Рава-Русская. Старинный городок. Вспоминая начало войны, маршал Г. К. Жуков писал о боях на Рава-Русском направлении: «Командование 17-й немецкой армии развернуло на этом участке пять пехотных дивизий. Несмотря на мощный артиллерийский огонь, авиационные удары и настойчивые атаки, вражеским войскам не удавалось захватить Рава-Русский укреплённый район и сломить сопротивление 41-й стрелковой дивизии... Войска противника в этот день понесли большие потери, не достигнув успеха». И дальше: «23 июни немцы возобновили атаки, особенно сильные на Рава-Русском направлении. Кое-где вражеским частям удалось вклиниться в оборону 41-й дивизии, но благодаря твёрдому руководству генерала Г. Н. Микушева противник контратакой был вновь отброшен в исходное положение».
Как живёт сегодня Рава-Русская? Что помнит о первых боях Великой Отечественной войны? О том далёком июне сорок первого года — страшном и героическом?
«Мой милый город, маленький, зелёный, сколько горьких дней пережил он» — это из стихотворения восьмиклассницы.
«Наш город Рава-Русская не так уж прост, он Родины любимой — западный форпост» — это из песни юнармейцев средней школы № 2.
Город действительно невелик, здесь до недавних пор было только семь трёхэтажных домов — остальные в один и два этажа. Сейчас выросло несколько больших зданий профтехучилища — тут готовят строителей атомных и тепловых электростанций. Перед учебным корпусом на площади — монумент в честь защитников города. Белокаменный штык напоминает о смелых контратаках бойцов Красной Армии в июне сорок первого года. Рядом букет полевых цветов. Два алых тюльпана.
В центре города — парк имени командира 41-й Криворожской стрелковой дивизии Георгия Николаевича Микушева. В доме, где он жил, — комната-музей. Школьники разных поколений собрали и передали сюда больше трёхсот экспонатов. В сорок первом году, ещё в середине июня, комдив оценил обстановку на границе и вернул личный состав со сборов, тыловых полигонов, строительных работ. Полки сосредоточились у заранее подготовленных позиций и затем пять суток отражали яростные атаки гитлеровских войск. Об этой битве рассказывают и экспонаты самодеятельных музеев средних школ: любительские фотографии сорок первого года, письма, простреленные солдатские гимнастёрки.
Есть своеобразный музей и в одной из пограничных застав Львовской области. Политрук Александр Сурин показывает бесформенный обломок, в котором причудливо спеклись свинец, песок, осколки снарядов, автоматные и винтовочные гильзы. Это застывшая земля погранзаставы сорок первого года. Земля, что пылала и плавилась в адском огне, под которым сражались наши бойцы под Равой-Русской. Молодые пограничники взволнованно разглядывают, ощупывают эту бурую землю, навеки сцементированную солдатской кровью.
До сих пор в приграничном лесу на склоне горы Дубовой валяются останки «юнкерсов», там находят обгоревшие детали вражеских пулемётов, автоматов. До сих пор на семикилометровом участке между городом и сёлами Верхрата, Девятир, Корне — следы гигантских воронок: прошёл дождь, и в каждой — озерцо. Вместе с председателем горисполкома С. И. Блащаком мы побывали у дотов сорок первого года. Это мощные сооружения с подземными этажами. На каждом тысячи ран — враг бил по укреплениям из тяжёлых орудий, выкуривал наших бойцов газом, резал автогеном амбразурные устройства. Жилыми памятниками мужеству бойцов 6-го укреплённого района стоят сегодня по соседству с обновлёнными сёлами эти овеянные легендами доты. Им сорок лет. Здесь намерены реставрировать один такой дот, сделать его филиалом музея.
Недавно отметил город двадцатилетие средней школы-интерната имени Фёдора Морина. Есть тут улица имени Морина. Это имя носит в Львовской области пограничная застава, возле которой сегодня торжественно открывают памятник лейтенанту Морину.
