– Ой, бабоньки, что это? – проходя мимо странного предмета, лежащего на обочине и похожего на огромный камень, который не разглядеть в темноте, женщины сбавили шаг.
– Человек или мешок? – нагнулась одна, отстав от подруг.
– Плюнь! – махнула рукой другая. – Это ж Смирнова. Опять надралась вот и валяется. До дома дойти не смогла, теперь всю ночь тут проспит. Первый раз, что ли?
***
Выпускники, получив аттестаты об окончании средней школы села Дядьково, спешили домой. Вечером их ожидали костер, закат и песни под гитару. Задорно распевая припевы, девушки весело хохотали, а парни, переглядываясь с хохотушками, подпевали слегка басистыми голосами:
Плачет девушка в автомате,
Кутаясь в зябкое пальтецо,
Вся в слезах и в губной помаде
Перемазанное лицо-о-о…
– Надька! А ты на речку придешь? – схватив подругу за руку, Лена внимательно посмотрела в ее горящие огоньком глаза.
– Не знаю, – Надя остановилась, и огонек тут же погас.
– Опять батька буянит? – расстроилась Лена.
– А то! Вчера пьяный пришел, мамку отругал, а потом кинулся в нее поленом. Чуть голову не расшиб.
– Ой, – Лена представила, как тетя Вера уворачивается от летящей в ее лицо дровины, – и за что он так с ней?
– Не знаю, – пожала плечами Надя. – Не любит, наверное.
– Странно, но ведь так не бывает, – тихо сказала Лена и резко обернулась.
Одноклассники остановились поодаль, ожидая, когда подруги присоединятся к ним. Мешать разговору не стали, понимая, о ком идет речь. Об отце Нади, о ком же еще.
Иван Иванович – очень строгий человек, даже злой. Он не любит, когда ему перечат, огрызаются, не слушаются. Это относится к его семье. На людях же ведет себя иначе - шутит, когда напьется. А дома чаще скандалит, чем ведет задушевные беседы.
Жена его, Вера Алексеевна, так намучилась с неуправляемым мужем за восемнадцать лет, что плюнула и подчинилась. А куда деваться, когда ни матери, ни отца, остается слушаться грозного мужа и молчать. Чуть Ваня хлебнет лишку, руки распустит, Вера хватает младших дочек и бежит с ними в баню. Закроется изнутри и ждет, когда разъяренный муж ляжет спать. Часа в три ночи Иван успокаивается, ложится в постель и храпит, как старый дед, Андрей Петрович – отец Вани.
Свекровь Веры тоже не шибко весело жила. Андрей всю молодость ей испоганил: гулял, как в последний раз, водочку любил, и также был строг по отношению к своим домочадцам. Сейчас он уже не так подвижен – возраст берет свое, много не выпьешь, да и на баб смотреть не хочется. Своей хватает, так как намучавшись за все годы с властным мужем, Алевтина Егоровна переняла эстафету: теперь крутит стариком, как совесть позволяет, ругает и тычет носом в прошлое. Андрей Петрович кивает, иногда дает отпор, но сдерживается, чтобы лишний раз не получить кочергой по хребтине.
– Куда сел, развалина? – Аля, увидев, что муж давит всем своим весом травки, только что собранные для лечебного отвара, замахнулась кухонным полотенцем. – Подыми свой зад, а не то я…
– Нашла, к чему прикопаться, – заворчал дед, приподнимаясь с лавки, – ничего с ними не станется.
– Я тебе дам «не станется». – Аля схватила зелень, завернутую в платок. – Лишь бы примостить свою тушу, не глядя. Иди, лучше, травы зайцам нарви. А то у меня спина что-то. Слышь, не?
– Иду, – отодвинув шторку, которая висит на дверном косяке, Петрович переступил порог и замер на несколько секунд.
