– Сильно они вас. И, главное, ведь, не за что!
– О, нет, поверьте, им есть за что.
– За что же? – заинтересовалась она.
– Я отобрал у них всё. Профессию, карьеру, деньги, славу...
– Кто же они такие?
– Художники, писатели, поэты, музыканты. Кто из них конкретно напал на меня сейчас – не имеет никакого значения.
Белокурая полноватая девушка-провизор бинтовала разбитую голову старика.
Её рабочий день заканчивался, и она собиралась уже закрывать крошечную аптеку на углу, как внезапно внутрь ворвался пожилой мужчина в сером пальто и твидовой шляпе. По его небритой щеке от виска стекала алая струйка крови. Как и любой другой, кто только что пережил нападение, запоздалый гость тяжело дышал и дико вращал блестящими глазами. Девушка поспешила запереть дверь и провела раненого за прилавок, в недра аптеки. Там, усадив на стул и сняв с него шляпу, она взялась за обработку раны. И только тут она заметила, что старик не так уж и стар. Ему было около пятидесяти пяти лет, только выглядел он старше из-за своего пыльного, бледно-заношенного вида. На все предложения вызвать полицию и «скорую» потерпевший отвечал решительным отказом, заметив только, что ему досталось несравнимо меньше, чем его автомобилю, проезд которому нападавшим всё-таки удалось перекрыть.
– Чем же вы навредили нашей творческой интеллигенции? – спросила девушка. В её взгляде загорелся интерес.
– Вы книги читаете, музыку слушаете? – поинтересовался пострадавший.
– Как и любой человек.
– Авторские или от нейросети?
– Больше от нейросети.
– От какой конкретно нейросети? – допытывался мужчина.
– От «Машины Шпорова», конечно, – удивилась девушка. – Что касается книг, там всё очень удобно устроено: вводишь объём, жанр, героев, и через пять минут на экране новая книга, которая тебе непременно понравится. Да и по другим направлениям – это лучшая нейросеть.
– Тогда позвольте представиться, – высвобождая голову из заботливых рук и поднимая лицо, сказал пострадавший, – Шпоров Дмитрий Ильич.
– Лена, – только и смогла коротко ответить изумлённая девушка.
Рана была обработана, голова забинтована и пришло время прощаться.
– Вы сами дойдёте? Может быть будет лучше, если я вас провожу? – несмело предложила Лена. Ей очень хотелось побыть ещё немного в обществе знаменитого изобретателя.
– Не беспокойтесь, я живу здесь, недалеко, – возразил Шпоров, но разглядев с каким восторженным любопытством смотрит на него девушка, он понимающе улыбнулся и любезно разрешил составить ему компанию.
Какое-то время они молча шли по тротуару в свете уличных фонарей, пока не свернули в арку. Только теперь девушка поняла, как нейросеть круто изменила жизнь всего мира искусств. И тогда Лена спросила:
– А работая над своей «Машиной», разве вы не предполагали, что она многих лишит ремесла?
– Это была месть, Леночка, – коротко ответил Шпоров.
– За что?
Они зашли в небольшой уютный дворик со скамейками, усыпанными жёлтой опавшей листвой.
– Дело в том, что, я думаю, мы дошли до того уровня, – спокойно говорил Шпоров, – когда художником теперь у нас называется всякий, кому под силу нарисовать хоть какую-то картинку. Писателем считают человека, знающего грамоту. Сочинитель частушек именуется поэтом… И таких шарлатанов развелось великое множество. Хотелось бы думать, что человечество поднялось в своём развитии на ступень выше. Но это заблуждение. Оно опустилось на пять ступеней вниз. Мы позабыли с чего начинается искусство. Помните настойчивый и кажущийся сейчас таким наивным вопрос, задаваемый в школе, о котором за её стенами стараются больше не вспоминать: что своим произведением хотел сказать автор? Так вот, современные авторы ничего не хотят сказать. Да и не могут. Они механически компилируют старое, выдавая это за творчество. И я это доказал, создав свою «Машину», которая оказалась лучше их всех. Ведь они забыли, что искусство начинается с мысли, с идеи. А машина не рождает идей, она пуста, как и современные творцы, которых она победила.
– Но за что мстить?
Шпоров усмехнулся.
– Хотя бы за то, что они своим шарлатанством предают и губят искусство, – тут он задумался и предложил. – Пойдёмте, я вам кое-что покажу.
Они вошли в подъезд и, поднявшись по лестнице, зашли в квартиру. В одной из комнат Шпоров подвёл Лену к двум полотнам. Это, как показалось девушке, были два красивых, но рядовых пейзажа, какие во множестве можно встретить у уличных художников.
– Это две картины моего друга – гения и истинного творца, – заговорил Шпоров, указывая на полотна. – Он умер. Вы не профессионал, поэтому, возможно, вам эти работы покажутся обыкновенными. Но я вам сейчас объясню, что хотел показать автор.
И Шпоров начал свой рассказ. Он говорил про свет, технику живописи, указывал на детали и цвет. Но мастерство художника здесь не было самоцелью, оно служило созданию правдивого образа, отражающего человека и окружающую его природу, их взаимодействие как божественных творений. И тут Лена почувствовала приятное головокружение. Затем её освежил лёгкий летний ветер, принёсший в комнату запах трав и пение птиц. Она провалилась внутрь живописных полотен и ощутила всё то, что не могла уловить глазом. В эти минуты с Леной произошло настоящее чудо, от которого у неё перехватило дыхание…
– Это… Это следует обязательно показать людям! – воскликнула она чуть отдышавшись. Её лицо раскраснелось, глаза с длинными ресницами часто моргали, и она добавила. – Как вы смеете их прятать? Зачем?
– Зачем? – безразлично переспросил Шпоров, ничуть не удивившись произведённому эффекту. – Однажды мы выставляли эти картины перед публикой. Это было, когда мы проводили тест «Машины». Пейзажи соседствовали с её работами. Но ни посетителей, ни критиков, этих узколобых лакеев, картины настоящего творца не заинтересовали. Люди хвалили труды «Машины» и даже находили в них смыслы, которых там никогда не было. Поэтому и я спрашиваю: зачем?
Лена не нашла что ответить.
03.02.23