В любой семье знают, как 22 июня 1941 года обороняла границу застава № 17. Она отбила пять грозных атак. Гитлеровцы окружили помещение, подожгли его. Под прикрытием танков во двор ворвалась вражеская пехота. Тогда начальник заставы Фёдор Морин с девятью оставшимися в живых бойцами — почти все они были ранены — вышел из пылающего здания и с пением «Интернационала» бросился в штыковую атаку.
Теперь, спустя сорок лет, в клубах и школьных музеях — полотна местных художников, преимущественно юных. Каждый по-своему запечатлел бушующее пламя, танки со свастикой, искажённые злобой лица фашистов и девять истерзанных, истекающих кровью советских солдат, с винтовками наперевес идущих за своим командиром в атаку, в бессмертие. Здесь сложена песня о Фёдоре Морине: «В тот чёрный день, в то утро злое не думал враг и не гадал, что встанет огненной стеною великий «Интернационал». Морину посвящено много стихов, преданий. Одно из них гласит, что, когда начальник заставы со своими хлопцами запел пролетарский гимн, противник приостановил огонь, даже пушки умолкли и над границей в полной тишине отчётливо было слышно: «Это есть наш последний и решительный бой...»
Неизвестными остались подробности гибели пограничников пяти застав 91-го Рава-Русского отряда, принявших первый удар врага. Генерал-майор в отставке Я. Малый назвал прежде всего 9-ю заставу — оттуда не было донесений и никто не вернулся. Теперь встретил я в Раве-Русской старожила Антона Филипповича Пятничко, спросил об истребительном отряде, созданном в первый день войны, а он ответил:
«Позвольте сначала рассказать о судьбе 9-й заставы. Она стояла в Журавцах, где я тогда был председателем сельсовета. На рассвете, разбуженный канонадой, бросился я к пограничникам, но застава уже была окружена — там шёл бой. Недавно скончалась женщина, работавшая на заставе, с её слов и со слов других односельчан известно, что заставу жгли, расстреливали из пушек прямой наводкой, но она продолжала сражаться до трёх часов дня. Тяжело раненный начальник заставы Владимир Чертаков оставался в строю, вёл огонь по окружившим его фашистам и последнюю пулю оставил для себя. Даже враги были поражены железным упорством ваших бойцов, и немецкий майор приказал похоронить начальника заставы».
Война ворвалась в нашу страну на двадцать четвёртом году Советской власти, но в этих местах Советской власти шёл лишь второй год. Осенью 1939 года Красная Армия освободила западноукраинские земли, и только после этого здешнее население смогло узнать правду о Советском Союзе, о его людях, коммунистах. Гитлеровцы полагали, что с началом войны местные жители не поддержат нашей армии, нашего строя — ведь их так долго и так старательно чернили в буржуазной Польше. Враг и тут просчитался. Ленинские идеи новой жизни, идеи мира, дружбы, братства народов быстро овладели сердцами батраков и рабочих, всех честных людей. Пятничко напоминает, что в рава-русский истребительный батальон за первые часы войны вступили 92 добровольца. Их становилось всё больше. Командиром был второй секретарь райкома партии П. А. Натолока. Батальон, состоявший из местных жителей, вылавливал диверсантов и террористов, поддерживал в городе порядок, а 25 июня вёл упорный уличный бой. Старожилам не забыть, как женщины Равы-Русской приняли в свои дома свыше двух тысяч раненых советских солдат. Их заботливо выхаживали. Население помогло оборудовать железнодорожные вагоны для эвакуации раненых. Жители окрестных сёл снарядили для 41-й дивизии восемьсот подвод — они доставляли снаряды, патроны, хлеб туда, где не смолкала пограничная битва.
В трудном бою с прорвавшимся противником погибли Михаил Власовец — политработник 41-й дивизии и Марк Степанян — секретарь комсомольского бюро погранотряда. Теперь их именами названы пионерские отряды. Есть в городе улица имени Марка Степаняна. Брат Марка — Владимир Степанян сейчас офицер пограничных войск. У него пять сыновей — все пограничники.