Он что-то хотел сказать жене, но передумал. Да ну ее, связываться неохота. Она ж и оприходовать может, силушки поболе, чем у него. Живут родители Ивана на окраине села. С соседями ладят, в семью сына не лезут. Раньше, когда внучки были маленькими, Алевтина часто приходила помочь невестке. А, когда старшая внучка подросла, женщина стала навещать их пореже. Потому что старший сын Матвей перевез свою семью в отчий дом. Женился недавно, уже и ребенок есть, не до Ивана и Веры теперь. Тут бы с женой Матвея сладить, которая к домашней работе и хозяйству не приучена. Ничего не умеет, ни доить, ни косить. Городская она, чтоб ей пусто было.
– И зачем он себе такую нашел? – думая об Ирине, Аля раскладывала душистые травы на столе. – Из своих надо искать, а не к чужим присматриваться.
Входная дверь стукнула, и Аля уставилась на шторку, ожидая неизвестного гостя.
– Привет, бабуль! – радостно воскликнула Надя и помахала аттестатом.
– Поздравляю, – улыбнулась бабушка, – иди поцелую.
Они обнялись, Алевтина расцеловала внучку.
– Ну? Теперь куда лыжи навострила?
– Поваром хочу стать! – отрапортовала девушка, рассматривая траву на столе.
– А может, лучше в бухгалтера́? Сиди себе в комнатушке и горя не знай. А то поварешкой махать – велико дело.
– Не-е, я готовить люблю. А это у тебя что?
– Травушки-муравушки. От всей хвори.
– А-а.
– Ага. Вот заболит душа – приходи, отпою целебным отваром.
– Приду. А дед, где?
– Баклуши бьет, где ж ему еще быть. Сидит, наверное, за сараем и курит. Чтоб он подавился.
– Ну зачем ты так? Дед у нас хороший.
– Ох, девонька, был бы хорошим, я б с ним всю жизнь, как за каменной стеной, – Аля вдруг прослезилась.
– Бабуль, ну ты чего?
– А ничего, – вытерла она слезы краешком косынки, – вот теперь думаю, в кого ж сыновья-то пошли. А есть, в кого. В батьку.
Наде стало грустно. А ведь права бабуля, как есть – права. Отец любит выпить, и его брат – дядя Матвей – тоже выпивает. Правда, не так часто.
– Бабуль, ты не расстраивайся. Я пойду, ладно? Меня Ленка ждет.
– Беги, беги, внучечка. Дай бог тебе здоровья. Пусть у тебя все сложится. И чтоб ты не повторила судьбу отцовскую.
Перекрестив убегающую Надю, Аля представила, как ее внучка уехала учиться, оставив младших сестер на мать.
– Надеюсь, ты вернешься в село и станешь достойным человеком, – женщина провожала тоскливым взглядом молоденьких подруг, выглянув в окно.
Девчонки взялись за руки и расхохотались.
– А ведь бабушка твоя права! – Лена топала по пыльной дороге, щурясь от яркого солнечного света. – Лучше в кабинете сидеть. Тихо и спокойно. А в столовке пахать надо.
– Да ну тебя. – Надя тоже сощурилась. – Заладили. Я хочу придумывать разные блюда, чтобы удивлять людей. Это же так здорово – быть полезной!
– Воспитывать детей – вот, что полезно.
– Я думаю, ты станешь отличным воспитателем, – поддакнула Надя.
– Конечно! Видеть, как растут дети – это прекрасно! Стану старенькой, а эти ребятишки вырастут, и будут вспоминать меня добрым словом.
– А разве повара нельзя вспомнить по-доброму? Мы же вас вкусно кормим.
– Вот как станешь поваром – я тебя похвалю! – и Ленкин смех разлился на всю округу.
Надя подхватила ее заливистый хохот и тоже рассмеялась. А ведь это действительно здорово – приносить людям пользу. Попрощавшись с подругой, Надя свернула на свою улицу. Хорошо, что сейчас нет никого дома. Мама в столовой, отец – в поле. Сестренки где-то шляются. Положив аттестат в шкатулку, в которой хранятся документы, Надя покрутилась перед зеркалом, разглядывая выпускное платье.
