Поп-звезда и телохранитель, репортер и принцесса, капитан и туземка... Кинокритик Денис Горелов вспомнил для «Баку» семь великих фильмов о любви.
«РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ»
США, 1953. Реж. Уильям Уайлер. В ролях: Одри Хепберн, Грегори Пек
Он: американский репортер в Риме
Она: принцесса малоизвестного княжества в протокольном турне
Вокруг: Колизей, мотороллеры Vespa, демократические прелести взамен монархических запретов и реальная угроза морганатического брака
Принцесса, сбежавшая из дворца с журналистом (не с военным, не с повесой-автогонщиком, а с журналистом!), – типично американская история, даже невзирая на республиканство. Только в США с их Первой поправкой Акелы пера носили тот героический ореол, что делал их достойной парой королевским дочкам. За 20 лет до «Каникул» первый и на полвека последний оскаровский «флеш» (награда фильму, режиссеру, сценаристу и обоим исполнителям) получила комедия «Это случилось однажды ночью» – о том, как репортер Гейбл ради светской хроники и эксклюзива умыкнул в предсвадебную ночь капризную дочу супермагната. Журналисты тех лет предотвращали неправые казни («Его девушка Пятница»), выводили на чистую воду жулье («Симаррон»), делались медиашишками («Гражданин Кейн»). К 1950-м реальность взяла свое. Светил четвертой власти еще играли самые броские брюнеты Кэри Грант («К северу через северо-запад»), Хамфри Богарт («Тем тяжелее падение»), тот же Грегори Пек («Создавая женщину») – но жили их герои уже в каморках размером со шкаф и имели все меньше шансов сделаться национальной иконой. Это и подкосило едва затрепыхавшееся чувство особы голубых кровей к статному дворняге из ньюсрума: монарший долг и скромная бесперспективность избранника. Но мимолетный сбой предопределенности судеб – полтора дня с завтрашней королевой и те же 36 часов с прекрасным простолюдином – возможно, главное, о чем вспоминают на смертном одре вчерашние принцессы, журналисты и романтичные зрительницы.
К окончанию съемок жизнь в который раз продублировала кино: известие о романе британской принцессы Маргарет с офицером свиты Таунсендом подогрело интерес к фильму и способствовало его легенде – тем более что парочке также пришлось расстаться во имя священных обязанностей перед правящим домом.
«МЯТЕЖ НА «БАУНТИ»
США, 1962. Реж. Льюис Майлстоун. В ролях: Марлон Брандо, Тарита Териипия, Тревор Ховард, Ричард Харрис
Он: помощник капитана фрегата «Баунти», идущего к берегам Австралии за саженцами хлебного дерева
Она: дочь полинезийского вождя, попавшаяся кораблю на пути
Вокруг: исторический мятеж команды против свирепств капитана с отправлением его на шлюпке восвояси и триумфальной высадкой в зеленый рай Таити в объятия смуглых девчонок
Бунт, между прочим, случился в действительности, причем в историческом 1789 году, за два месяца до штурма Бастилии, – но прославился совершенно другим.
Миф о баловницах-островитянках, считающих оскорблением отказ от секса, а не наоборот, настолько переволновал американцев, что они, дай волю, ставили бы сагу о «Баунти» ежегодно. Сверхдлинную историю любви и без того играли трижды: Кларк Гейбл (еще без усов), Марлон Брандо и Мел Гибсон против самих Чарльза Лоутона, Тревора Ховарда и Энтони Хопкинса. Красавицы-креолки в цветочных ожерельях эротично дули в раковины, плясали танец живота, несли в ладошках жемчуг размером с крыжовник и змейкой обвивали мускулистых европеоидов с приподнятой бровью (у Гейбла и Брандо то была фирменная гримаса, и только Гибсон предпочитал таращить глаза вместо лукавого заигрывания). Кокосовая шоколадка получила название именно в честь этой экспедиции – удачной или неудачной, всяк решает сам.