В кабинете председателя горисполкома — знамя из темно-красного бархата: переходящее, областное. Оно впервые вручено городскому Совету Равы-Русской за победу в соревновании 32 городов районного подчинения. Учтены при этом успехи минувшего года по благоустройству, здравоохранению, торговле и, конечно, достижения рава-русских предприятий — маслозавода, спиртзавода, лесхоззага. Принято также во внимание, что город недавно открыл музыкальную школу, что в нынешнем году здесь закончено строительство большого детского сада, одного из лучших в районе, ликвидированы очереди в дошкольные учреждения... Инженер Блащак стал председателем горисполкома в двадцать шесть лет. «Начинать, — говорит он, — пришлось с дел ну абсолютно неожиданных».
Впрочем, речь о событиях не таких уж редких для этих мест.
Брали на Пушкинской улице песок, наткнулись на следы боёв сорок первого года и обнаружили захоронение красноармейца. Сохранившийся медальон помог восстановить, что здесь погиб рядовой Яхья Удычак, призванный из Адыгейской автономной области. Стали искать родных, и уже после перезахоронения приехала сюда дочь солдата Разиет Яхьевна, — 35 лет она тщетно пыталась хоть что-то узнать о судьбе отца. А когда готовились к перезахоронению, явилась к новому председателю горсовета Франтишка Андреевна Когут.
Она живёт на улице Горького в доме № 19. В июне сорок первого рядом разорвалась немецкая бомба и был убит солдат 41-й дивизии. Женщина видела, как наш командир забрал документы убитого, видела, как потом появились на улице фашисты. Франтишка перенесла красноармейца в свой двор, обмыла и похоронила на огороде. Настало страшное время. Оккупанты превратили Раву-Русскую в сплошной концлагерь — тут истязали, расстреливали. За малейшие симпатии к Красной Армии — казнь. И в этом городке семья батрачки Когут — мать в дочь — продолжала ухаживать за могилой советского солдата. Женщины высаживали здесь цветы, зажигали по местному обычаю свечи, тайно справляли поминки по «своему» красноармейцу... Лишь теперь старая женщина — ей седьмой десяток пошёл — согласилась: пусть перенесут и нашего солдата на братское кладбище.
Потом было море цветов. Были венки от заводов, колхозов. И старейшие жители городка, ветераны войны, оборонявшие Москву и штурмовавшие Берлин, стояли в почётном карауле у праха вечно юных защитников Равы-Русской.
Ещё одну давнюю историю узнаём мы лишь теперь, спустя сорок лет. Приезжал сюда председатель совета ветеранов 41-й стрелковой дивизии бывший разведчик Василий Иванович Ананко, выступал перед молодёжью и случайно услышал, как рабочий шпалопропиточного завода окликнул приятеля:
— Олег! Рейтеровский!..
«Когда услышал я эту фамилию, — пишет в «Правду» В. Ананко, — меня словно током ударило: Рей-те-ровский! Среди здешних фамилий нет ничего похожего. У нас в дивизии капитан Николай Игнатович Рейтеровский командовал 1-м батальоном 139-го стрелкового полка. 25 июня генерал Микушев назначил его командиром сводного отряда по обороне Равы-Русской. Он отбил много атак и удерживал город до 27 июня — до приказа об отходе. Погиб капитан Рейтеровский в июле в неравном бою близ Белой Церкви. И вот почти через сорок лет в той же Раве-Русской совершенно отчётливо слышу знакомую фамилию. Это показалось невероятным. Я кинулся к человеку, которого окликнули, и попросил повторить свою фамилию. Он повторил: «Рейтеровский»...
Что же выяснилось?
Д. НОВОПЛЯНСКИЙ (1981)
☆ ☆ ☆
Рава-Русская. Городок у границы. Часть 2-я