– Жаль, – наморщила девушка лоб, расправив подол, – придется возвращать.
Платье она одолжила у соседки. Ее дочка уже год, как окончила школу и уехала учиться. А потом случилось несчастье, и это платье – единственное воспоминание. Надя была чрезвычайно аккуратна с чужим нарядом. Сняв его, повесила на плечики и зацепила крючок за шкафную дверцу. Отец не дал денег на выпускное платье, потому что был против отъезда дочери. Он считал, что Наде надо остаться и работать в совхозе.
– В городе без пригляду разболтается. Знаем, чем там девки занимаются. Тем более, такие, как ты, – бубнил отец, однажды придя домой в пьяном виде и закуривая прямо в комнате.
– Откуда ты знаешь? – как-то не выдержала Надя отцовских намеков.
– Оттуда, - рыкнул он, сверкнув яростным взглядом.
Иван не настаивал, но мозги промывал знатно. Иногда Наде казалось, что он специально играет чувствами семьи, чтобы ощутить облегчение. Но неясно, что за облегчение, разве папа считает свою семью в чем-то виноватой? Надя знала, что отец увлекается посторонними женщинами, не раз слышала, как мама с ним ругается из-за этого. Но Наде и в голову бы не пришло, что когда-то папа совершил ошибку, за которую до сих пор расплачивается.
За окном послышался рокот мотора. Надя выглянула и тут же расстроилась. Это приехал отец. По его лицу было заметно, что он злой, как черт. Надя заметалась по комнате. Найдя старенький сарафан в шкафу, натянула через голову и выдохнула. Заскрипела дверь. Затем тяжелые шаги в сенях подтвердили – папа чем-то недоволен.
– Надька! На стол собери и быстро! – дал команду он.
Надя пулей выскочила в кухню. Руки задрожали. Сейчас начнется устное воспитание насчет учебы в городе. Ваня переступил порог, скинул обувь и сел за стол. Через секунду вспомнил, что не умылся. Только хотел встать, но передумал. Махнул рукой, сказав:
– Ай, и так сойдет, – уставился на дочку.
Надя выставила из холодильника суп, зажгла конфорку и переставила кастрюлю на плиту.
– Аттестат получила? – грозно спросил папа.
– Да, – еле слышно ответила Надя, достав из навесного шкафчика глубокую тарелку.
– Что «да»? – переспросил мужчина.
– Получила, – добавила напуганная девушка.
– Завтра идешь в сельсовет и устраиваешься на ферму.
– Никуда я не пойду, – вырвалось из уст Нади.
– Я сказал, на ферму! – Иван стукнул кулачищем по столу. – И не смей перечить!
– Пап, – Надя вся дрожала.
– Хватит, я сказал! Потеряешь свою честь, связавшись с городским – прибью. И я два раза не повторяю.
– Не нужен мне городской, – в глазах Нади блеснули слезы.
– Приглядела из местных кого-то? – смягчился Иван.
– Я вообще замуж не хочу.
– Не хочет она, – еще тише заговорил отец. – Как только в одном месте зазудит, сразу захочешь. Ложку дай!
Вздрогнув от внезапного крика, Надя передала отцу ложку.
– Так и будешь стоять с пустой тарелкой? – покосился на нее Иван.
Помешав половником в кастрюле, Надя увидела пузырьки в супе. Она выключила конфорку и подала отцу обед.
– А чтобы в город не тянуло, выйдешь замуж за Лёньку Пестрова. Я уже договорился.
– Пап, да ты что! – обомлела Надя.
– У него братишек и сестер целый вагон. Будешь помогать. И про город все мысли выветрятся. Станешь смирной, покорной, научишься слушать мужицкое слово, – Ваня откусил кусок черного хлеба и зачерпнул ложной горячий суп.
(все имена изменены, все совпадения случайны)
(Заходите в гости, вот сюда.)
Спасибо за ваши лайки, репосты и комментарии 💖