Но самую важную роль баунти-миф сыграл в личной жизни Брандо. В 36 он женился на мексиканке Мовите Кастанеде, впервые увиденной им в 11 лет в первом «Мятеже» 1935 года (жена была на восемь лет старше). Когда пришел черед играть в «Баунти» самому, он оставил ее ради новой партнерши таитянки Тариты, прославившейся на весь мир через десять лет брака – выйдя на сцену оскаровской церемонии вместо мужа, чтобы зачитать его отказ от награды за «Крестного отца» в знак протеста против угнетения полудиких племен. Самое замечательное, что к моменту третьей постановки Брандо было всего 60, и он опять был свободен, так что таблоиды всего мира ждали сообщения о новом громком романе. Но то ли таитянки были уже не те, то ли оплывший Брандо стал совершеннейшим Джаббой Хаттом – дело не сладилось. Очень жаль: в этом случае легенды о вздорном нраве звезды хотя бы слегка компенсировались постоянством в выборе райского наслаждения. Даже удочеренную со следующей женой девочку он назвал Маймити – как полинезийскую принцессу из фильма.
«ШЕРБУРСКИЕ ЗОНТИКИ»
Франция, 1964. Реж. Жак Деми. В ролях: Катрин Денев, Нино Кастельнуово
Он: автомеханик
Она: зонтики продает
Вокруг: война в Алжире, куда его призывают, а после шлют домой ошибочную похоронку. Она выходит замуж за ювелира, все горько поют
Шербур – порт рыбацкой Нормандии, где главной скрепой считают картину неизвестного: женщины на скалах ждут из шторма мужей. Там грубые камни, и грубоватые нравы, и в ливень сырые половицы первых этажей, и на мысу останки ржавых немецких укреплений от десанта союзников с моря. В 1964-м акварелист Деми совершил успешный ребрендинг этого края. С той поры Шербур – город, где все поют, порхают небесными ласточками, носят лиловые и фисташковые цвета и где любовь если и проигрывает, то не умирает никогда. По правде сказать, сколько фильм ни смотри, в памяти ничего не останется, кроме титульной мелодии Леграна, уклончивого стиля молодой Денев и вечного обмена оперными речитативами: «Женевьева!» – «Ги!» – «Женевьева!» – «Ги!» Над ним посмеивались, но прекраснодушный мирок Деми представлял собой настолько крупную мишень, да к тому же розовым наивом столь точно соответствовал щенячьей беззащитности первого чувства, что дразнить перестали. Десять лет спустя вышел русский ремейк «Зонтиков» – «Романс о влюбленных», там уже от акварельности не осталось и следа. Лирика стала эпосом, святость первого чувства зычно провозглашалась иерихонской трубой Александра Градского, подвигом ели всем глаза и уши, и ехидство комментаторов было гораздо слышнее. «Ромео, Гамлету – тем туго приходилось. А наш Сергей? Он призван выполнить свой долг. Высокий, чистый долг перед Отчизной. Как весел он, как радость бьет ключом! Прекрасно ты устроен, человек, когда любовь тебя преображает», – писала студентка И. Левченко в преядовитой рецензии для тульского «Молодого коммунара».
А «Зонтики», ко всему прочему, врачевали травмы только что закончившейся алжирской войны. Двумя годами ранее жена Деми Аньес Варда сняла свою «Клео от 5 до 7» – там девушка тоже провожала случайного знакомца в Алжир и тоже без надежды на новую встречу. «Мы бились зря, мы проиграли, мы заплатили, – будто заговаривали боль соотечественников супруги. – Забудем».
«ЗВЕЗДА ПЛЕНИТЕЛЬНОГО СЧАСТЬЯ»
СССР, 1975. Реж. Владимир Мотыль. В ролях: Алексей Баталов, Ирина Купченко, Олег Стриженов, Наталья Бондарчук, Игорь Костолевский, Эва Шикульска, Василий Ливанов
Он: декабрист Иван, статен, кудряв, неприлично богат
Она: дева юная Полина, бедная, но гордая
Вокруг: подмосковное имение, Сенатская площадь, колебания умов и трона, позже – глубина сибирских руд
Мотыль посвятил фильм «женщинам России» – будто полемизируя с некрасовскими «Русскими женщинами»: стержнем славной истории первой освободительной смуты в России станет жениховство родовитого декабриста Анненкова к дворняжке-модистке Полине Гебль, приехавшей к нам с зонтиком и моськой из самого Парижу. И хотя венчалась она ему под именем Прасковьи (отсыл к пушкинскому «Звала Полиною Прасковью»), и ехала за мужем в Сибирь в старомодном шушуне – а все ж таки была натуральной француженкой, не разумевшей ни бельмеса по-русски, кроме «авос», и звавшей избранника Жаном не для светского понта, а только ради мира в семье. Иван забавы ради возил ее по местам недавних сражений (всего-то 13 лет минуло) и орал, шаля, республиканский гимн Марсельезу, звучавший по тем крутеньким временам безусловным подстрекательством к бунту.
