И почему они все считают её злой? Мать, без конца обнимающая телефонную трубку; отец, не особенно рвущийся остаться с ней, со своей законной дочерью (иначе бы давно уж предпринял такие попытки!); отсталые женщины-коллеги, которые порицали Беллино безбрачие в её двадцать два года и вечно пугали статусом матери-одиночки: рано или поздно всем ведь приспичит рожать...
Этот сверхстранный Эрвин Морозов, который то отчаянно нравился, то вызывал негодование из-за своей мутно-таинственной мамаши; то теперь ещё Флориан Штюц с его неумелыми ухаживаниями. В прошлый раз он так и заявил: «Ты мне нравишься, Белла. Что тебе починить?», как будто мир постоянно рушился, а его гаечный ключ вовремя подкручивал все мировые неурядицы. Что с того, что Флориан – добрый малый, как его непонятно по какой причине ласково называет мама? В нём нет и сотой части того ума и того обаяния, которые лезли из всех щелей у Эрвина Морозова. О простаков-Флорианов только и хочется, что ноги вытереть, потому что кроме своей коробки с инструментами они ничего в жизни не замечают!
А может, они называют Беллу злой, потому что завидуют ей? Она ещё молода, а уже независима. Никто из её обвинителей не может похвастаться тем же! Мать в Беллином возрасте уже осталась одна с ребёнком на руках, герр Бройт ушёл на войну. Отец в свои двадцать два, правда, блаженствовал: ещё неженатый, он учился в университете, успевая практиковаться в Шарите под покровительством Беллиного деда, и активно познавал женщин. Война для него начнётся только через год, в сорок первом. Отец ведь старше герра Бройта.
Но как же отец, такой опытный сердцеед, позволил какой-то невнятной оборванке надеть на себя хомут? Как он мог пойти на это? Какие условия она ему поставила, чтобы он не смог уехать в Берлин? На какую хитрость пошла? Неужели, правда, фрау Наталья испугала его Сибирью? Отец с первого взгляда создавал впечатление хваткого, волевого человека, с которым можно выбраться из голода и нищеты и попутно поставить на ноги сына. Конечно, фрау Наталья не растерялась и сразу взяла быка за рога, когда герр Бройт, по всей видимости, натешившись, бросил её.
Главное теперь – уговорить отца остаться. Белла хочет проводить с ним время, узнавать его, любить его. Он принадлежит ей – и никому больше.
Наташа пришла в свой обеденный перерыв. Принесла вкусные булочки из немецкой пекарни. Мы сидели в коридоре и молчали. Сегодня у них снова концерт. Она будет счастливо улыбаться под крики «браво» и получать роскошные букеты, а потом исполнит что-то на бис.
Но сейчас она едва дышала, как будто там, в одном из закоулков сердца, спрятавшись ото всех за тёмной ширмой, она оплакивала погибшую надежду.
А моё сердце пело, ведь я не ждал её сегодня, а она пришла. Но я не хотел прерывать нашу тишину, потому что любил читать на лице девчонки всё то, о чём она думала. Я всегда знал в такие тихие минуты, о чём её мысли. И на этот раз я мог только улыбаться им.
– Эрвин... – наконец, Наташа вздохнула, опять не додумавшись ни до чего толкового.
Я подал голос, не сводя с неё глаз. Мои дорогие люди, я был самым счастливым человеком. Её лицо, высеченное мастером, ваявшим нежный лик Нефертити, её волосы, сегодня наспех уложенные, её голос, ничуть не изменившийся за время, что я её знал... Я мог видеть её, мог вдыхать и мог слышать. Это всё без остатка было моим. Всё, кроме прикосновений. Всё, кроме её сердца. Но теперь и того, что было, хватало с лихвой.
– Эрвин, – сказала она, не поднимая глаз под тяжестью оплаканной надежды, – ведь иногда всё теряет смысл? Даже когда тебе кажется, что ты достиг, чего хотел?
– У Герхардта закончилась виза. Он слишком долго следовал за вашим театром по ГДР. Вчера вечером он заходил ко мне перед тем, как уехать. Он спрашивал меня о тебе.
Она посмотрела на меня широко открытыми глазами. Бледные черты приобрели цвет. Она задышала.
– Какое мне дело до его вопросов?! – Наташа пыталась нахмуриться, но у неё не получалось. – Ну и что, что он спрашивал, подумаешь...
Она расправила плечи, чтобы возмущаться было легче, но с каждой запинкой её губы вздрагивали, а глаза наполнялись бесценной горькой водой.
– Он мог бы и лично сказать... Он посчитал ненужным, потому что всё закончено... Ещё в посёлке всё было закончено... Все встречи и все чувства...
Я притянул её к себе, и она, уткнувшись в меня, разрыдалась. Поглаживая её волосы, я говорил:
– Герхардт стал очень неуверенным за эти годы... Он думал то же самое, что и ты, что с твоей стороны всё закончено... Но его чувства к тебе не изменились, Наташа.
Она затихла и немного отстранилась. Она была на расстоянии поцелуя.
– Откуда ты знаешь? Он сказал тебе? – девчонка почти рассердилась, ведь сокровенные вещи не выбалтывают всем подряд.
– Он не сказал. Я это знаю... Кроме того, Герхардт заявил, что готовит для тебя маленький сюрприз.
Она окончательно оживилась:
– Какой? Он приедет в Ленинград?
– Нет, девочка, – я вытирал её слёзы. – ФРГ в Союзе полюбят ещё нескоро. Но Герхардт надеется, что он тебе угодит.
Чёрт возьми, как же я хотел её поцеловать. Но я вовремя вспомнил, что жизнь уже и так подарила мне эту девчонку, которая была моей с того самого дня, как я вошёл в её дом новым советским гражданином. И она будет моей до конца моих дней – единственное сердце, которое я так и не сумел покорить.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZcQJpeqHF2fE6rD_?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link