Понимаю, друзья, что прощаться с зимой большинству из нас куда приятнее, чем встречаться с нею же. А уж в финальной стадии этого сезона и подавно. И тем не менее… помните, я тут одного инагента цитировал в начале декабря:
…Какая прелесть – все с нуля!
Как все светло и незнакомо,
И снегири!..
Согласно народной, а значит, проверенной на практике веками мудрости, там хорошо, где нас нет - нам и в жаркий летний полдень может взгрустнуться о том самом, от чего сейчас так хочется поскорее избавиться. Да ладно народная мудрость! Не великий мыслитель, но весьма талантливый сочинитель, а еще и мой старый приятель Стас Смолин в одной из Песен года представил песню Лето 2018, в которой больше всего запоминаются именно зимние детали. Красивая очень песня, я, пожалуй, вам ее сегодня в довесок к основной поиграю. Но сперва любому тексту требуется картиночка. Картиночка о заснеженных берегах таежных рек.
На самом деле, меня на эти мысли просто погода за окном вывела – не по-зимнему тепло, но при этом снег валит и валит. Коммунальщики сбились с ног, даже бульдозеры, похоже, немного устали, хмурые таксисты крепче вцепились в рули своих рабочих лошадок и стараются говорить поменьше, чтобы ненароком не сбиться на ту самую лексику, которая в такси не приветствуется, но в душе-то кипит и рвется наружу. Просто выйти в магазин становится маленьким приключением – дворы-то тоже не успевают почистить. А вот малышне радость – про снеговиков и говорить нечего, но буквально сегодня, по дороге в универ наблюдал веселую картинку – малыш со школьным ранцем на спине самозабвенно штурмует снежную гору, приготовленную к вывозу куда-то подальше от городских улиц. Весь с ног до головы уже сам снеговик снеговиком, но на мордашке читается, что он, вообще-то, отважный альпинист, и штурмует что-то совершенно неприступное и необычайно высокое. То есть, «снег, снег, снег, снег» - это кому-то и радость настоящая, не смотря на то, что другим – настоящая беда. Ну а поэтам – нечто, что может обернуться чем угодно, от тихой грусти и лирики долгой разлуки, до веселья или даже сарказма. Все зависит от того, с какой точки собственного настроения на это дело смотреть.
До лирики Стаса Смолина, да и лирики Александра Моисеевича мы непременно доберемся, как тот заигравшийся в альпиниста малыш, а вот песенку-контраст большой лирике тоже хочется сегодня поиграть – зря что ли я этим школьником любовался и в пробках мыкался, любуясь хмурыми усталыми бульдозерами на городских улицах! Пока ехал в такси, да еще и опаздывал, меня вся эта картина основательно бесила, а вот сейчас вспоминается с доброй улыбкой даже. Бесит, это, конечно, про бульдозеры, школьник-альпинист меня и сразу улыбнул.
И вот когда такое слышишь и такое видишь, начинаешь лучше понимать того же Смолина, не говоря уже о Городницком. Да, конечно, когда тонешь в снежной каше во дворе по пути в магазин, когда этот самый двор приходится не просто переходить, а буквально форсировать, когда привычные 20 минут поездки на такси увеличиваются вдвое, и боишься, что тебя могут и не дождаться, а обсудить есть что, и договориться кое о чем просто жизненно необходимо, начинаешь изо всех сил желать, чтобы вся эта снежная дребедень закончилась бы побыстрее. Но ведь и с доброй улыбкой, и даже с теплом на сердце все это тоже связано. Пусть не у тебя и не сегодня. Но кому-то же очень хорошо, и ты видишь, как этот кто-то просто счастлив, утопая в этом самом снегу, погружаясь не только в сугроб, но и в придуманную на ходу зимнюю сказочную игру.
И очень понятно, почему эта самая зимняя сказка жарким летом вызывает не жгучее желание закопаться, покататься или просто остудиться, а тихую грусть по поводу несбыточности этого желания. Не потому, что летом снега не дождешься, а потому, что эти желания – это желания того тебя, которого уже просто нет на свете. И давно нет. Сегодняшний ты, как бы тебе не желалось и не мечталось, не будешь прыгать с крыши в сугроб, не будешь штурмовать эвересты, изготовленные бульдозером, и шахтером, пробивающим подземные ходы сквозь эти эвересты тебе тоже уже не быть.
Ну и, собственно, то, ради чего весь сегодняшний выпуск Зимних песен – великая песня Александра Городницкого, известная всем поклонникам авторской песни от мала до велика, да и не только поклонникам, а и даже тем, кто нашу песню недолюбливает. И эти странные люди нет-нет с ужасом ловят себя на том, что Снег Городницкого сам по себе вдруг начинает звучать у них в душах как раз в тот момент, когда они уже готовы очередную гадость про бардов выдать.
Знаете, в прошлом году Роман Ланкин в студии Смо-Родина записал он-лайн концерт, и среди прочих песен спел и эту. Я ее тогда ставил в виде простого поста. И интересный тогда разговор в комментах случился – многим вариант Ромы не зашел. Но это и понятно, Александр Моисеевич в своем авторском исполнении блещет этакой суровой северной брутальностью прожжённого полярного волка. И это привычно. Мы любим авторское исполнение, принимаем его полностью и даже не задумываемся, а соответствует ли оно самой песне. А Рома возьми, да спой именно то, о чем песня-то и написана – о разлуке, о грусти, о любви и нежности. А еще о надежде на встречу. Понятно же, почему Городницкий поет так, как он поет – попав в эти самые полярные экспедиции в достаточно юном возрасте, он постоянно был вынужден доказывать свою непререкаемую мужественность. Иначе щуплому еврейскому мальчику не великого роста там было бы просто не выжить. Он сам несколько историй в своей книге След в океане рассказывает, в которых вопрос выживаемости для него был отнюдь не метафорическим, а вполне реальным. Вот и стала для него такая исполнительская манера в конце концов второй натурой на всю жизнь. И мы, кстати, ему очень за это благодарны, это же действительно круто. Но вот Роме показалось интересным в своем исполнении все это вычистить за ненадобностью – ему-то незачем быть таким суровым и таким брутальным, чай его-то зрители – не бичи и не сидельцы полярные, как у молодого Городницкого в экспедициях. Получилось неожиданно и как-то даже слишком нежно. Но слишком – это только в первом прослушивании, а потом понимаешь, что самые скрытые и потаенные смыслы и образы этой великой песни, они ведь именно такие и есть.
Я не стану вам ставить сегодня исполнительский вариант Ланкина, но рекомендую, если вас заинтересовали мои рассуждения, найти и послушать его самостоятельно. В конце концов наша песня – это еще и постоянный поиск, не стоит народ такого кайфа лишать. А я сегодня поставлю именно авторский суровый вариант Александра Моисеевича. В нем уверен любой из нас, он близок и любим любому из нас. И в этом, конечно, его непреходящая ценность. Хотя это, разумеется, вовсе не означает, что другие не нужны или даже просто не имеют права на существование.