Так декабризм при всей трагичности приобрел у нас слегка буффонный оттенок – легкий, летний и фривольный. Русскому сознанию, привыкшему к лебезятничеству перед французами, льстило, что для потомственного екатерининского вельможи Анненкова дама его сердца – всего лишь заезжая плебейка, пусть и с восхитительным европейским гонором. Традицию горделивых полячек в русском кино, начатую Полой Раксой и Беатой Тышкевич в «Зосе» и «Дворянском гнезде», ролью Гебль блестяще продолжила Эва Шикульска и – в тот же год – сама пани Барбара в «Иронии судьбы». Игорь же Костолевский, смело мешая жизнь с кино, годы спустя сочетался браком с русофилкой-француженкой, плененной в девичестве песенкой про кавалергарда.
«ПОКРОВСКИЕ ВОРОТА»
СССР, 1983. Реж. Михаил Козаков. В ролях: Олег Меньшиков, Валентина Воилкова, Анатолий Равикович, Елена Коренева, Инна Ульянова, Виктор Борцов, Татьяна Догилева, Леонид Броневой
Он: московский живчик, мажор и жизнелюб
Она: то ли девушка, а то ли виденье
Вокруг: еще не побитая Генпланом Москва 1950-х с Птичьим рынком и Собачьей площадкой, куплетист Велюров, подкаблучник Хоботов, Маргарита Пална, Савва Игнатьевич и сплошные «высокие отношения»
Тридцать три года спустя можно наконец признаться: подавляющее большинство героев «Покровских ворот» очаровательно и безнадежно глупы. Савва с «Розамундой», Маргарита с хлопотами, Орловичи с восторгами и Велюров с «Тунеядцами на досуге», Людочка с аханьем, Светочка с гыканьем и поэт Соев с женой и многозначительным молчанием. Только объятый любовью и наделенный бездонными кладовыми души Костик может не только находить задор и милоту в этих наверняка довольно утомительных людях, но и внушать ее зрителю вместе с приятной ностальгией по детству новоотстроенной Москвы, в которой бассейн, каток, бульвар и рыжая Рита были тысячекратно важнее антипартийной группы, как раз тогда замышлявшей свои черные козни. Погода, как писал Ильф, благоприятствовала любви – именно в те дни написанный 20 годами ранее роман стал классикой, которую не вырубишь топором. Рита соткалась из воздуха, спорхнула с неба, ибо другу всего живого, стариков, детей и собак Костику полагалась только настоящая богиня, и чтобы молча улыбалась, а то ведь тоже окажется дурой, как все вокруг, – хотя и не менее очаровательной. А возможно, она символизировала саму Москву – недаром ведь служила в загсе и регистрировала гражданское состояние. Осиянный восторгом первого дыхания мир медленно и чинно превращался в черно-белую фотографию в семейном альбоме. Самую дорогую. Благородно выцветшую. И – что уж греха таить – очень хорошо сделанную.
«ЛЮБОВНИК»
Франция, 1992. Реж. Жан-Жак Анно. В ролях: Джейн Марч, Тони Люн
Он: китайский наследник гигантских сумм во Вьетнаме, где китайцев считают отбросами
Она: 15-летняя дочь разоренного французского семейства во Вьетнаме, где французов считают колонизаторами, но до поры терпят
Вокруг: город Сайгон, еще не ставший Хошимином, опиумные курильни, отельные лофты со смятыми простынями, запах порока, переходящего во взаимную, но несбыточную любовь. Только секс, ничего личного
Книга о запретной любви, принесшая славу романистке Маргерит Дюрас, была, конечно, автобиографической. Это она осталась без средств в колониальном Сайгоне, это ее девичью грудь теснили порочные грезы о реальном или воображаемом изгое-китайце, это у нее вся литература была посвящена тайной, преступной, осуждаемой страсти отверженных – белой и монголоида. Первый же сценарий Дюрас «Хиросима, любовь моя» о связи гонимой француженки и японца из Хиросимы принес славу дебютанту Алену Рене.
