?
— У меня нет официального кабинета. Мое рабочее место председателя находится в мастерской. Я работаю, ко мне приходят люди, параллельно подписываю какие-то документы, а потом снова возвращаюсь к творческим процессам. Появление мессенджеров значительно упростило жизнь — работа с документами теперь оперативнее, иногда не требуется мого физического присутствия. Не скажу, что союз сильно отнимает много времени — мне удается балансировать между административной и творческой работой.
Я согласился на эту должность, потому что хотел подержать целую плеяду блестящих художников старшего поколения. Расцвет их творчества выпал на безвременье 90-х годов, когда казалось, что их творчество никому не нужно — в какой-то степени у многих возникло чувство невостребованности. Мы уже много лет восстанавливаем эту несправедливость и демонстрируем масштабный потенциал мастеров, которые где-то даже превзошли своих коллег на глобальной арт-сцене, но их труды во времена турбулентности остались не замечены. У них огромный потенциал, им необходима постоянная и чуткая поддержка.
— Вы ведь еще оказываете поддержку художникам молодого и среднего поколения, открываете новые имена. На кого рекомендуете обратить внимание?
— За последние годы сильно выросла Лиля Сафина — это уже сформировавшийся художник. Екатерина Быстрова преподает в школе дизайна «Да-да», у нее получается невероятная графика, она абсолютно уникальный мастер. Я для себя с таким удивлением обнаружил, что у нас есть одиночки, которые в своем замкнутом мире создали целые художественные вселенные. Выставки, которые сейчас делает союз, выглядят намного богаче: чувствуется изобилие сюжетов, самых разных направлений.
Также у нас есть уникальный художник — Андрей Устюжанин. Он создает 3D-головоломки. Это деревянные кубики со сложной замковой системой — их можно по три дня сидеть и разбирать. У Андрея по патенту около 200 изобретений выпускается по миру: Япония, Австралия, Германия…
— Ваш учитель, легендарный челнинский мастер Мадияр Хазиев уже видел работы, презентованные в «БИЗОNе»?
— Да, он частенько заглядывает в мою мастерскую. Сейчас Мадияр Шарипович готовится к персональной выставке в картинной галерее Набережных Челнов. В марте ему исполнится 75 лет, при этом каждый день он с утра до ночи проводит у холста. К выставке Хазиев готовит масштабную работу «Переселение народов» — 6 метров в длину. Он снова обратился к теме древних булгар, но творит в своей экспрессивной манере. Это невероятно видеть такого маленького Мадияра Шариповича на фоне такой большой картины. (Смеется.) Обязательно приезжайте посмотреть на нее в марте.
— Какие художники вас вдохновляют?
— Мне всегда нравился Дюрер. В общем-то, поэтому я к графике обратился. Эгон Шиле, Хундертвассер…
— Шиле, кстати, присутствует на одной из работ Хёртнагль…
— Да. Но, когда я увидел ее работы, сразу подумал про Хундертвассера: «Ого! Она, наверное, живет в Вене рядом с его музеем». (Смеется.)
— Мировой арт-рынок до сих пор под впечатлением от Даши Намдакова и целой плеяды авторов из Бурятии. Может ли тюркское национальное искусство повторить их успех? Возможно ли «татарское чудо»?
— Я думаю, это возможно. Если посмотреть работы Даши Намдакова, то явно считывается — это сделано в Бурятии. То есть сама земля подсказывает и диктует, каким будет произведение местных мастеров. Скажем, работы Миннебаева имеют графичный колорит, он присущ многим художникам Уфы. А у нас, в Татарстане, искусство более яркое, более восточное. Хотя Башкортостан и Татарстан рядом, наше искусство отличается.
Мне кажется, что среда для формирования «татарского чуда» уже создана. Художники старшего поколения — Зиннур Миннахметов, Мадияр Хазиев — создали серьезную базу для развития современного национального искусства. Необходимо находиться в вечном поиске, не бояться экспериментов. И научная база серьезная присутствует — достаточно проштудировать книгу Фуада Валиева «Татарский орнамент», например, и перенести это наследие в наше время. До нас, еще в 90-е годы, представители татарского авангарда проделали большую работу. Теперь наша очередь.
«БИЗНЕС Online»
Фото: «БИЗНЕС Online»