Французские девочки так любят воображать знойные романы с взрослыми отщепенцами, что те регулярно становятся явью: судя по кино, в Париже трудно сыскать женщину, не переспавшую в пятом классе с писателем-неудачником, лиловым негром или просто симпатичным папой одноклассницы. А ездить, касаясь ладонями, с мужчиной в белом, в лимузине с шофером, да в мужской шляпе с полями, да по аскетично голоствольному сайгонскому лесу (ни веточки, ни листика, одни столбы-столбы-столбы) – это так романтично, что аж оторопь берет. Деланно взрослые рассуждения, что более отнимает у мужчин силы – опиум или богатство. Бесконечный дождь – по стеклу, по воде, по лицу. Низкий закадровый голос Жанны Моро: «В 18 я уже постарела. Мне все было поздно».
Даже странно, что «Лолиту» сочинил русский эмигрант, а не галльская колонистка. Ведь кто больше француженок любит даже не сам ранний секс, а рефлексию по его поводу в многостраничном романе? Кто тихо гордится диалогом: «– Ты шлюха! – Я не считаю это отвратительным. Даже наоборот»?
«ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ»
США, 1992. Реж. Мик Джексон. В ролях: Кевин Костнер, Уитни Хьюстон
Он: телохранитель
Она: подзащитная звезда с отвратительным характером
Вокруг: вилла с бассейном, концертные площадки, наемные убийцы
Страна соревновательности и жестких иерархий, Америка любит ставить вопросы, кто главный в доме, в команде, в постели и на глобусе, и давать на них однозначные ответы. Сценарист Лоуренс Касдан столкнул в сюжете пару с максимальной вариативностью ролевых оппозиций, в каждой из которых однозначный ответ о лидерстве противоречит соседней. Кто главный в паре «мужчина – женщина», «черная – белый», «миллионерша – служащий», «звезда – человек свиты», «певичка – самурай»? У кого скипетр и меч, а кто слушает и повинуется? Тот факт, что сценарий писался за 20 лет до постановки, под еще живого Стива Маккуина и Дайану Росс, лишь обостряет противоречия: в 1970-х о равенстве рас и полов еще не трубили на каждом шагу, до черного президента было как до Луны, а мисс Росс была единственной цветной суперзвездой. Что и зачеркнуло возможность постановки: вышел бы не фильм об отношениях негритянки с бодигардом, а фантазия из личной жизни Дайаны Росс.
Но время шло, и прогресс стучался в сени. Маккуин умер, но появилась Опра Уинфри. Белых с Олимпа подвинули, мужчине показали его место в носках у телевизора, а Лоуренс Касдан заработал свой первый, второй и третий миллионы фильмами «Жар тела» и «Большой озноб» и сценариями «Искателей потерянного ковчега» и «Возвращения джедая». Как тут было не вернуться к замороженному проекту юности? В новой реальности резкий, контрастный, конфликтный сюжет преисполнился светлой печали фатальной расстыковки человеческих существ, в которой никто не виноват, даже искорененные предрассудки. Печаль, место в истории кино и топовые позиции баллады I Will Always Love You стократ усилились с преждевременной смертью Хьюстон.
Но над книгой мертвых не отвертеться от мысли, как стоял бы под клинком в луче света Стив Маккуин. Как, не сводя глаз, стягивал бы с женщины газовый шарфик, и блестящее лезвие половинило бы его беззвучным чирком. И как безоговорочно было бы ясно, кто в этом доме главный – невзирая на то, что меч в руке женщины.
Думается, этот кадр стоит перед глазами киногенерала, властителя дум, многократного оскаровского номинанта Касдана ежевечерне. Не все подвластно даже самому влиятельному человеку. В частности, звезде не ужиться с телохранителем.
Потому что оба главнее.
А уж цвет их – дело десятое.
Статья опубликована в журнале «Баку» № 55 в 2016 году.
Читайте еще:
Городские легенды: шесть великих историй любви
9 важных лент «Азербайджанфильма». Выбор нашего журнала
Текст: Денис Горелов